Встретимся в Загсе или на небесах (СИ)

Оказалось, нескоро…
— Солнышко, тут операция намечается сложная, просят помочь. Не то чтобы без меня гарантировано не справятся, но будет труднее, понимаешь?
Я понимала.
И не спрашивала, насколько это опасно. Знала.
— Я могу отказаться и уехать. Но дело действительно серьёзное… Подождёшь?
«Подожду».
— Я очень люблю тебя.
Виктор ещё долго говорил, как соскучился и как бы ему хотелось вернуться прямо сейчас… Что осталось потерпеть совсем немного, и больше мы никогда не расстанемся…
В ответ я прошептала что-то невнятное, еле сдерживая набежавшие слёзы.
— Ты мне не веришь?
«Нет, не тебе. В жизнь… Я гоню прочь тревожные мысли, но подсознательно всё равно продолжаю ждать катастрофы. Смотрю на людей, и мне кажется, нас уже ничто не спасёт. Я хочу, чтобы ты приехал! Ты говоришь, что мы больше никогда не расстанемся? А я всерьёз думаю, что мы никогда больше не увидимся…»
Но ничего подобного я, разумеется, говорить не стала, а вместо этого, встряхнувшись, бодренько произнесла в трубку:
— Ну что ты, милый, конечно, работай спокойно. Не волнуйся, я подожду. Только очень прошу, постарайся, пожалуйста, остаться в живых. Я тоже очень тебя люблю.
Наверное, и Савва, и Сашка сказали бы, что я и тут неправа, скрывая свои настоящие чувства. Но я знаю своего будущего мужа, и если Виктор считает, что сейчас он нужнее там, значит, это действительно важно.
— Несси, ты вернулась! — полоумный Иван подорвался с кровати и бронтозавром ринулся на меня.
Ну да, времени-то прилично прошло, и он уже далеко не лежачий больной.
За дни, проведённые практически без движения, пухлый Ваня раздобрел ещё больше и теперь являл собой весьма габаритную особь.
— Я так тебя ждал! В натуре, ты не представляешь, как больно терять свою музу! Мучиться над каждой фразой! Какое счастье, что ты пришла! — Мои руки утонули в его лапищах, и он стал лихорадочно их сотрясать, норовя вывихнуть мне предплечья. При этом недужный с таким восторгом вглядывался в моё лицо, будто я и впрямь прилетела с Парнаса.
Да к чёрту мораль! Вон, как рад человек! Не стану я ему ничего говорить. Не стану и всё! Хочется ему посвятить этот чёртов бред мне — пусть посвящает! В конце концов, от меня не убудет.
В этот миг в палату вошла кругленькая невысокая женщина лет шестидесяти. Увидев меня, она на мгновение замерла в дверях, но Иван тут же завопил:
— Мама! Вот ты кстати! Я так давно хотел познакомить тебя с моей музой! Представляешь, она сегодня вернулась! Чё ты встала-то на пороге, проходи, знакомься, это Несси! А это моя мама — Ариадна Бенедиктовна.
У мамы при упоминании моего «имени» слегка подскочили круглые бровки, но она быстро справилась с удивлением и, растянула губы в улыбке.
— Очень рада знакомству! Очень! Милая, не знаю, как вам это удалось, но вы сотворили настоящее чудо! Наконец-то мой сын решил оставить свой странный бизнес и заняться настоящим делом! Боже, литература! Как это прекрасно! — мама в экстазе закатила глаза.
Прекрасно?! У них что, семья аномальных? А что ждёт её сына на литературной стезе, она подумала?! Издадут ли когда-нибудь его параноидальный бред?!
Хотя… Муза, а муза, ты сама-то разве не то же самое делаешь? Тоже ведь собираешься от бизнеса избавиться, чтобы заняться… А чем, собственно? Ты же понятия не имеешь, чем! Да и мюзиклы твои чокнутые, они-то кому нужны?
Так что нет, дорогая, не пойдёт. Не вправе ты критиковать чужие поступки, да и никто, если верить Савве, не вправе. Пусть делают, что хотят! Хоть частушки дуэтом поют, если им это нравится!
— В натуре, — поддакнул Иван, а мама скривилась, услышав жаргонное слово. — Мама, оказывается, тоже давно мечтает, чтобы я трудился на писательской ниве! Даже готова бизнес подхватить, чтобы я не отвлекался. И дед мой, оказывается, писателем был! Сатирические миниатюры сочинял. Ну я-то этого не помню, мама рассказала. Тут такое дело, память ко мне возвращается, но медленно. Представляешь, я даже её не сразу вспомнил! А то, что она — учитель литературы до сих пор не помню! Может, это потому, что сейчас я больше времени провожу в Мексике, рядом с моими героями?! — воодушевлённо вещал Ваня.
 
