Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ)
— Забавно было бы взглянуть на такие римские игры, — заметил попутчик. — Увы, змея — собственность этого восточного гостя, а собачка — купца второй гильдии, и я решительно не представляю…
— А вы представьте! — Я зло и резко оборвала этот монолог о праве собственников распоряжаться живым имуществом. — Представьте, что мой ребенок никогда не забудет это омерзительное варварство. И полновластного мужчину, созерцавшего его, но не остановившего. Ну а я…
Еще несколько слов — и начнется истерика. Оставался взгляд.
Но его хватило. Михаил Федорович все понял. Вздохнул, оправил мундир, вылез из пролетки. Мгновенно превратившись из учтивого попутчика в человека при исполнении.
Быстрым шагом прорезал расступившуюся толпу и изрек, демонстративно не глядя на удава у своих ног, будто чиновников они не едят.
— Так-с, кто это скоп собрал? Кто главный?!
Я знала, что термин «скоп» не только коммерческий, но также синоним «несанкционированного собрания» — «действуя незаконным скопом». Молодец, дядя-котик, правильный заход!
Толпа молчала, но расступалась. Парень в желтой рубахе, видимо русский антрепренер гадовладельца, несмело сказал:
— Да вот, ваше благородие, змеюку кормим щенком ненужным.
— Не слепой! — повысил голос дядя-котик. — А кто толпу собрал без дозволения начальства? А ну, покажи полицейское разрешение на спектакль в неположенном месте!
— Ваше высокоблагородие, — вежливо сказал пожилой купчина, опиравшийся на трость с золотым набалдашником, напоминавшим средневековое оружие дробящего действия, — вы уж простите, мы на зрелище собрались, вроде казни.
— Вроде казни? — изумился Михаил Федорович. — Вот что, почтенный, когда начальство приговорит этого щенка кнутом бить или змею скормить, вот тогда приходите и смотрите. А то собрались своевольно! Вот так-то бунты и начинаются! — резко закончил он.
Толпа, не без ворчания, принялась расходиться. Индус, все понявший, подхватил удава короткой рогулькой, сунул в мешок и куда-то понес.
Первая часть сделана. Но не оставлять же щенка хозяину-живодеру. Мы уедем, а эта паразитская морда подождет, мальчишку пошлет проверить, далеко ли отбыли. А потом сызнова устроит «казнь».
— Э-э-э, сударыня, змей не съест, так в Волгу кину, рыбам на корм, — с ходу ощетинился толстопузый купчина, воинственно выпятив бороду и при этом опасливо косясь на вернувшегося в пролетку Михаила Федоровича Второго. И только из-за его присутствия, видимо, купчина все же пустился в объяснения. Еще бы! У дворян к купцам здесь и сейчас отношение как к быдлу. И власть в руках — могут устроить серьезные неприятности.
— Бесполезная сучка, все одно сдохнет! У меня породистая кавказка семерых принесла, эта последка, да самая мелкая, хилая. Остальные-то от титьки оттирают, а она пищит без пользы. Кавказка слабую сама задавит рано или поздно, чего тянуть? Хотел в речку выбросить, дык вон хоть гаду на пропитание — и то смысел.
— Сколько? — просто спросила я, ни секунды не колеблясь. Выживет маленькая кавказочка или нет — потом разберемся. Но не выкупить ее сейчас — никак невозможно.
— Да у вас денег столько нет небось, — уже с большей осторожностью и заметной хитринкой в глазах начал торговаться купец. — Да и не хочу я ту сучку продавать. У меня породистые псы, красавцы, больших денег стоят. Редкость по здешним местам, с самого Кавказу собаки. И репутация-с. Три лавки колониальных товаров — не кот чихнул. А такими выщенками торговать, чтоб они, коли выживут да размножаться начнут, породу портить стали, — себя не уважать.
С ним все было ясно. Лиза, цеплявшаяся за мой подол, все это время молчала. Умница, доченька. Но я чувствовала, как малышка дрожит. Да и сама не оставила бы извергу щенка ни за что на свете. Но не тысячу же рублей платить за собаку? Даже не денег жалко (хотя жалко, они не с неба упали!), просто обидно толстомордого так ублажать. Будет потом рассказывать про бабу-дуру, которая за бешеные деньги негодную псицу купила.
