Призраки не умеют лгать

Бабушка была точна, телефон тренькнул через полминуты.
– Слушаю, – выдохнула я в трубку.
– На месте?
– Да.
– Хорошо. Оставайся там, скоро за тобой приедут. Чья могила?
Я обернулась, силясь прочитать витиеватую потемневшую надпись. Мавейлик Ильич Ветродуев. Родился, умер, две строчки эпитафии на холодном граните – всё, что осталось от когда-то жившего человека.
– Не знаю, мужик какой-то. Умер ещё в прошлом веке.
– Никого посвежее не нашлось? – Наверное, она пыталась пошутить.
– Извини, не было времени выбирать, но, если хочешь, поищу.
– Нет уж, сойдёт и этот, вековой давности, – фыркнула она, но тут же серьёзно добавила: – Лен, ничего не бойся, мы будем говорить, пока тебя не заберут.
Последнее слово неприятно царапнуло.
– Меня арестуют?
– Делом займётся лучший специалист.
– Меня арестуют? – Мне нужен был ответ на вопрос.
– Есть процедура. По-другому им тебя не защитить. Ты же знаешь, пока рядом псионник, ни один блуждающий не осмелится приблизиться.
Мы ненадолго замолчали, я размышляла, в трубке слышалось сиплое бабушкино дыхание, возможно, она простудилась, но тогда я не обращала ни на что внимания.
– Я никого не убивала.
– Знаю, – всего одно слово, а облегчение было таким, будто с плеч сняли неимоверный груз. – Во-первых, ты не способна прихлопнуть даже паука, что уж говорить о человеке. А во-вторых, передо мной сейчас сводка смертности: в Вороховке за последние полгода не было ни одной неидентифицированной насильственной смерти. Всех убийц либо задержали, либо это вопрос ближайшего времени, вина установлена с вероятностью более восьмидесяти процентов. Не волнуйся, ребята во всём разберутся. А если нет, им же хуже. – Ещё одна попытка пошутить, и в этот раз я не удержалась и хихикнула. У бабушки уже года два как парализовало ноги, иначе она б ни за что не вышла на пенсию и руководила бы службой контроля минимум ещё лет десять.
– Бабушка, а почему кладбище? Любой бы убежал отсюда при первой же возможности.
– И напрасно, – она фыркнула. – Блуждающие «живут» по своим законам. Они привязаны к двум местам: к месту погребения и месту смерти. Это их личная территория. Чужая могила для призраков «нулевое поле», посторонний блуждающий не может пересечь границу. Пока ты там, для других призраков ты не существуешь, только для хозяина захоронения. Будем надеяться, что ты выбрала могилу не того, кто пытался тебя убить. Иначе глупо получится.
– Да уж. – Мне стало неуютно, хотя о каком уюте вообще может идти речь на кладбище.
– Вероятность один к паре десятков миллионов, примерно столько здесь захоронено, если мне не изменяет память. Неплохие шансы, – продолжала рассуждать бабушка. – Для тебя сейчас нет места безопаснее. Хозяину могилы ты не враг, пока не собираешься её разрушать.
– Торжественно клянусь ничего не раскапывать, – пообещала я.
– Надеюсь. Только обвинения в осквернении захоронения не хватает, – бабушка снова стала серьёзной.
– Как вы узнали? Ну… вы же звонили, ты, мама. Вы знали – что-то случилось.
– Злата позвонила в истерике, твои камни сошли с ума – вид-арт светился, а сем-аш вибрировал так, что свалил с полки всю шкатулку.
– Мама, – простонала я.
– У тебя сейчас не о том голова должна болеть, – чётко, я бы даже сказала, жёстко проговорила бабушка. – С родителями потом будешь объясняться.
– Хм, – кашлянули позади.
От неожиданности я дёрнулась и чуть не выронила телефон. Красивая высокая брюнетка стояла у ограды и нетерпеливо постукивала по ней перчатками. Псионники никогда не пересекали границ захоронения, что порождало множество слухов и подозрений.
– Лена? – Голос из трубки звенел, как натянутая струна.
– Кажется, за мной пришли.
– Попроси показать камень.
Я кивнула, словно Нирра могла меня видеть.
– Предъявите, пожалуйста, кад-арт. – На последнем слове голос дрогнул. Я не знала, чего хочу больше: оказаться в безопасности или избежать ареста. Девушка расстегнула верхнюю пуговицу элегантного синего пальто и, поддев длинным ухоженным коготком цепочку, вытащила наружу кристалл. Вернее, муляж. Продолговатый кусок пластика размером с палец – визитную карточку и удостоверение псионника.
