Встретимся в Загсе или на небесах (СИ)
Так и не решив, как расценить своё поведение с точки зрения этики, я перевела разговор на тему достройки и отделки нашего дома.
Как оказалось, строительная фирма, привлечённая Сашкой и так споро приступившая к работе, принадлежала одной знакомой нам особе. Не слишком приятной, надо сказать. Точнее, ни обстоятельства знакомства, ни сама она не вызывали у меня ничего, кроме досадных воспоминаний.
Полностью положившись в оргвопросах на Сашку, я многое упустила из виду и то, что благоустройством нашего дома будет заниматься фирма Марьяны, узнала постфактум. Протестовать было поздно — договор подписан, примерная смета рассчитана и даже аванс перечислен.
Марьяна была женой Серёги Турчинского — близкого друга моего Азарова. Не так давно она изрядно попортила мне кровь, намекая на связь своей сестры с Виктором. На поверку это оказалось неправдой, однако её россказни чуть было не сыграли роковую роль в нашей с ним лав-стори. Ещё чуть-чуть, и мы бы расстались навеки. Впрочем, и так бы, возможно, расстались, не попади я случайно в передрягу. Хотя… случайно ли? Может, наоборот, всё было предопределено? Не знаю.
В общем, встречаться с Марьяной у меня ни малейшего желания не было. Но, увы, придётся. Сашка самую сложную часть работы проделал, плацдарм, так сказать, подготовил и вернулся к своим повседневным делам. Все остальные заботы ложились на наши с Галкой плечи.
Забот, правда, было не так уж и много — согласовывай детали, да следи за тем, насколько качественно и как вовремя всё выполняется. По большому счёту, сущая ерунда. Если бы не Марьяна. Отрабатывая сверхщедрый гонорар, обещанный Сашкой за срочность, она обещала ему лично отслеживать работу по нашему проекту, что по понятным причинам сулило нам частые встречи. Ну ничего, это явление временное, как-нибудь переживём.
Офис её фирмы располагался на первом этаже нового многоэтажного дома недалеко от центра. Докатили мы туда быстро, и проходящая по коридору служащая на наш вопрос «где найти мадам Турчинскую» указала на одну из дверей с табличкой «Архитектурный отдел».
— О, вы как раз вовремя! — расплылась в приветственной улыбке Марьяна, столкнувшись с нами на пороге.
Она пропустила нас в небольшую комнату с четырьмя столами, заставленными оргтехникой, и указала на место слева от окна.
— Позвольте представить вам нашего нового талантливого дизайнера. Савва работает у нас недавно, но поверьте, подобного я ещё не встречала! Когда вы увидите его наброски, поймёте, что я имею в виду. Это нечто потрясающее!
Симпатичный молодой человек, сидевший за столом, уткнувшись в монитор, при упоминании своего имени глянул в нашу сторону и поднялся навстречу. Марьянин взор затуманился, глаза характерно прищурились, и казалось, что она вот-вот начнёт плотоядно облизываться.
Меня передёрнуло. Помню, она и на моего Азарова так посматривала… Правда, когда он ещё не был моим.
Бедный Турчинский. Приятно, наверное, иметь жену, без всякого стеснения флиртующую направо и налево! Вот же повезло парню!
Галка, в своё время проскочившая мимо истории развития наших с Марьяной взаимоотношений, ничего не заметила. Ни томного взгляда, адресованного дизайнеру, ни моего насупленного вида.
Сказать по правде, поначалу у меня из-за Марьяниного пристрастия возникла предвзятость к этому типу, и я засомневалась, что он такой уж способный, как она расписала. Однако, посмотрев его разработки и не найдя к чему придраться, я признала: да, талант, безусловно. Креативность автора зашкаливала и наводила на мысль о новом слове в архитектурно-дизайнерском искусстве.
Мы с Галкой переглянулись, поражённые размахом и нестандартностью мышления Саввы. Сам же он, скромно потупившись, ожидал от нас замечаний.
Какие там замечания? У нас и предложений-то мало-мальски толковых не возникло. Работа была выполнена безупречно, с учётом всех пожеланий будущих жильцов. Оставалось только надеяться, что и воплощение не подкачает. Но за этим Савва пообещал тщательно проследить.
