Ледащий (СИ)
* * *Подняли его рано. Николай оделся, сходил в уже знакомый малый домик в огороде, ополоснул лицо под умывальником и отправился в столовую. Позавтракали пышными оладьями с густой сметаной, запили это чаем.
— Я вызову машину из больницы, — объявила Вера Тимофеевна. — За волхвом обязательно пришлют.
— Зачем? — пожал плечами Владислав. — Сам отвезу.
— Ты раненый!
— Нормально себя чувствую, мне не мешки грузить.
Вера Тимофеевна слегка поспорила, но быстро сдалась и ушла переодеваться.
— Возьму в больнице у нее конверты, — промолвил Гулый. — У них там есть большие, из коричневой бумаги для простерилизованных инструментов. Разложу в них деньги и развезу по семьям, если ты не против.
— Нет, — согласился Николай. — А справишься один? Меня, похоже, в оборот возьмут, поэтому, когда освобожусь, не знаю. Охрана не нужна? Может, в батальоне попросить? Большие деньги.
— Обойдусь! — махнул рукою Владислав. — Здесь, на поселке, все свои, бандитов нет. К тому ж я на машине. Зашел, отдал, уехал.
— Не напейся только, — сказал Несвицкий. — Могут предложить, чтоб помянул товарищей.
— Сказал же на машине! — буркнул Владислав. — Я за рулем не пью.
— Действуй! — кивнул Несвицкий…
В столовой он переоделся в одежду, принадлежавшую ушедшему Бойко, оставив только берцы. Ходить в мундире не хотелось, к тому ж тот был грязный. Подумав, он вытащил из рюкзака три пачки денег — две купюрами по 100 экю и еще одну по 50. Ровно его доля. Рассовал их по карманам куртки. Под нее надел ремень с трофейным пистолетом. Автомат решил не брать. Он в гражданском, патруль прицепится, а документов нет…
Пока он этим занимался, напарник выгнал автомобиль из гаража. Внешне тот походил на древний «Запорожец» и «Москвич» в одном флаконе. Покрашен кистью в черный цвет, похоже, что не в первый раз.
— Нормальная машина, — успокоил Гулый, заметив взгляд напарника. — Еще в империи собрали. Ей сносу нет. Мотор два раза перебрал, подвеску заменил, теперь несется, как дурная.
Впечатленный такой характеристикой, Николай полез в салон, где примостился позади. Вера Николаевна села рядом с мужем. Гулый отворил ворота и выгнал крашенную колымагу со двора. Ехали довольно долго. Сначала по поселку, мимо одинаковых домов из шлакоблоков, оштукатуренных и побеленных. Крыши — без фронтонов, четырехскатные. Улицы без твердого покрытия, подсыпанные шлаком. Миновали шахтные строения с высокой башней, над которой крутились огромные колеса.
— Подъемник, — объяснил напарник. — На этой шахте я проходчиком работал до войны.
После шахты начался асфальт. Покоцанный и с выбоинами, но все же не грунтовка, подсыпанная шлаком. Скоро их колымага вкатила в многоэтажную застройку и, попетляв по улицам, остановилась у массивного здания с квадратными колоннами.
— Центральный госпиталь, — сказал напарник. — До войны — главная больница области. Приехали.
Поднявшись по ступенькам, они вошли в центральный холл, где разделились. Владислав, невнятно буркнув, что навестит товарища из батальона, который здесь лежит, куда-то удалился, а Вера Тимофеевна повела Несвицкого вверх по широкой лестнице, выложенной мраморными плитами. Было видно, что некогда та знала времена получше. Плиты были вытерты подошвами, и кое-где с краев обколоты. Дубовые накладки на перилах потемнели и местами выщербились.
— Больницу при империи построили, — пояснила Вера Тимофеевна, заметив выражение лица Несвицкого. — Наш край тогда богатый был, денег всем хватало: и школам, и больницам, и коммунальщикам. Но после отделения все в стране раскрали, растащили. Вдобавок мы еще воюем с славами. Руководство республики поддерживает нас, как может, но возможности их скромные. Операционные и процедурные у нас нормальные, палаты ремонтируем. Но для административных помещений госпиталя средств не хватает.
В коридоре второго этажа оба подошли к высокой двери с закрепленной на ней табличкой: «Главный врач Кривицкий С. А.».
