Оборотная сторона правды (СИ)
На следующий день я набралась смелости включить телик. И не какой-нибудь развлекательный канал, а новости. Тётя и дядя тихо сидели рядом на диване, глядя на меня, а не на экран. Я старалась вести себя равнодушно, спокойно, но вскоре поймала себя на том, что сжимаю в руке пульт и нервно переключаю каналы, вслушиваясь в разные фрагменты передач, но едва ли улавливая контекст.
Показатели сенатора резко упали. Последние несколько недель его поддерживало вдвое меньше людей, чем президента. А сегодня по всем каналам сообщали новости, которые были ещё хуже.
«Отставка Кельвина Монтгомери стала еще одним ударом для кампании Купера», — говорил ведущий, а затем на другом канале репортер сообщил: «…спустя несколько недель после того, как Купер уволил своего главного стратега Эллиота Уэбба, инсайдеры говорят нам, что в кампании царит полный беспорядок».
Я прибавляю громкости, моя челюсть отваливается.
Эти новости не должны меня радовать. Они сообщали о том, как всё плохо у сенатора. Но моё сердце забилось быстрее. Я сидела на самом краешке дивана, подавшись вперёд, к экрану, как если бы это помогло мне узнать больше.
В репортаже показали Эллиота, окружённого журналистами, когда он заходил в вашингтонский ресторан. Он выглядел так, будто он не в своей тарелке. Я почувствовала себя отомщённой, и это было приятно, пока не раздался голос диктора, который описывал многомиллионную сделку по продаже книги, которую Эллиот только что подписал.
«Эллиот Уэбб — политическое животное», — сказал Мэг. Уж не знаю, какое именно, но явно из тех, которые всегда приземляются на лапы.
Несмотря на горьковатый привкус, оставшийся после этих новостей, когда я пошла спать, мне было намного легче, чем в ночь, когда я покинула дом Куперов. И теперь на следующий день я проснулась, полная неубиваемой надежды.
Воодушевлённая моим просмотром новостей прошлым вечером, Тесс решила кое в чём признаться. Пока я листала учебник по всемирной истории, она на цыпочках вошла в дядин кабинет, неся с собой ещё один томик — только у неё он был с твёрдой обложкой, украшенной блестящим американским флагом на корешке. Она смущённо положила книгу рядом со мной на стол.
— Надеюсь, ты не против, — сказала она. — Я начала его делать, пока тебя не было.
Посреди флагов было моё лицо — судя по макияжу, сделанное во время одного из мероприятий в рамках предвыборной кампании. Когда я перевернула страницу, там оказался ещё один снимок — я на пресс-конференции говорю что-то в микрофон, а рядом — вырезка из чарлстонской газеты.
— Ты сделала альбом? — я не отрывала глаз от страниц, пытаясь скрыть разочарование. — О Тесс, это так… мило!
На следующей странице было ещё одно фото со мной, где я стояла рядом с сенатором у белой деревянной ратуши. Справа приклеена статья из газеты «USA Today». Тётя разрисовала свободное пространство сердечками.
— Мы так гордились тобой, — сказала она и тут же исправилась: — И сейчас гордимся. Просто подумала, что, может быть, ты захочешь взглянуть.
После её ухода я попыталась вернуться к домашке, но мой взгляд всё время возвращался к альбому. Застонав, я всё-таки решила полистать его и покончить с этим. В конце концов, это было довольно трогательно — Тесс вложила всю душу.
И забавно, если честно. Теперь, когда я смотрю на всё происходившее в хронологическом порядке. Вот я на дороге. В Вашингтоне — в кадр попала Нэнси. Вот вся семья на вертолётной площадке в Массачусетсе. Журнал «Time» опубликовал статью на четыре страницы. Мой взгляд задержался на фотке меня, Гейба и Грейси, как будто бы я могла дотянуться и вытащить их сюда, ко мне, обнять и прижать к себе.
Где-то в середине альбома я наткнулась на странный документ — не вырезку из газеты или фото, а распечатанное письмо с электронной почты с цветочными наклейками по углам. Я поправила лампу, чтобы лучше видеть.
Это было письмо сенатора в адрес Барри. Написанное в середине июля. Он сообщал моему дяде, как у меня дела. И последний абзац зацепил моё внимание.