На все наши восторженные отзывы, автор отвечал скромной улыбкой, твердя, что очень рад такому редкому совпадению в восприятии авангардной концепции.
В общем, необъективность моя вдребезги разбилась ещё в первые часы общения, а уже много позже, приглядевшись повнимательнее, я увидела массу и других достоинств, помимо одарённости.
Но это я так, забегая вперёд. Сейчас про Савву я ещё ничего не знала, и меня куда больше беспокоил Иван с его «романом века»…
После встречи я отвезла Галку домой, а сама порулила в больницу.
Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, насколько, поджидая меня, истомился начинающий автор.
— Несси! — просиял он, увидев, как я вхожу в палату, и весь подался навстречу, приподнявшись на койке.
— Привет, — сказала я, усаживаясь подле больного, и, виновато пряча глаза, стала выкладывать на тумбочку фрукты.
Острый приступ стыда уже не в первый раз за прошедшие сутки жаркой волной прошёлся по щекам, наверняка оставив на коже неровный красноватый след.
Ваня смотрел на меня с такой надеждой, что, вспоминая вчерашний балаган, я ругала себя последними словами. Естественно, в таких обстоятельствах я не могла сказать ни единого слова правды о его «шедевре», и некоторое время старательно отводила глаза, пытаясь подобрать нейтральные выражения.
«Дайте кислородную подушку!» — хотелось выкрикнуть вошедшей медсестре, но я постеснялась.
Пришлось довольствоваться тем, что имелось.
Заглотив побольше не слишком приятного больничного воздуха, я скороговоркой выпалила спланированный вчера в общих чертах отзыв, старательно избегая каких-либо точных характеристик. В заключение речи мною был со стоном исторгнут Сашкин совет писать дальше.
Ваня просиял, подпрыгнул на матрасе и суетливо извлёк из-под подушки папку с новой порцией «антидепрессанта».
— В натуре, понравилось?! О, если бы ты знала, как я счастлив! — на разные лады пропел он, после чего восторженно возвестил: — Наконец-то я нашёл родственную душу!
Я вжала голову в плечи и потупила взор, усиленно пересчитывая ромбы на линолеуме, дабы отвлечь взбунтовавшийся мозг и не позволить ему выплеснуть наружу предательский смешок.
Становиться Ване с его опусом родственной душой я не собиралась. Более того, я также далека от него, как атеист от ярого протестанта.
— Я окрылён, Несси, — елозя по подушке ушибленным черепом, простонал Иван. — Я напишу, обязательно напишу, что только благодаря тебе была создана эта книга!
Ёлки зелёные! Чего доброго и впрямь начнёт всем вещать, что я явилась вдохновительницей такой дряни! Ох, бедная я, бедная…
Короче, наметился очередной развесёлый вечерок.
Сегодня я не стала заранее читать привезённый из стационара текст, а сразу понеслась в «избу-читальню». То есть, на этаж выше, к Веселовским.
Зря это я, конечно. Надо, надо было прочесть! Хоть бы частично подготовилась к испытанию… Изощрённая какая пытка — смехом.
В этот раз наш литературный кружок собрался в гостиной, и через пять минут мы с Галкой уже катались по большому дивану, обильно орошая слезами обивку. Ни я, ни она декламировать опус не решились, а от того, что читалось Сашкиным голосом, почему-то было ещё смешнее.
«Роза прижалась щекой к кресту на могиле и пела заунывную народную песню, которую так любила её старая мексиканская кухарка. В конце, как всегда, слеза выкатилась из глаза прекрасной Розы.
— Никто и никогда не любил меня так, как ты, милая Жиральдина! — всхлипнула девушка громко.
— Почему никто? Я люблю тебя намного сильнее, — сказал Педро, выходя из-за надгробия с граблями (Розе всё-таки удалось пристроить его на работу садовником). — Я не знаю песен, мне некогда их разучивать, но я расскажу тебе о своём самом прекрасном на белом свете чувстве!
— О да, расскажи, Педро, а то я так одинока!
Батрак отставил в сторону руку с граблями и вдохновенно продекламировал: