В стране мехов (иллюстрации Риу Эдуарда)

наступит смерть от холода, самая ужасная из всех смертей.
Несчастные колонисты, прижавшись друг к другу, сидели у охладевающей
уже печки, чувствуя, что у них кровь начинает леденеть. Но никто
не жаловался. Даже женщины геройски переносили мученья. Миссис Мак-
Нап судорожно прижимала ребенка к своей охладевшей груди. Некоторые
из солдат дремали, или, вернее, были погружены в какое-то оцепенение, не похожее на сон.
В три часа утра Джаспер Гобсон подошел к термометру, висевшему
в зале, в трех метрах от печки.
Термометр показывал четыре градуса ниже нуля (двадцать градусов
ниже нуля по Цельсию).
Лейтенант провел рукою по лбу. Взглянув на своих товарищей, составлявших
тесную молчаливую группу, он глубоко задумался.
В эту минуту чья-то рука легла на его плечо. Он вздрогнул и обернулся.
Перед ним стояла Полина Барнетт.
— Надо что-нибудь предпринять, лейтенант Гобсон,—проговорила энергичная
женщина.—Не можем же мы умереть, не сделав ничего для нашего
спасения!
— Да,—отвечал лейтенант, чувствуя прилив энергии,—надо что-нибудь
сделать!
Лейтенант позвал сержанта Лонга, Мак-Напа и Райя, т.-е. самых отважных
людей всего отряда. Все они вместе с Полиною Барнетт подошли
к окну и, промыв его горячей водой, взглянули на висевший снаружи
термометр.
— Семьдесят два градуса (сорок градусов ниже нуля)!— вскричал
Джаспер Гобсон.—Нам остается, друзья мои, выбирать одно из двух: или рисковать жизнью, решившись итти за дровами, или сжечь понемногу
скамьи, кровати, перегородки—одним словом—все, что только может гореть
в печке! Но это средство будет последним, потому что холод может
еще продолжиться, и ничто не предвещает перемены погоды.
— Надо рискнуть!—ответил сержант Лонг.
Такого же мнения были и оба товарища сержанта.
Затем, посоветовавшись между собою, все решили следующее: Один
из солдат побежит к сараю, в котором сложены дрова. С собою он
должен взять длинную веревку, обмотанную вокруг него, и захватить
еще другую веревку, конец которой останется в руках его товарищей.
Добежав до сарая, он живо наложит дров на сани и привяжет к ним веревку, чтобы можно было подтащить сани к дому; другую веревку он прикрепит
к задку саней, чтобы притянуть сани обратно в сарай. Таким
образом предполагалось установить сообщение между домом и сараем.
План этот, очень умно составленный, мог, однако, не удасться по
двум причинам: во-первых, дверь сарая могла быть занесена снегом, и ее
будет очень трудно отворить; во-вторых, можно было опасаться, что медведи
покинут крышу и спустятся во двор.
Сержант Лонг, Мак-Нап и Райе, все трое, предложили одновременно
свои услуги. Но сержант настаивал, чтобы это дело было поручено ему, как человеку одинокому, тогда как оба товарища его были женаты. Что
же касается лейтенанта, который тоже хотел итти за дровами, то Полина
Барнетт остановила его следующими словами:
--- Мистер Гобсон,—сказала она,—вы наш начальник, ваша жизнь
необходима всем нам, и вы не имете права ею рисковать.
Лейтенанту пришлось согласиться со словами Полины Барнетт. Из
трех, желающих итти в сарай за дровами, он выбрал сержанта Лонга.
Остальные обитатели форта оставались безучастными, так как находились
в каком-то полусонном состоянии и ничего не знали о предполагавшейся
смелой попытке.
Были приготовлены две длинные веревки. Одну из них сержант об-
рязал вокруг пояса, поверх шкур, в которые он закутался и которые
представляли собою ценность больше чем в тысячу фунтов стерлингов.
Другую веревку он привязал к поясу, на которой повесил огниво и заряженный
револьвер. Прежде, чем уйти, он выпил полстакана виски: „Чтобы
запастись топливом“ ,—сказал он.
