В стране мехов (иллюстрации Риу Эдуарда)

Погода была все время благоприятная, температура сносная, и
1-го мая путешественники прибыли в форт Предприятия.
VI. Драка „вапити"
Путешественники проехали уже около двухсот миль со дня отъезда
из форта Соединения. Им пришлось ехать безостановочно, проводя дни
и ночи в санях, и они изнемогали от усталости, когда, наконец, достигли
берегов озера Снур, где возвышался форт Предприятия.
Форт этот, построенный лишь несколько лет тому назад Компанией
Гудзоновой бухты, имел, в сущности, мало значения и предназначался лишь
для хранения съестных припасов. Он служил станцией для маленьких отрядов, сопровождавших партии мехов, которые направлялись от Большого
Медвежьего озера, находившегося в трехстах милях к северо-западу. Гарнизон
его состоял из дюжины солдат, сам же форт — из деревянного дома, обнесенного забором. Но несмотря на отсутствие удобств в этом строении, спутники лейтенанта Гобсона поместились в нем с видимым удовольствием
и отдыхали в продолжение двух дней.
Здесь влияние полярной весны было гораздо заметнее. Снег понемногу
таял и не замерзал больше по ночам. Кое-где уже зеленел мох, и
бледные цветы поднимали из-за камней свои венчики. Пробуждение природы
после долгой зимней спячки ласкало взор, утомленный однообразием
снегов, и глаз с восторгом останавливался на этих первых образчиках
арктической флоры.
Барнетт и Гобсон, воспользовавшись свободным временем, принялись
осматривать берега маленького озера. Они оба понимали и любили природу.
Оба бродили вместе, то проваливаясь в снег, то перепрыгивая ручейки, образовавшиеся под влиянием солнечных лучей. Лед на озере Снур
был еще крепок, и ни одна трещина не указывала на его скорое вскрытие.
Обрушившиеся на озеро ледяные глыбы поднимались на его крепкой
поверхности живописными массами и, освещенные лучами солнца, переливали
всеми цветами, точно осколки громадной радуги, разбитой мощною
рукой и рассыпанной по озеру.
— Какая великолепная картина, мистер Гобсон!— повторяла Полина
Барнетт.— Какое разнообразие переливов! Не правда ли, кажется точно
смотришь в громадный калейдоскоп? Но, может быть, вам это уже не так
интересно, как мне, которая видит это зрелище первый раз в жизни?
— Нет, — отвечал лейтенант.— Хотя я и родился на этом материке
и провел на нем все детство и юность, однако, я не могу не любоваться
подобной красотой. Но если вы приходите в такое восхищение от северной
природы в то время, когда она находится под действием солнца, то
что же вы скажете о ней во время зимних холодов? Признаюсь, милэди, что драгоценное для жарких стран солнце портит мой арктический материк!
у - — В самом деле, мистер Гобсон? — улыбнулась на это замечание
Полина Барнетт.— А я нахожу, что солнце прекрасный товарищ в дороге, и не следует жаловаться, что оно греет, тем более — в полярных
странах.
— Я, миледи, из числа тех, которые думают, что надо посещать Сибирь
зимою, а Сахару летом. Тогда страна сохраняет свой характерный
вид. Нет, солнце — светило тропического пояса и жарких стран. Но оно
положительно не на месте в тридцати градусах от полюса! Небо этой
страны должно быть ясным, холодным небом зимы, покрытым мириадами
звезд и озаренным временами блеском северного сияния. Здесь страна
ночи, а не дня, миледи, и эта долгая полярная ночь готовит вам много
чудес и восторгов.
— Мистер Гобсон,— спросила Полина Барнетт,— были вы когда-нибудь
в умеренных поясах Европы и Америки?
— Да, миледи, и нашел в них много прекрасного. Но с тем большим
удовольствием и восхищением я возвратился на свой родной север. Я северянин, привык к морозам, переношу их легко и могу, как эскимосы,
прожить целые месяцы в снеговом домике.
— Мистер Гобсон, — сказала путешественница, — вы так хорошо умеете
говорить о таком опасном враге, как мороз, что перестаешь чувствовать
страх. Как бы вы далеко ни поехали к северу, мы поедем вместе с вами.