 
Только псионник может разгуливать по кладбищу без защиты разума, только они могут позволить себе такую роскошь. Давным-давно в империи действовала банда мошенников. Изготовив несколько муляжей и спрятав настоящие камни в потайные карманы, они представлялись сотрудниками службы контроля, предлагали людям «защиту», получали деньги и смывались с ними. Но, насколько я помню из школьного курса истории, их деятельность была пресечена очень быстро. Император сразу ввёл смертную казнь за подделку кад-артов, и больше желающих повторить подвиг казнённых не нашлось.
– Всё в порядке, – сказала я в трубку. – Позвоню позднее.
Я захлопнула телефон и посмотрела на девушку. Она, в свою очередь, на меня. Картинка наверняка ещё та. Мелкая щуплая девица с взглядом затравленного зверька, в грязной одежде сидит прямо на земле, на кладбище. Опухшее от слез лицо в разводах косметики.
Уцепившись за памятник, я неловко встала и огляделась.
– А где остальные?
Девушка фыркнула.
– Тебе меня мало? Могу выдать наручники.
Я мотнула головой и вышла за ограду.
– Если не возражаешь, пойдём по тропинке. Тебе, как я понимаю, без разницы, а мне нет.
Незнакомка даже ни разу не оглянулась, увязающие в земле шпильки волновали её гораздо больше преступницы. Оно и понятно. Деваться мне некуда.
В Империи убийств совершается чрезвычайно мало. И причина отнюдь не в миролюбивости граждан, а в проклятии этой земли – блуждающих. Если убил человека, неважно, как, умышленно или оборонялся, у тебя есть три пути. Первый, самый простой, – пойти в службу контроля и покаяться. Второй, самый сложный, – покончить жизнь самоубийством. И третий, самый рискованный, – бежать и молиться.
Убитый вернётся блуждающим и отомстит. В атаку на разум призрак вложит всю боль, обиду и ненависть. Напряжение свыше десяти онн – и убийца умрёт от тех же ощущений, что и его жертва. Вернувшийся спроецирует свою смерть в разум убийцы. Но бывает и по-другому: мозг не выдерживает раньше, чем отказывают остальные органы, и стирается. Не только память, а абсолютно всё. Тело есть – разума нет, не человек, растение. Неизвестно, что хуже, умереть сразу или лежать несколько лет без разума, без движения?
Умерший от естественных причин также может вернуться, мстить он будет не убийце, а людям, когда-либо обидевшим его. Причём это принимает просто маниакальный размах. К примеру, наступил человеку на ногу и не извинился, будь уверен, блуждающий этого не забудет. Такие атаки не представляют вреда для жизни или разума, их напряжение пропорционально нанесённой обиде.
Так в моей жизни появилась Эилоза. Как-то раз компания нетрезвых подростков, обосновавшаяся в дверях маршрутки, отказалась посторониться и выпустить меня из транспорта, мотивируя это надписью «в час пик остановки только в оборудованных для этого местах». Не знаю, кто был прав в той ситуации, но денёк и так выдался сложный. Вялотекущий конфликт перерос в безобразную ссору с ругательствами и рукоприкладством. Подбадриваемая пассажирами, я вытолкала в открытые двери девчонку и парня. Остальные подростки, на моё счастье, вступились за товарищей лишь словесно. Парень приземлился на ноги, а вот Эилоза неловко упала. Я перепрыгнула через девочку и была такова.
Откуда мне было знать, что через полгода девочке поставят страшный смертельный диагноз. Подросток, не слушая родителей и врачей, не веря в существующие методы лечения, выбросится с чердака десятиэтажки, а ещё через неделю объявится у меня. Нет бы родителей навестить! Парадокс. Блуждающие никогда не приходят к любимым. Именно потому, что любят. А причинять им боль призраки не хотят, и обиды тут роли не играют.
Скрыться от мести умерших можно. Отдаляясь от места захоронения, мёртвый слабеет и атаковать с прежней силой не может. В теории, если ты успеешь уехать достаточно далеко, смерть разуму не грозит. Но у этого способа есть один недостаток, и существенный. Способность призрака материализоваться не исчезнет. Ты всё равно умрёшь: от ножа в спину, от яда в суп или кто-то подтолкнёт в спину, когда будешь стоять на лестнице – одно усилие до того, как тело блуждающего разлетится брызгами, но хватит и его.