Тогда Гобсон, Лонг, Райе и Мак-Нап прошли через кухню, в которой
плита уже совсем остыла, в коридор. Райе поднялся к двери чердака и, приотворив ее, удостоверился, что медведи находились на крыше. Значит, можно было начать действовать.
Когда открыли первую дверь в сенях, Гобсон и его спутники сразу
 
почувствовали, что их охватил страшный холод. Затем открыли и вторую
дверь, выходящую прямо во двор. В ту же минуту они почувствовали, что задыхаются, и подались назад. Сырость ворвалась в коридор, сгустилась, и тонкий слой снега покрыл пол и стены.
Воздух снаружи был необыкновенно сухой, и небо было усеяно яркими
звездами.
Сержант Лонг бросился бежать, увлекая веревку, конец которой остался
в руках его товарищей. Наружную дверь закрыли; Гобсон, Мак-Нап и
Райе вошли в коридор, затворив за собою и вторую дверь, и стали ждать.
Если Лонг не вернется через несколько минут, можно будет предположить, что ему удалось наполнить сани дровами; для этого, конечно, не потребуется
больше десяти минут, если только дверь не занесена снегом.
В это время Райе наблюдал на чердаке за медведями. Благодаря
очень темной ночи, можно было надеяться, что они не заметят сержанта.
Через десять минут после ухода Лонга Джаспер Гобсон, Мак-Нап и
Райе возвратились в узкий проход между двумя выходными дверями и
стали ждать условного знака, чтобы притянуть к себе сани с дровами.
Прошло еще пять минут. Веревка, конец которой они держали, оставалась
неподвижной. Можно себе представить их беспокойство! Сержант
отправился уже четверть часа тому назад,—этого было вполне достаточно
для нагрузки саней,—и до сих пор не подавал условного знака.
Джаспер Гобсон подождал еще несколько секунд, затем, натянув веревку,
он приказал тащить ее к себе. Если дрова еще не наложены, сержант
может им дать знак остановиться.
Веревку потянули со всей силы. Какой-то тяжелый предмет стал медленно
подвигаться к дому. Через несколько секунд этот предмет уже был
у входной двери...
Это было тело сержанта, привязанное за пояс. Несчастный Лонг не
успел даже добежать до сарая. Пораженный холодом, он упал на дороге
и, конечно, его тело, пробывшее двадцать минут на морозе, могло быть
лишь трупом!
Мак-Нап и Райе с криком ужаса поспешили перенести тело сержанта
в коридор; но в ту минуту, когда лейтенант хотел запереть наружную
дверь, он почувствовал сильный толчок, сопровождавшийся ужасным ревом.
— Ко мне!—закричал Джаспер Гобсон.
Мак-Нап и Райе бросились на помощь к лейтенанту, но их предупредила
Полина Барнетт, старавшаяся изо всех сил помочь ему удержать
дверь. Громадный медведь, навалившись всей своей тяжестью, все больше
и больше отодвигал дверь, увеличивая проход в коридор.
Тогда Полина Барнетт выхватила револьвер из-за пояса лейтенанта и, выждав, когда громадная голова медведя показалась в дверях, всадила
пулю в открытую пасть зверя.
Медведь упал назад, убитый насмерть, и дверь была забита наглухо.
Тело сержанта сейчас же было перенесено в залу и положено около
печки. Но в ней лишь тлели последние уголья! Каким образом оживить
несчастного? Как вернуть его к жизни, которая, казалось, покинула его?
— Я пойду!— вскричал кузнец Райе.—Я пойду за дровами, или...
— Да, Райе,—раздался чей-то голос возле него,—мы пойдем вместе!
— Нет, нет, друзья мои,—закричал Гобсон.—Вы погибнете или от
холода, или от медведей! Сожжем здесь все, что может гореть; а там уж
будь, что будет.
Тогда полузамерзшие люди вскочили и, как безумные, принялись рубить
топорами все, что попадалось под руку. Скамейки, столы, перегородки—
все было разбито, расколото на куски, и вскоре яркий огонь запылал
в печке большой залы и на очаге в кухне.
Температура в комнатах поднялась на двенадцать градусов. Все принялись