Мекленбургский дьявол (СИ)

Но Панин оказался не единственным, кто желал помочь своим товарищам. Командовавший сражением фон Гершов тоже не терял времени даром и приказал своим войскам наступать. Мекленбуржцы и русские солдаты, мерно шагая, двинулись вперед, наступая в сторону татарского лагеря. И как впоследствии оказалось, Кароль не ошибся. Значительной части, татар и ногайцев после того как была отбита их атака пришлось отступать практически вдоль линии полков нового строя.
Те, разумеется, воспользовались этим обстоятельством и, как говорят немецкие наемники, щедро отсыпали своему противнику свинцового гороха. Единороги тоже не молчали, и быстрое отступление крымчаков тут же превратилось в избиение.
Чтобы никому не удалось уйти внимательно следивший за ходом баталии фон Гершов, тут же послал в атаку конницу Михальского. Уже почувствовавшие вкус победы воины снова пришпорили коней и понеслись в сечу.
Не отставал от товарищей и Панин. Видя, что правое крыло войска уходит вперед, он распорядился разбирать завалы из рогаток, возов и застрявших на них убитых татар и идти вперед. Запрягать лошадей в пушечные упряжки было долго, поэтому самые большие орудия оставили на месте, а те, что поменьше покатили на руках.
Впереди в рассыпном строю двигались легконогие стрелки, за ними шли построившиеся в сотенные колонны охотники, а между ними пыхтящие от напряжения пушкари и приданные им на помощь матросы двигали артиллерию и зарядные ящики. И как только они сравнялись с линией мекленбуржцев, надежно подперев их левый фланг, Федя дал команду «Стой!». Охотники уже привычно развернулись в шеренги, пушкари выкатили орудия и сходу принялись палить.
Командовавший левым флангом Фролов к этому времени также получил через добравшегося к нему конного вестового приказ генерала фон Грешова идти вперед и атаковать сомкнутым строем отступающих татар. Понеже те не примут боя, следовало, заняв позицию перед вражеским лагерем, выдвинуть единороги и открыть огонь по составленным в табор арбам, за которыми стояли, так и не успевшие к большой драке секбаны и янычарская орта.
Наблюдать сражением издалека было для меня делом новым и непривычным. Однако личный опыт и богатое воображение без труда позволяли понять, что происходит сейчас предо мной. Многие тысячи конных воинов, разгромленные сосредоточенным артиллерийским огнем безуспешно искали выхода из ловушки. Уйти удалось немногим. Очень много их осталось на залитой кровью и усеянной телами людей и лошадей земле.
Честно признаться, я и сам оказался в шоке мощи оказавшейся в моих руках. Каково же было в этот миг татарам прежде ничего даже отдаленно похожего не испытывавших и не видевших?! По спине пробежал холодок, а вдруг в иной раз я сам и мои люди окажутся под столь губительным градом? Что делать тогда мне? Но прочь лишние мысли!
Джанибек, осознав масштаб катастрофы, понял, что эта битва проиграна и теперь остается лишь спасать свою жизнь, первым развернул коня и погнал его прочь. Следом за ним россыпью побежало все войско.
Наша конница продолжала преследовать врага, постепенно скрываясь за поднятым над сухой степью густым облаком пыли. И тут на самой грани горизонта появилась какая-то темная полоса. С каждой минутой она росла и ширилась, охватывая широкой дугой все пространство. Я смог разглядеть лес высоких копий над головами всадников.
— Это калмыки! Очень вовремя! Коня мне!
— Ваше величество, но ваша рана, — грудью встал на моем пути О´Конор.
— Чтобы тебя черти взяли, проклятый ирландец! — поморщился я в ответ. — Неужели, ты хочешь лишить меня самой главной победы в жизни?
— Неужели, государь, вы желаете, чтобы она стала последней? — сделал очередную попытку остановить меня лекарь, но тщетно.
И без того ерзавший от нетерпения Бурцов, кинулся ко мне и помог спуститься по крутым ступенькам вниз к коновязи, где нас ожидали оседланные лошади. Увы, но первая попытка взобраться на круп моего коня оказалась не слишком удачной, но к нам тут же пришли на помощь остальные придворные и помогли своему незадачливому монарху.