Я никогда не смогу заменить ей мать. И никогда не смогу вернуть те семнадцать лет, что мы потеряли, не зная друг о друге. Я не смогу повернуть время вспять и увидеть её первые шаги, научить кататься на велосипеде или даже услышать, как она зовёт меня «папой». Но я хочу, чтобы Вы и Тесс знали, как я благодарен вам за возможность, которую вы мне дали, узнать её сейчас. Вы дали ей дом, и я это уважаю. Но позвольте мне заверить вас ещё раз, что она в надёжных руках, в семье, которая её уже безумно любит.
Всего наилучшего,
Марк Купер
Тем вечером, поддавшись внутреннему чутью, я пошла в гостиную, где, как я подозревала, дядя и тётя всё ещё хранили на кассете то самое интервью Шоны Уэллс.
Дрожащими пальцами я нажала «PLAY».
Глава 36
Пятница, 31 октября
Хэллоуин в старшей школе Пальметто
Или: Внимание! Внимание! Кейт Купер живёт в Южной Каролине!
4 ДНЯ ДО ВСЕОБЩИХ ВЫБОРОВ
Слава Богу, я решила не надевать в школу костюм на Хэллоуин, потому что утром 31 октября половина журналистов Южной Каролины узнали, где я скрывалась весь прошлый месяц.
Ещё подъезжая к парковке, я увидела толпу людей, притаившихся на школьной территории, чтобы не нарушать закон, но пройти от машины до кампуса я могла только мимо них. Я подумывала распушить волосы или надеть солнечные очки, несмотря на пасмурный день. Но, понимая, что обратного пути нет, я вскинула подбородок, проверила зубы в зеркале заднего вида и вышла из своего старого «Бьюика» с прямой спиной и дежурной улыбкой.
Я прошла половину их ряда, прежде чем они поняли, что я это я. Видимо, они не ожидали короткой стрижки. А затем меня оглушило звуковой волной: они повторяли моё имя снова и снова, выкрикивая разные вопросы. Я приветливо помахала, расфокусировав взгляд, и пошла дальше с бодрым видом, уж насколько получилось.
Прямо на границе школьной территории стояла шокированная Лили Хорнсби с крылышками, как у феи, поверх обычной одежды.
Я перестала улыбаться.
— Они нашли меня.
— И так всегда? — она глянула через моё плечо и закрыла лицо руками. — О господи, они и меня фоткают!
Она вся покраснела и пригнулась. Я не смогла сдержать смех.
— Смотри, тут всё просто, — сказала я, а затем обернулась и помахала фотографам. — Если они тебя нашли, просто улыбайся, маши и иди дальше. К этому привыкаешь, поверь мне.
Лили очень медленно развернулась. Её глаза были круглыми, как два блюдца. Также медленно она подняла руку и растянула губы.
— Улыбайся и маши, — повторила она, когда мы оказались в безопасности школьного холла. — Поняла.
• • •
Вечером, после завершения детьми обхода соседей со словами «сладость или гадость», я разговаривала с Пенни по телефону, доедая остатки сникерсов. А осталось много чего. Никто не подходил к нашей двери. Никто не мог прорваться через толпу журналистов вокруг нашего дома.
Как обычно, Пенни не стала ходить вокруг да около, а спросила в лоб:
— Тогда что ты там ещё делаешь?
Я пожала плечами.
— А где мне ещё быть?
— Дома. В Мэриленде.
Я положила в рот ещё один мини-батончик.
— Меня никто не приглашал.
— Ты же говорила, что Мэг звала тебя. Она записала тебя в ту шарагу.
— Фарнвелл. Это не такая уж шарага.
— Так почему ты не там?
— Отец меня не звал, — я вздохнула. — Ты не понимаешь, Пенни. Ты никогда не была ребёнком из неполной семьи, — она так долго молчала, что я поспешила добавить: — Не пойми меня неправильно, я рада, что у тебя полная семья. Тебе повезло. И хорошо, что ты не понимаешь, каково это.
Пенни ещё немного помолчала, прежде чем ответить:
— Ты помнишь Зака Бёргиса?
— Конечно, — ответила я, не понимая, к чему она его вспомнила. Зак был её парнем на протяжении года, пока не стал вести себя как полный придурок. Она лишилась с ним девственности летом перед моим отъездом.