Туман войны (СИ)

Агафья Васильевна никак не могла поверить в то, что я являюсь врачом. Постоянно поминала это и периодически ошеломлённо покачивала головой. Девочки Соломона её тоже поначалу насторожили, но услышав какими именами мы к ним обращаемся немного успокоилась. Хотя всё ещё поглядывала на них с прищуром, когда те приносили заваренные Степанидой травы для Ольги.
Эта наша невероятна женщина даже тут умудрилась взять штурмом хозяйскую кухню. Правда быстро выяснилось, что серьёзных запасов в имении нет. И это скорее мы подкормим стариков, которые от тяжёлого времени питались пустою кашею наравне со своей челядью. Но перед отъездом Павел отправил человека, так что нам наверняка в скорости должны были подвести провизию.
Ну, а пока мы наслаждались с хозяевами гуляшом из «тушёнки», прибыли неожиданные гости, о приближении которых нам сообщили заранее. Почти вся группа татар осталась нам в охранение. Навыков своих они не растеряли. И посему все подходы к имению просматривались. Да и по словам жениха были сделаны какие-то «секреты».
В голосе Руслана, предупреждающего о подъезжающей группе, слышалось плохо скрываемое недовольство…
Вот как!? Как он нас нашёл?
В обеденную залу, раскрасневшийся от мороза заходил Давыдов. Лисий малахай, снятый с головы только в нашем присутствии, по-гусарски был отброшен назад. Темно-синий короткий кафтан, подбитый заячьим мехом, был подвязан кушаком. В купе с окладистой бородой Дениса Васильевича можно был принять за какого-то купца. Из-за спины ему тут же в руки кто-то подал огромный букет полевых цветов, который он разделил пополам, увидев хозяйку.
Чтобы никто не сомневался в его праве тут находиться, а хозяин дома, Владимир Петрович уже вставал с кресла, собираясь урезонить наглеца, подполковник представился сам, а также представил вошедших с ним людей. Ими оказались штабс-ротмистр Бедряга, поручики Бекетов и Макаров, а также казацкий командир — хорунжий Талаев, который явно чувствовал себя неудобно в нашем присутствии.
Давыдов с ходу завоевал милость хозяев. Вручив цветы, он сообщил, что привёз немного муки и тушу дикого кабана, которого его молодцы недавно изловили. Привнеся таким образом суматоху в наш тихий обед, все новоприбывшие тут же были усажены за стол, не смотря на неподобающий туалет. Денис Васильевич с лёгкостью занял место подле меня.
— Рад наконец видеть вас баронесса.
— Так вы знакомы с барышней? — удивилась Агафья Васильевна.
— Конечно! Мадмуазель Луиза с самого начала войны не покладая рук спасает русских солдат. Сам князь Багратион удостоился чести быть резанным этими ручками!
— Вообще-то я его всего лишь зашивала, — старательно не выказывая раздражения внесла ясность, продолжая трапезу.
 
 
В ужасах войны кровавой
 
Я опасности искал,
 
Я горел бессмертной славой,
 
Разрушением дышал;
 
И в безумстве упоенный
 
Чадом славы бранных дел,
 
Посреди грозы военной
 
Счастие найти хотел!..
 
Но, судьбой гонимый вечно,
 
Счастья нет! подумал я…
 
Друг мой милый, друг сердечный,
 
Я тогда не знал тебя!
 
Ах, пускай герой стремится
 
За блистательной мечтой
 
И через кровавый бой
 
Свежим лавром осенится…
 
О мой милый друг! с тобой
 
Не хочу высоких званий,
 
И мечты завоеваний
 
Не тревожат мой покой!
 
Но коль враг ожесточенный
 
Нам дерзнёт противостать,
 
Первый долг мой, долг священный
 
Вновь за родину восстать;
 
Друг твой в поле появится,
 
Ещё саблею блеснёт,
 
Или в лаврах возвратится,
 
Иль на лаврах мёртв падет!..
 
Полумёртвый, не престану
 
Биться с храбрыми в ряду,
 
В память Лизу приведу.
 
Встрепенусь, забуду рану,
 
За тебя ещё восстану
 
И другую смерть найду!
 
 
Хозяева, ошарашенные подобной эскападой [66], молча переглядывались между собой. Я же, старательно делала вид, что ничего не произошло. Даже не подняла на поэта взгляд, во время горячей декламации [67].
 
Поручики, пряча улыбку смотрели на обескураженного моей реакцией Дениса Васильевича. Герой-поэт явно не ожидал такого холодного приёма. Кажется я первая на его веку барышня, не обрадовавшаяся посвященным ей стихам. Повисла пауза.
— У меня завтра день ангела, — произнёс он обиженно.
Поздравления посыпались со всех сторон. Хозяин же дома даже изволил послать за последней припрятанной в закромах бутылкой вина. Подполковник почему-то выжидательно смотрел в мою сторону. Я с улыбкой тоже присоединилась к пожеланиям.
Давыдов что-то долго выискивал на моём лице.
— Мадмуазель, а у вас разве не сегодня день ангела? — наконец спросил но, увидев мой немой вопрос, продолжил, — я по «католикам» смотрел.
— Клейсты принадлежат к лютеранской церкви, — выдавила я из себя потрясённо.
Это что получается… он ко мне на день ангела примчался?
На лице поэта проявилось такое разочарование. Почти, как у ребёнка. А со стороны поручиков грянул прямо-таки громогласный хохот. Только хозяева делали вид, что ничего не происходит и лишь смущённо улыбались.
Дабы разрядить ситуацию, Денис Васильевич начал рассказывать о недавних подвигах его отряда и нашёл в лице Владимира Петровича благодарного слушателя. К несчастью хозяина, гусар ничего не знал о его сыновьях и мог только поведать, что недавно, благодаря расположению к нему отставного генерал-лейтенанта Шепелева, подполковник готовиться принять под свою руку ещё два казачьих полка из ополчения.
Мы уже перешли к чаю, когда в залу вошёл Руслан. Ступая совершенно не слышно, он зашёл ко мне за спину и тихо проговорил почти у самого уха о том, что к имению подходит ещё один отряд. Судя по его слишком сухой и отрывистой речи, приближающиеся люди были нам не знакомы.
Сидевший рядом со мной Давыдов встал и извинившись увёл татарина из комнаты, что-то активно с ним обсуждая. Судя по тому незаметному знаку, который показал подполковник своим сопровождающим, ничего страшного не происходило. Офицеры остались на месте, развлекая хозяев беседою.
Отсутствовал Денис Васильевич не долго. Вернулся же он в сопровождении ещё нескольких мужчин, как и он одетых в простую одежду. Но в отличие от присутствующих партизан, те не носили бороды, а были чисто выбриты, щеголяя усиками по последней моде. Это было таким явным диссонансом [68], что вызывало улыбку.
С удивлением узнала в одном из новоприбывших своего давнего знакомца. Имя его для меня так и осталось тайной, но именно ему тогда на балу я передавала деньги и документы, подготовленные Павлом. Что он тут делает?
Как я поняла, командовал этими странными людьми молодой мужчина, лет двадцати пяти. Круглолицый, темноволосый, с явной армейской выправкой, он источал какую-то непередаваемую уверенность. И хотя он улыбался, а лицо выражало расположение, глаза оставались удивительно холодными. Как будто жили какой-то своей, отдельной жизнью.