— Отлично, миледи, отлично. Если все наши спутники, и солдаты, и
 
женщины, сумеют быть такими же решительными, то мы проникнем далеко
на север.
— Вы пока не можете пожаловаться на начало нашего путешествия.
До сих пор не было никаких приключений, погода стоит все время благоприятная
для санной езды, температура вполне сносная! Одним словом,
все складывается для нас отлично.
— Совершенно верно. Но именно вот это солнце, которым вы так
восхищаетесь, доставит нам немало препятствий и затруднений.
— Что вы хотите этим сказать, мистер Гобсон?
— То, что это солнце изменит скоро своим теплом вид и природу
страны, что снег начнет таять, санная дорога будет испорчена, и задыхающиеся
собаки уже не будут в состоянии везти нас с быстротою стрелы, что реки и озера освободятся от льда, и нам придется или объезжать их, или переправляться в брод. Все эти изменения в природе, милэди, скажутся
запозданиями, усталостью и опасностями, из которых наименьшая —
проваливающийся под ногами снег и лавины, скатывающиеся с ледяных
гор. Да, вот что готовит нам это солнце, которое с каждым днем поднимается
все выше и выше над горизонтом! Вот что запомните хорошенько, милэди! Из четырех элементов древней космогонии33 лишь один вам здесь
необходим, это — воздух. Остальные три: земля, огонь и вода должны бы
для нас совсем не существовать! Они противны самой природе полярных
стран!..
Полина Барнетт могла бы опровергнуть его доводы, но ей нравилась
страстная любовь лейтенанта к этой стране: верная гарантия, что он не
отступит ни перед какими препятствиями.
Гобсон был вполне прав, негодуя на солнце и ожидая от него всевозможных
затруднений. Это стало вполне ясным, когда три дня спустя,
4-го мая, путешественники тронулись в путь. Термометр даже в самые
холодные часы ночи показывал тридцать два градуса выше нуля. На обширных
равнинах была полная оттепель. Снег превращался в воду. Неровности
почвы, образовавшейся из скал первоначальной формации, возникших
в очень древние геологические эпохи, сильно ощущались путешественниками, которых подбрасывало во все стороны. Собаки бежали
легкой рысцой по тяжелой дороге, и теперь можно было бы смело передать
кнут неосторожному капралу Джолиффу. Ни его крик, ни подбадривание
кнутом не заставили бы собак бежать скорее.
Путешественникам приходилось иногда выходить из саней и итти пешком, чтобы дать собакам отдохнуть. Этим обстоятельством не замедлили
воспользоваться охотники отряда, тем более, что местность становилась
все обильнее дичью. Полина Барнетт и Мэдж наблюдали за охотой с большим
интересом. Томаса Блэка, напротив, все, касающееся охоты, нисколько
не интересовало. Ведь он приехал в этот отдаленный край не для охоты
на куниц или горностаев, а исключительно, чтобы наблюдать луну в то
время, когда она своим диском покроет диск солнца. Зато как только
ночное светило показывалось на небе, нетерпеливый ученый начинал пожирать
его глазами. На это лейтенант обыкновенно говорил ему:
“ А что, мистер Блэк, если вдруг луна почему-нибудь не явится на
свидание 18-го июля 1860-го года? Вот, я думаю, вам будет это неприятно!
— Мистер Гобсон, — отвечал серьезно астроном, — если б луна позволила
себе это сделать, я привлек бы ее к ответственности.
Главными охотниками отряда были солдаты Марбр и Сабин, оба отлично
знавшие свое дело. Они достигли удивительной ловкости, и самый
искусный индеец не мог бы превзойти их в меткости глаза и верности
руки. Они были одновременно и звероловами, и охотниками. Они знали
всякого рода ловушки и западни, которыми ловят куниц, выдр, волков, лисиц, медведей и других зверей. Не было ни одного способа ловли зверей, который бы не был им известен, и капитан Кравенти поступил очень предусмотрительно, назначив их в экспедиционный отряд лейтенанта Гобсона.