 
— Отец, я с вами! — попытался увязаться за мной царевич, но ни ему, ни Петьке ничего не обломилось.
— Оставаться здесь и осуществлять общий контроль! — велел им я, и пока обалдевшие от формулировки пацаны соображали, что это все значит, пришпорил своего скакуна.
— Будете языком трепать, как царя усаживали, всем языки поотрезаю! — посулил свидетелям моего позора Бурцов и понесся следом.
Ойраты подоспели очень вовремя. Зажатые меж двух огней татары не зная куда бежать, почти не оказывали сопротивления и гибли тысячами. Это был уже не бой, а резня. Калмыки кололи своими пиками, рубили саблями, топтали беспомощных врагов копытами коней, били на выбор стрелами из тугих луков, ловили искусно набрасывая на шеи врагов арканы.
Не отставали и рассвирепевшие от крови и битвы конники Михальского, и тем более донцы. Хорошо показали себя в деле и черкесы, которые, впрочем, единственные умудрились похватать и привести пред светлые царские, то есть мои, очи целую толпу пленных, как после посчитали, больше полутора тысяч человек.
Едва ли не хуже всех пришлось секбанам и янычарам. Пешие воины оказались брошены и забыты. Поняв, что расклады совсем не в их пользу, они отступили обратно в лагерь и засели там, отстреливаясь. Наши и калмыцкие всадники не стали их атаковать, а просто окружили на безопасном расстоянии цепью постов. Через некоторое время разбираться с ними пришлось подоспевшей пехоте.
— Ну что тут у вас? — поинтересовался я у фон Гершова.
— Пушки готовы, мой кайзер, — криво усмехнулся померанец. — Прикажете начинать?
— Кароль, дружище, не задавай глупых вопросов и пусть пушкари как можно быстрее разберутся с телегами, за которыми прячутся эти клоуны!
— Кажется, ваше величество, не желали крови местных христиан?
— У них было время подумать над своей судьбой, — отмахнулся я. — Бейте пока сами пощады не запросят!
Пока единороги «разбирали» вражеские баррикады к нам успели подойти отряды Панина с Фроловым, так что количество артиллерии громящих вражеский лагерь резко увеличилось.
— А ну-ка поддайте им жару! — велел я, наблюдая, как пушечные залпы в щепки разносят стоящий кругом возы.
— Может, все-таки предложим им сдаться? — в перерыве между выстрелами спросил Кароль.
— Ты думаешь?
— Полагаю, им уже достаточно, — скупо улыбнулся померанец.
— Ладно, отправляйте парламентера.
На переговоры от нас пошел Рожков. Он не спеша добрался почти до самой линии обороны секбанов и принялся, что есть сил размахивать привязанным к обломку пики белым полотнищем.
— Что тебе нужно? — крикнул ему кто-то из вражеского стана.
— Поговорить надо. Обещайте не стрелять и пришлите начальных людей послушать, что предлагает им наш царь.
После этого навстречу боярскому сыну вышли двое офицеров противника и испытующе посмотрели на моего посланца.
— Говори!
— Сдавайтесь, и мой государь сохранит ваши жизни. Сами видите, хан и его войско бежали, а вам против пушек не выстоять, погибнете все.
— Убирайся, гяур. Мы — газии — воины Аллаха. — Гордо ответил светлобородый чорбаджий явно славянского облика. Стоящий рядом коренастый чернобородый грек — предводитель секбанов лишь молча, испытующе глядел на моего посланника.
— Это ваш выбор, но стоит ли умирать в такой хороший день? Решайте сейчас, больше времени не будет, вместо меня снова заговорят пушки.
Мы с нетерпением ожидали возвращения Рожкова. Сказать по правде, я уже и пожалел, что послал его. А вдруг у кого из врагов дернется рука, убьют ни за что мужика. Потому, когда он таки добрался до нас, я мысленно перекрестился и облегченно выдохнул.
— Прости, великий государь, но я не выполнил твоего поручения. Они не желают сдаваться.
— Ну, что ж. Была бы честь предложена. Тогда делать нечего. Перестрелку вести не будем. Стройте полки в колонны, атакуем разом со всех сторон. И Кароль, не забывай пушки. Подведешь их на картечный выстрел и врежь упрямцам от души, а уж после, идите в штыковую.