Без времени
Он стоял и заворожено смотрел. Услышав родную речь, присоединился к группке русских туристов. А экскурсовод рассказывала о каждом шаге, который проходил Иисус. Туристы не прошли Крестным путем, они попали в этот Храм другим маршрутом, поэтому верили ей на слово. Здесь он и узнал, что Человек этот, или не Человек вовсе, шел по Виа Долороса, трижды роняя свой крест, останавливался, поднимал его, но шел дальше. Он говорил с людьми. Потом Голгофа. Вот она, на возвышении за перилами на балкончике. А вот и камень помазания, куда сняли его с креста и положили, чтобы умыть. Люди зачем-то подходили, доставали крестики, иконки, фотографии. Клали это на камень и замирали.
И тут его поразили глаза этих людей. Тех самых в джинсах и майках, с крестами паломников под мышкой, с радостными улыбками, молодых и старых, верующих и нет, все они замирали перед каждой иконой, камнем, каждым углом или колонной, трепетно стояли в очереди к самому Гробу, и глаза их светились в тусклой темноте. Эти люди оставили за стенами свои жизни и судьбы, привычки и суету, дела и любимые игрушки, и теперь смотрели широко открытыми глазами, зная, куда пришли. И место это напоминало центром вселенной. А впереди темная пещера – тусклый проход, где находился Гроб, откуда этот Человек, выйдя, вернулся в любимый сад, потом на гору, а потом еще выше…
Нет, сейчас он не пойдет к Гробу. Он еще не прошел Крестный Путь, – подумал он, посмотрев на пакет, распираемый никчемными сувенирами. – Он должен купить ей крестик, и только тогда войти сюда. И обязательно пройти этот путь снова, но уже один…
Как завороженный, он устремился из Храма. Шел, не разбирая дороги, но не сбиваясь с пути, как будто находился у себя дома. Торопился, уже почти бежал. Закончился Христианский квартал, потом Арабский, в конце улицы появились Ворота, те самые, через которые он снова войдет сюда, уже в третий раз, и проделает этот путь один. По дороге успел купить маленький крестик. Он положит его на плиту гроба, а потом принесет ей. Он нужен! Он ей необходим!
“Некоторым помогает. Многие верят”, – вспомнил он слова старого еврея.
Так, совершенно взмыленный, с пакетом сувениров, но с заветным крестиком в руке снова оказался у ворот в Старый Город…
– Снова потерялся? – окликнул его старый знакомый, – давай опять проводим! – и подозвал арапчонка, который с охотой подбежал, готовый служить проводником.
– Нет, спасибо, я сам, – ответил он.
– Сам? – удивился араб, пристально посмотрел ему в глаза, какое-то время помолчал и уважительно с пониманием отступил, добавив:
– Ну, давай сам, – кивнул на прощанье и отошел, видимо, не желая мешать этому странному сумасшедшему русскому, который почему-то бегал по его городу.
Интересно, что понял этот человек по его взгляду?
Теперь он шел, не пропуская ни одного камня под ногами, ни одной стены или окошка в старинных домах, выискивая следы той эпохи, которые сохранились до сих пор. И ничто не могло его отвлечь. “Держать сумку!” – вспомнил он. Не нужна ему эта сумка с дурацкими сувенирами, и только маленький крестик крепко держал в сжатом кулаке…
Он шел, вспоминая слова экскурсовода:
Его избивали, и не спал Он уже многие часы с тех пор, как был арестован в саду. Потом короткий суд, и Пилат отправляет Его на распятие. Снова избивают… Где-то в этом месте. Вот почему Он уронил Крест в первый раз. Было это где-то здесь…
Он вспоминал те остановки, о которых рассказывала экскурсовод в Храме, а в голове билась фраза: “Жизнь, длиною в три сотни метров”… “Три сотни… Смотря, как их прожить”… Вот Он живет,… шаг за шагом идет по этой улице и пока живет. Здесь какая-то женщина утерла Ему платком окровавленное лицо, а потом на этом платке возник Его лик, сохранившись навеки. Верить ли в это?
