Развод. Мы больше не твои (СИ)

– Слышу мигалки, едут, – отвечает та с облегчением, выбегает из–за прилавка и торопится к старушке. – Потерпите, сейчас вам помогут, давайте присядем, – она осторожно опускает ее на пол. – Выпейте, – девушка берет бутылку воды с прилавка, открывает ее и подает старушке. – Еще помогает умыться, лейте воду на себя, не жалейте, бутылка за мой счет.
– Детки, – оборачиваюсь в сторону двойняшек, но у них все хорошо, они вместе играют снятым с меня шарфом, – умнички. Егор, вставай, давай я тебе помогу, потянул что–то?
После пережитого стресса меня накрывает непонятная эйфория, хочется радостно прыгать, безостановочно улыбаться, а еще двигаться куда–то стремительно, можно даже просто наматывая круги. И я направляю свою жажду деятельности на помощь Егору. Все–таки он герой.
– Давай тихонечко развернемся и обопремся о стену, – произношу, присаживаясь на корточки. – Ой, кровь, – добавляю, заметив красное на ладони, и лишь через полсекунды до меня доходит. – Кровь! У тебя кровь! Какой кошмар, ужас, ужас, ужас!
– Плечо задел этот идиот, – говорит Егор, тяжело дыша, – едва ли что–то серьезное.
Растерянно осматриваюсь, конечно, бинтами и аптечкой в целом вокруг и не пахнет. Стягиваю с себя шапку и за неимением лучшего, кладу ее на плечо друга и прижимаю, стараясь не акцентировать свои мысли на том, что его одежда уже вся в кровавых подтеках.
– Как удачно, что ты мерзлячка, – со слабой улыбкой на губах произносит Егор, – и до сих пор носишь шапку после захода солнца.
– Да потому что холодно! – чуть визгливо говорю, пытаясь унять дрожь во всем теле. – Я и детей кутаю, ни разу не северянка.
– Оо–л–яя, – растягивает гласные Егор и проводит пальцем здоровой руки по моей щеке, – красивая.
– Только не надо тут устраивать сцену прощания как в фильмах, хватит с нас на сегодня театральности, – произношу сквозь слезы, которые я даже не заметила, как пошли. – Ты мой герой, мой живой герой! – добавляю настойчиво.
– Ладно, тогда, может, просто простишь меня, раз я твой герой? И подаришь надежду на повтор нашего свидания? 
  
58
 
58 
– Ты тут истекаешь кровью, а можешь говорить только о горизонтальном общении со мной?! – возмущаюсь.
– Когда жизнь находится на грани, и перед глазами начинает мелькать тоннель со светом на конце, невольно вспоминаются самые лучшие моменты в жизни. И общение с тобой, несомненно, лидирует в этом списке, в горизонтальной плоскости особенно, – пафосно заряжает Егор.
– Я тебя сейчас стукну, – произношу строго, – если ты мне еще раз про тоннель расскажешь. Во–первых, я суеверная, и шутки на подобные темы для меня неприемлемы. А во–вторых, я не глупая восторженная дурочка, чтобы подобным подкатом меня можно было склеить.
– Зато ты перестала нервно трястись, – довольно парирует Егор, – значит, я все же добился того, чего хотел.
Тут он болезненно кривится, а я с беспокойством замечаю, что его лицо стремительно сереет.
– Ты прав, – ласково провожу рукой по лбу Егора, – ты абсолютно прав. И, конечно, я тебя прощу, уже простила.
«А еще, кажется, полюбила, – договариваю про себя, – но тебя я не буду пугать своими чувствами».
Вскоре к нам приезжает помощь. Лежащего рядом грабителя утаскивает полиция, по второму отправляют ориентировки для розыска. Девушка–продавец дает показания.
Скорых приехало целых два экипажа, в одном увозят бабушку, которая держится молодцом, а во второй забирают моего Егора.
Подкатываю коляску с детьми, занятыми подарками от благодарной девушки–продавца. Вдобавок она вручила мне пакет с тортом, за которым я, собственно, и отправлялась, и добавила фруктовые вкусности для двойняшек. Денег с меня она не взяла, а я слишком спешила, чтобы спорить. Нужно проследить, как погрузят Егора и узнать, где его разместят. В итоге я лишь благодарно кивнула с вымученной улыбкой и поспешила на улицу.
– Супруга, поедете? – обращается ко мне хмурый медбрат.
 