— Госпиталь должен возглавлять начальник, — сказала Вера Тимофеевна, остановившись перед ней, — но Степан Андреевич не захотел, чтобы его так называли. Сказал: «Я главный врач и им останусь!» Он практикующий хирург.
— Хороший?
— Замечательный, его и за границей знают. Столько спас людей! После того, как славы отделились, куда его не зазывали! В империю, Европу, к арабам в Эмираты. Сулили золотые горы. Отказался уезжать. Ответил: «Я своих больных не брошу!» Его тут очень уважают.
Они вошли в приемную и поздоровались с сидевшей за столом немолодой, приятной женщиной.
— Я волхва привела, Ираида Павловна, — сообщила Вера Тимофеевна, — как и звонила.
— Заходите, — кивнула секретарша, с любопытством посмотрев на Николая. — Степан Андреевич вас примет.
Они зашли. Кабинет главного врача впечатления не производил. Стол, шкафы в углу, стулья возле стен. Паркетный пол, вытертый подошвами до неприличия. Лишь возле стен он остался медно-желтым, тем самым напоминая, что некогда он был богатым и красивым. За столом сидел плотный, немолодой мужчина. В коротких волосах — густая седина. Одет в халат поверх костюма — белый, разумеется.
— Здравствуйте, Степан Андреевич! — сказала Вера Тимофеевна, и Николай понял, что она робеет. Он тоже поздоровался и любопытством посмотрел на знаменитого хирурга.
— Вам тоже не хворать! — улыбнулся им Кривицкий. — Значит, волхва привели? Присаживайтесь! — он указал на стулья у стола.
Они расселись. Главный врач уставился на Николая.
— Как долго практикуете? — спросил, и Николай расслышал в его голосе сомнение.
— Не помню…
В нескольких словах он рассказал свою историю. Кривицкий слушал молча, и в его глазах читалось недоверие.
— Странно это слышать, — произнес главврач, когда Несвицкий смолк. — Волхв поступает в ополчение, как рядовой боец. Воюет, получает асфиксию, теряет память, поэтому не знает о своих способностях. Но уничтожил чернокнижника и немцев в зачарованных кирасах… Извините, но не верю.
Николай пожал плечами, вынул из кармана документы и звезду убитого им чернокнижника и положил перед Кривицким. Тот сначала взял офицерское удостоверение.
— Готфрид фон дер Ляйнен, — прочел фамилию и имя и стал переводить с немецкого: — Состоит на службе в Бундесвере, чин — гауптман. Маг четвертого разряда, — он взял восьмиконечную звезду, рассмотрел и положил на стол. — Убедили. Ну, ладно, справились вы с магом, зачаровав патроны, но корпускулы здоровья… Это разные способности, насколько знаю.
— Мой муж вчера в бою получил три раны, — поспешила пояснить Вера Тимофеевна. — Осколочные. Две поверхностные, хотя одна большая, еще один осколок пробил бедро навылет. Николай Михайлович промыл их водой из фляги и забинтовал. Вчера я осмотрела мужа. Раны затянулись, покрылись корочкой, их даже бинтовать не нужно. Муж практически здоров. Вот еще, — она извлекла из сумки флягу и положила на стол перед начальником. — На моих глазах Николай Михайлович вчера зачаровал.
Кривицкий молча взял пустой стакан, стоявший у графина перед ним, плеснул в него из фляги и поднес к глазам.
— Ничего себе! — он охнул, похоже, что от неожиданности. — Какой насыщенный раствор! — Кривицкий ловко опорожнил стакан обратно в флягу, не расплескав ни капли, и закупорил ее пробкой. — Как долго шел процесс?
— Я не смотрела на часы, — смутилась Вера Тимофеевна. — Но быстро, минут, наверно, пять.
— Понятно, — кивнул Кривицкий. — Спасибо, Вера Тимофеевна. С вами все. Оставьте нас вдвоем.
Медсестра ушла. Главный врач посмотрел на Николая.
— Не обижайтесь на неласковый прием. Поверить было трудно. Волхв в Царицино — большая редкость, их и в империи не очень много. А тут приходит юноша, худенький и маленький. И вообще… — он сделал паузу.
— Ледащий, — улыбнулся Николай.
— Вот именно, — кивнул главврач. — И говорит, что он может изготавливать раствор здоровья. При этом уверяет, что в бою утратил память и ничего знает о своих способностях. Вы б поверили?