Зато его три лавки — с колониальным товаром. Значит, и с сахаром. Значит…
— Ты, любезный, сахарных петушков на ярмарке видывал? — спросила я после короткого размышления.
— Детская забавка, — фыркнул купчина, но под густыми бровями явно загорелся огонь алчности.
— Забавка — не забавка, а хорошие деньги приносит. Недосуг мне до конца ярмарки людям своим ноги бить на конфектах детских. А формы оловянные, какие только у меня есть, думала продать. Даже интересанты из купцов уже наметились. Ярмарка, чать, не последняя. Хороший куш взять можно.
— Так это ваши, что ли, сударыня, людишки сахар на палки вертят? — сообразил купец.
— Мои. Но верченый секрет торговый дом Никитиных у меня уже выкупил. А вот петушков да белочек я пока не пристроила, замешкался Колесов.
— По рукам! — заспешил вдруг мой собеседник. — Все формы мне — и забирайте псину! Может, и выкормите на забаву девчушке.
Я незаметно оглянулась и заметила, как внимательно прислушиваются к нашему разговору подтянувшиеся обратно зрители. И среди них явно не простые зеваки — такие же купцы, как «заводчик» кавказцев. И явно еще минутка-другая — кинутся мне коммерческие предложения делать. Так и упустить можно хороший-то кус.
— Э, барыня! — подтвердил купеческие опасения чей-то голос. — Не торопитесь!
Глава 40
— Я вам, барыня-сударыня, таких кутят с десяток достану, коли мне формы и секрет, как цветных петушков делать, продашь, — высунулась из толпы еще чья-то борода.
Это словно послужило сигналом для остальных — торговый народ загалдел, то и дело выкрикивая новые предложения. Судя по ним, мой благородный порыв оказался непонятым. Мне сулили столь же беспородных и болезных щенят и котят, негодных кляч, сломанные тележные колеса, порванную упряжь, прохудившиеся лодки без уключин, дырявые зипуны — всё, что, по мнению купчишек, ценности уже не представляло, а вот чудаковатая барыня, может, и приобретет. Спасибо, хоть не хватило фантазии предлагать мне рукава от жилета.
Положение отчасти спас дядя-котик. Михаил Федорович, окончательно вошедший в образ грозной власти, приподнялся в коляске и гаркнул:
— Что такое, опять? Аукцион неразрешенный?!
Толпа не то чтобы разбрелась полностью, но сбавила активность, превратившись в обычных зевак. Разве что ворчали полушепотом: «Всегда начальство всё испортит».
Что же касается меня, то я сделала вид, что растерялась, а потом и задумалась. Посмотрела на давешнего купца, на совсем уже затихшую псинку.
— Сдохнет, небось, до балагана донести не успеете, — поддержали мои «сомнения» из толпы.
— Кто сдохнет, кто?! — громко завозмущался бородатый заводчик и живо подхватил щенка под пузико. — Смотри, лапы какие толстые! У меня даже последки в помете — не то что у некоторых, шавки подзаборные! Вы, сударыня, не сомневайтесь, — теперь уже не я уговаривала купца, а он меня. — Токмо твердую пищу сразу не давайте и молоком коровьим не поите, козье надобно, и маленько теплой водой развести. Тогда выкормите. Я вам способ подскажу. Будет хорошая охранница, к дочке вашей ни единого супостата не подпустит!
Я держала паузу, одновременно обняв Лизу за плечи и легонько ее поглаживая — мол, все будет в порядке. И не зря держала.
— А за формы те не грех честную цену заплатить, — сам проявил инициативу купчина. — Сколько спросите? Собачку, считайте, подарю вам!
— Деньгами не возьму, — решила наконец я. — А вот сахару тростникового продашь мне по оптовой цене пудов сто для начала. И чтоб без обману — сам понимаешь, я сахарное дело у нас в губернии знаю, в цене не ошибусь. А там, глядишь, постоянно у тебя покупать стану, если не пожадничаешь да с качеством не подведешь. Договоримся. У меня еще секретов много. Тот же цвет для конфектов.
— По рукам! — Купец так торопливо протянул мне широкую, словно лопата, ладонь, что я поняла — если и не продешевила, то убытка выжиге все одно не нанесла. Ну, так и я не без прибытка.