Я закивала головой, как китайский болванчик.
Вот это контрасты! Так, так, кое-что начинает проясняться. Похоже, от удара по голове у него не только помутился рассудок, но и проснулись гены… Только чего же он делает такие чудовищные ляпы, если его мать филолог?
Как будто прочитав мои мысли, Ариадна горько посетовала:
— К сожалению, у Ванечки врождённая безграмотность. Без преувеличения, это трагедия всей моей жизни! Все предпринятые усилия оказались напрасны. Увы, он так и не научился писать без ошибок. Но у мальчика настоящий литературный дар! Наконец-то его талант открылся!
— Вы читали то, что он пишет? — чуть ли не шёпотом спросила я.
— Разумеется! Без сомнения, это заявка на великолепную историческую прозу! Вы заметили, как Ване мастерски удалось уловить атмосферу тех давних дней?
Я ошарашено кивнула. Ещё бы не заметить! Погрузившись в эту атмосферу, я чуть не погибла от смеха.
— Я уверена, у Ивана блестящее будущее! Мой отец варварски распорядился своим талантом, разменял божий дар на дурацкие, никому не нужные памфлеты… Шутник и пасквилянт, — женщина болезненно сморщилась и едва не заплакала. — К счастью, мой мальчик не пошёл по его стопам и намерен писать серьёзные вещи! — Мама-словесник с гордостью посмотрела на сына и добавила: — Правда, Ванечка ошибочно считает своё произведение сентиментальным романом, но это лишь от неискушённости в вопросах литературоведения. Я уже сейчас вижу громадную художественную ценность его творения! А если он будет следовать советам матери, то, бесспорно, встанет в один ряд с классиками!
Твою ж налево маму… Да это ж натуральная «палата номер шесть»! Ладно. Судя по всему, Иван всё-таки продолжает кропать свою эпохалку, и граждане вполне могут обойтись без меня. Кажется, путь ему теперь будет указывать Ариадна. Я почувствовала, что от этой мысли у меня сейчас начнётся очередная истерика, и стала бочком продвигаться к выходу.
Больной, разгадав мой манёвр, с воплем кинулся наперерез.
— Несси, постой!
— Ваня, ты извини… мне срочно… надо. Меня… там ждут, — задыхаясь еле сдерживаемым хохотом, выдавила я, — собака… и коты. Я завтра зайду…
Иван посмотрел на меня грустными, утопающими в толстых складках кожи глазками и безнадёжно спросил:
— Чё, не можешь даже ещё пять минут побыть?..
— Ванечка, это некрасиво задерживать девушку, если ей нужно идти, — вмешалась Ариадна Бенедиктовна. — Прощайся и давай, пожалуйста, пройдёмся по последней главе. Надеюсь, теперь твой кризис окончательно миновал, и ты готов полноценно трудиться? Девушка же сказала, что придёт завтра.
Я торопливо кивнула, брякнула «до свиданья» и нырнула в дверной проём.
Похоже, мама мечтает занять почётное место музы вместо меня. Да ради бога! Будь моя воля, с удовольствием уступила бы этот «крест» кому угодно.
Выскочив на улицу, я прислонилась к колонне, поддерживающей портал и, вдыхая влажный холодный воздух, попыталась прийти в себя.
Голова потихоньку вернулась на место, и в ней тут же закрутились мысли о мире, в котором мы вынуждены существовать.
Ведь по сути нам почти не дают выбора. Мы рождаемся в определённое время, в определённом месте и должны следовать законам, уже определённым кем-то. Не нами. И тут уж — либо принимать их, либо протестовать.
Протестовать отваживаются единицы. Неудивительно — плыть против течения трудно. Да и смысл какой? Куда бы мы ни шли, так или иначе идём к концу. Или к началу? Ох, даже этого знать не дано…
 
Беда в том, что никто не имеет однозначных ответов на самые важные вопросы: откуда мы здесь, зачем… А без этих знаний не так-то просто правильно поступать. Ведь, выходя на дорогу, надо хоть сколько-нибудь представлять, какие там правила. Но нет… ни знаков тебе, не указателей… Никто этим не озаботился. Обойдётесь.