Радогощь (СИ)

– Что происходит? – шепчу я.
– Ты мертвая, – говорит мне Олеся.
Всхлипываю.
– Но я же чувствую боль, – возражаю я.
– Это тебе только кажется, ты помнишь, те ощущения, что были у тебя при жизни и твой мозг подает их тебе, а на самом деле ты ничего не чувствуешь, ничего не осязаешь, – объясняет она.
– Олеся, я не хочу так, я хочу быть живой! – кричу я, – верните мне мою жизнь!
Но Олеся молчит, только улыбается.
– Это невозможно, – тихо произносит она.
– Ты говоришь так, как тот отшельник, – бурчу я, обхватывая себя за плечи.
– Какой отшельник? А, страж между мирами, – кивает она. – Ты его видела?
– Да, пару раз. Он похож на ворона и ещё у него есть мешок с черепами. Он кидал их в котел и заплетался пар, образуя портал в наш город. Я хотела сбежать…
– У тебя бы не получилось, глупенькая, – говорит она, поглаживая мою руку. – Когда ты его видела?
– В лесу, как только мы сбежали, и потом в Небыдовке, – отвечаю я.
– Ну, всё верно. Ты видела его в последний день истинной недели и в последний день истинного месяца. Тогда ты можешь увидеть немного свой мир, но попасть обратно невозможно.
– Что за «истинный»?
– Древнеславянский календарь, когалы живут по нему, а не по общепринятому григорианскому. Его и называют «истинным». Он очень удобен – в неделе девять дней, а в месяце сорок. И каждый месяц ровное количество дней, и каждый месяц начинается с понедельника, – объясняет она. – Вот ты и видела наш прошлый мир на девятый, а потом на сороковой день после своей смерти.
– Нет, ещё недавно, вчера я попала даже в наш мир, через калинов мост.
– Это было не вчера, а полгода назад. Ты проспала последние месяцы. Слишком уж ты непоседливый мертвец, оказалась, поэтому тебя усыпили до срока. Через полгода после смерти тоже открывается портал в тот мир, но стражи возвращают всех обратно.
– Угу, – бурчу я. – Меня они и вернули.
– Вот и хорошо, – улыбается Олеся. – Ты всё равно не смогла жить среди живых, ты мертвая.
– А как я попала сюда? Я вообще парилась в бане…
– Всё правильно. Когда вышел срок, исполнился год, бабка Ягодина переправила тебя сюда через древний портал – баню. Славяне испокон веков отправляли мертвых через баню. Там, где встречаются четыре стихии – огонь, вода, земля и воздух, там и мертвые находят свой дальнейший путь. Её порой просто бабкой Ягой кличут.
Вздрагиваю от этих слов.
– В смысле?
– Ну, а ты думала? Неспроста же её превратили в страшного сказочного персонажа, нельзя всем всю правду рассказывать. Бабка Ягодина охраняет проход от живых к мертвым и переправляет через портал в бане. Помнишь, как в сказке: «накормила богатыря, в баньке попарила, спать уложила и дорогу к Кащею показала». То есть проводила в мир мертвых.
Хмурюсь, вспоминаю картину с изображением бабы Ягы в доме у Серафимы Трофимовны и понимаю, что Олеся права.
– А Корней Иваныч – волчий шаман, Кащь, в сказках о нем говорится, как о Кощее Бессмертном, – продолжает она рассказывать.
– Постой, но если и ты умерла, то как ты родила ребенка? – вдруг вскидываюсь я. – Мертвые не рожают детей!
– Меня оживили с помощью живой воды, я же рассказывала. Когда отрезали голову, спрыснули мертвой водой и голова приросла обратно. Потом облили живой и я ожила, скоро перейду в другое измерение. И ты можешь тоже перейти. Елисей ещё ждет тебя. Он же тебе понравился?
– Ну, понравился. Но я всё равно хочу домой, – капризно добавляю я.
– Но это невозможно, Дарина. – Олеся обнимает меня. – Я рада, что ты у меня есть. Что ты здесь. Тут хорошо, но мне так не хватало тебя. И я буду счастлива, если ты тоже перейдешь со мной.
Тыкаюсь мокрым лицом в её грудь, как я устала от всего этого, а сейчас так хорошо прижаться к родному дорогому человеку.
– А Лера? Что с ней? И с Даней? – вдруг вспоминаю я про ребят, которые были с нами.
– Лерина урожденная когалка, просто иногда выходит в мир и приглашает людей со стороны, тоже для поддержания рода. Они так часто делают, иначе племя не сможет выжить, без притока свежей крови, – объясняет Олеся. – Даниил согласился, и она привезла его.
 
– Он согласился, а меня ты не спросила – хочу ли я этого! Против моей воли притащила, обманула, – угрюмо бурчу я.
– Ну, извини, – спокойно произносит она. – Я очень тебя люблю и не хотела с тобой расставаться.
– Послушай, – говорю я и стискиваю Олесину руку. – Если баба Ягодина проводник, то она может вернуть меня обратно к родителям?
– Нет, Дарина. – Олеся гладит меня по голове. – Ты не сможешь вернуться. Как ты это не понимаешь? Ты теперь в другом мире и цени то, что есть. Ты уже взрослая, хватит цепляться за родителей. Елисей любит тебя, свяжи свою жизнь с ним.
Я слушаю её и плачу, кладу голову на её колени, она гладит меня успокаивает. У меня слипаются глаза, то ли от чая, то ли от переживаний. Перед глазами встает картина того момента, когда Олесе перерезают горло. И не верится, что уже год прошел с того момента, а я будто всё проспала или ходила какая-то одурманенная. Тут мне приходит в голову, что это всё из-за чая, терпкий он, и на каких-то травах. По началу вроде вкусный, бодрит, а потом противная горечь во рту и спать всё время хочется, голова становится тяжелой. Незаметно засыпаю.
И снится мне будто я бреду по темному лесу, опавшая хвоя больно колет мои босые ноги, но я всё равно упрямо иду вперед, раздвигаю тяжелые еловые ветви, продираюсь сквозь дерби молодняка, пока не упираюсь в ворота. Так забавно – забора нет, а ворота есть, огромные дубовые, на филенках вырезаны диковинные птицы и звери. Можно же просто вокруг обойти и дальше продолжить путь, но я отчего-то знаю, что нужно пройти именно через эти ворота.
Застываю на месте, обводя пальцем контуры вырезанных животных, мне страшно толкнуть створки и войти. Неизвестно, что меня там ожидает, плохое или хорошее. А если я снова попаду в какое-нибудь жуткое место на подобии Небыдовки? От этой мысли мурашки бегут по всему телу. Но я всё равно набираюсь храбрости и толкаю створку. Ворота с громким скрежетом распахиваются, пропуская меня внутрь. Вхожу и они так же оглушительно захлопываются позади меня.
Оглядываю место, куда я попала. Это ровно очерченная зеленая полянка, трава аккуратно скошена и собрана, вдалеке вижу стог сена и литовки, а впереди высятся амбарные постройки. Пересекаю поляну, подхожу ближе. Тут каменный очаг выдолблен прямо в скале, на нем огромный котел, возле него валяются пустые мешки. С моим появлением вдруг взметаются ввысь черные вороны и начинают кружится над поляной. Слышу шаги, оборачиваюсь – ко мне хромая направляется всё тот же отшельник в знакомой шкуре с черными перьями. Один из воронов, самый большой, садится ему на плечо, и отшельник кормит его сырым мясом.
– Всё никак не уймешься? – хрипло говорит он, подходя ближе ко мне. – Я же тебе сказал, невозможно то, что ты просишь.
– А просто показать можете? – жалобно прошу я, – в последний раз взглянуть на свой мир, до того, как я его навсегда покину.
– Не время ещё, позже приходи, – отвечает он. – Не видишь, у меня и очаг остыл и в мешках пусто.
– А когда? – спрашиваю я.
– Я сам тебя позову, – отвечает он.
Нервно сглатываю, киваю.
– Значит, мне уходить? – спрашиваю его.
– Да, – кивает он.
Разворачиваюсь и медленно бреду обратно, чувствую его пронзительный взгляд, направленный мне в спину и мне становится не по себе. Обнимаю себя за плечи, ежусь, стараюсь быстрее пересечь полянку и вдруг вижу нелюдей. Они притаились в тени сосен, только их темные мантии колышутся на легком ветру, в их бледных руках зажаты литовки и острые лезвия сверкают на длинных косовищах. Замираю. Мне страшно покидать этот круг, кажется, что если я выйду за ворота, то они накинутся на меня.
– Что же ты не выходишь? – вдруг раздается голос позади меня.
Вздрагиваю, оборачиваюсь и вижу отшельника. Как-то незаметно он подобрался ко мне, что я даже не услышала его шагов. Или он всё это время шел за мной по пятам?