Смысл его слов не сразу доходит до меня. Наверное, что–то такое отражается на моем лице, потому что он предлагает настойчивее.
– Вам бы не помешало, заодно что–нибудь успокоительное вам вколем.
– А коляска? – только и могу уточнить, часто–часто хлопая ресницами.
– Один момент, – он как пушинку поднимает двойную коляску, подмигивает детям, а потом подает мне руку. – Прошу. Вас не буду поднимать, не просите.
– Д–да и не надо, – краснею и быстро запрыгиваю в машину скорой помощи самостоятельно, не воспользовавшись предложенной помощью.
Медбрат залезает следом и закрывает дверцы.
– Поехали, – говорит своим коллегам, а потом склоняется над Егором.
Я ставлю коляску на тормоз, и сама скромненько вжимаюсь в угол автомобиля, присаживаясь на жесткое сиденье, как будто специально установленное здесь для таких, как я.
Двойняшкам весело, их вечер полон новых впечатлений. Чего не скажешь обо мне.
Нет, я, конечно, тоже испытала сплошь новые впечатления. Ни разу до сегодняшнего дня я не находилась в магазине, который грабят, как в фильмах про криминальную глубинку. Но еще раз попасть в подобную ситуацию я не хочу.
Пытаюсь переключиться, думаю о том, что дома закончился хлеб, а я его не купила, надо будет сходить. Но при визуализации нового похода за продуктами мне становится нехорошо. Пульс мгновенно подскакивает до критических отметок, и становится трудно дышать. Кажется, что сердце вот–вот остановится, или я задохнусь.
Щипаю себя за кожу на руке, приказывая глубоко дышать под счет. Ко мне пришла паническая атака, и с ней нужно бороться сразу, если оставить ее на потом, будет только хуже. В конце концов, в больших супермаркетах с охраной и тревожными кнопками сценарий сегодняшнего вечера практически невозможен.
«Практически! Вот именно!»
Эта самая ничтожная вероятность и невозможность найти стопроцентную гарантию безопасности ни в одном из магазинов мира открывает у панической атаки второе дыхание, а ведь она уже начала спадать.
«В большом магазине могут подойти лично и, ткнув пистолетом вбок, ограбить».
Пульс набирает невероятную скорость, в легких совсем заканчивается кислород…
  
59
 
59 
Яростно трясу головой. Я не могу потерять сознание из–за расшалившейся психики. Медбрат занят Егором, помощь нужна ему, не мне. И детки рядом, я за них ответственна двадцать четыре на семь, я не могу впадать во всякие паники.
Заставляю себя подумать о чувстве, которое я обнаружила в себе, при разговоре с одноклассником. Неужели мысль о влюбленности была не импульсивной?
Перед глазами мелькают моменты общения с Егором. Его чуть насмешливый взгляд, когда он приходил к нам ранним утром, а я встречала его лохматая со сна. Всегда ободряющая улыбка, что бы я не рассказывала о детях, даже самое незначительное. С ним вообще очень легко говорилось о двойняшках, что удивительно. А молодую мать хлебом не корми, дай побольше рассказать о том, что делали ее детки.
Далее воспоминания становятся серьезнее, например, мощная поддержка с Глебом. Фактически, Егор полностью избавил меня от любой нервотрепки, связанной с разводом. Это ли не поступок настоящего мужчины?
И не нужно говорить, что Егор является моим адвокатом. Я ему не плачу!
Ну и наконец, его прикосновения…
Даже целомудренные подушечками пальцев по щеке, такие простые и в то же время разжигающие огонь, приправленный бескрайней нежностью внутри меня, все это заставляет мое сердечко трепетать при одной мысли о Егоре. Поцелуи и вечер любви можно уже даже не вспоминать, и без того понятно, какие эмоции они у меня вызовут.
– Так, приехали. Сами спуститесь, дамочка? – медбрат вырывает меня из грез о Егоре.
– Что? – растерянно оглядываюсь и почти мгновенно спохватываюсь. – Конечно, я готова, как скажете, я сама, – мельтешу суетливо.