А сколько весил тот Крест, настоящий, который лежал на его спине? Он не спал очень долго, потом перед судом сидел в темничке. Слово какое ласковое – темничка. Теперь там висят иконы, горят свечи, а когда-то это место напоминало склеп. На ногах цепи. А потом Он нес этот Крест. Сколько же он весил?…
Отвлекла маленькая рука, которая оказалась прямо перед носом. Он видел сегодня эту грязную ладошку. Это тот самый арапчонок, которому он сунул пару монет. Теперь он снова был перед ним. А тогда, две тысячи лет назад тоже ходил этот мальчик и просил милостыню? Тот самый мальчик! Ну, конечно! Точно так же он протягивал руку и хотел взять пару монет у Человека с Крестом – все равно они ему больше не понадобятся. Но подойти ближе невозможно, а воины в римских одеждах и латах толкают Его, бьют по плечам и спине, и Он снова роняет Крест. А мальчик стоит и смотрит с протянутой рукой. Вот пробежали двое с деревянными крестами паломника. Они фотографируют, смеются и мчатся по улице дальше, чтобы пройти этот путь до конца, а потом рассказывать друзьям – мы были Там!..
Здесь Он остановился и говорил с людьми. Что говорил? Что-то про этот город. Что скоро его разрушат. То были последние Его слова. Он разговаривал с ними, думал о них, чем-то хотел поделиться, что-то донести. Но нести приходилось тяжелый Крест, пока тот не упадет в третий раз. Сколько же он весил?! А вот знакомая лавчонка – магнитики, зажигалки, сувениры. И продавец точно так же две тысячи лет назад стоял на этом месте и продавал. Только товар был другой, а человек все тот же. Вот снова пробежала толпа паломников, не замечая Человека с Крестом – с настоящим Крестом. Как все близко в этом крошечном городе-лабиринте! Все перепуталось, переплелось, смешалось на его улицах и во времени. Один продает товар, другой просит милостыню, а третий несет, истекая кровью, свой Крест. Каждый занят своим делом…
Жизнь длиною в несколько сотен метров – половина пройдена. И что поражало – каждый шаг, каждая остановка была освящена часовней или крестом, памятным знаком. Каждый вздох Его запомнили немногие из этих камней, но за каждым поворотом снова и снова являлись памятники Его шагам. А Человек шел и нес свой Крест…
И вдруг он сам ощутил его вес, словно прогнулся под ним. Он стоял на этой улице, на отполированных, за тысячи лет ногами паломников, камнях и чувствовал, сколько тот весил. И еще понял, как устал этот Человек, а впереди вторая половина пути, но Крест свой Он больше ронять не будет. Зачем Он сделал это? Зачем умирал за свою веру? Ради кого? Ради малыша с протянутой рукой или того торговца? Если бы Он не сделал этого – не было бы Пути, и часовен не было, памятников. Не горели бы свечи на Голгофе, не стояли бы церкви повсюду и за высокой стеной, над Его любимым садом, и на горе, откуда Он покинул этот мир навсегда… А потому нужно идти. И дорога долгая, она еще впереди. Он сам пробежал ее этим утром налегке, но сейчас!..
Только теперь он понял, чего стоит каждый шаг жизни этой, если делаешь его со значением, а на спине твоей тяжелый крест. А тут сотни метров пути! “Жизнь длиною в три-четыре сотни метров”. Это жизнь старца, каждый шаг которого отмечен Храмом или крестом. Верить ли в это? Верить, не верить! Это данность, с этим просто нужно жить! И вдруг в голове промелькнула еще одна удивительная мысль, когда он уже с трудом подходил к Храму, потом добрался до Гроба и дотронулся до него, положив маленький крестик. Мысль, которая все переворачивала в душе, но в это он верил сейчас абсолютно:
Каждое мгновение, если оно имело смысл, если заслуживало чего-то, можно превратить в бесконечность. Можно Крестный путь сравнивать с жизнью, а чей-то месяц с вечностью. Время не имеет границ, время растяжимо. Оно мимолетно, когда проходит без смысла, но стоит заполнить его, получается долгая-долгая жизнь. И теперь он знал, что нужно делать!
8Он заскочил в палату, вызвав неудовольствие медсестры, которая возилась рядом, но ему было все равно, и весело с порога крикнул:
– Мы уезжаем! Собирайся!
Она опешила и удивленно посмотрела на него, потом на медсестру.