Слава для Бога (СИ)

— Чтоб тебя! — Выругался парень. — А ну ка объявись, кто таков? И по что под руку крикнул, да помешал? Я таким насмешникам обычно ребра ломаю.
— Ой напужал. — Рассмеялся голос. — Сам смотри деру не дай, в догонку за косым, когда меня увидишь. Частенько с нечистью-то разговариваешь?
— Да будь ты хоть лихо лесное, а спуску не дам за обиду. — Нахмурился и сжал кулаки Велимир. — Вылазь говорю!
— Хорош. — Хмыкнул голос. — Уважаю. Да только я по делу тут, а не лясы точить. Помощь нужна.
— С каких это пор, духи у людей помощи просят? Это мы обычно к вам с дарами обращаемся? — Удивился парень.
— Да не мне помощь-то нужна, дурень. Мне от тебя не надо ничего. Деваха тут в лесу огневицей захворала. Беспамятная, в бреду лежит под елочкой. Не ровен час помрет, а мне век грехом маяться. Ей лекарь, али волхв нужен. Ты мужичек крепкий, отнеси ее к людям. Помоги, а... — Голос едва не заплакал. — А я тебе за это свой треух подарю, он у меня знатный, а в последнее время еще и капусточкой квашеной попахивает, аромат такой, что слюни сами собой бегут. Давай, соглашайся. Не стой столбом. Времечка нет.
— Мне твой треух без надобности. Я и так помогу болезной, в беде не брошу. Показывай, куда идти. — Велимир все пытался разглядеть говорившего, но кроме веток ничего не видел.
— Я тебе направление указывать буду, из травинок да сучков на землице выложу, сам не покажусь, не гоже это. Иди смело, не заплутаешь. — Трава неподалеку смялась, и образовалась из нее корявая стрела, указавшая направление. — До места дойдёшь, там деваху и увидишь, она, конечно, не красавица, ну так что же из-за этого, помирать что ли? Ну а я твою доброту не забуду, будет надобность, Фильку на четыре стороны кликни погромче, я приду да пособлю.
***
— Ты дома, матушка? Встречай гостей. Помощь нам нужна. — Велимир толкнул ногой низкую дверь, и пригнувшись вошел в дом, неся на руках девушку.
— Это чего это у тебя? — Худая женщина с бледным лицом, и болезненными синяками под глазами, в сером, потрепанном переднике, испачканным мукой, обернулась к сыну. — Что за беда приключилась?.. — Всплеснула она руками. — Это кто же это?..
— Да вот, девушку в лесу подобрал. Худо ей, еле дышит и горит вся. — Парень быстро вошел и положил Славу на низкую лавку около печи. — Помочь надо, жар сбить.
— Так чего встал-то тогда. Беги к бабке Елке, на выселки. Расскажи все, да веди сюда. — Захлопотала женщина.
— Так она без платы не пойдет. — Нахмурился Велимир.
— Это да. — Согласилась мать. — Жадная, спасу нет. Чего предложить и не знаю.
— Я сейчас. — Улыбнулся и подхватился парень. — Тулуп ей свой, волчьей выделки в оплату отдам, сейчас уже тепло, мне пока без надобности, а по осени новых шкур настреляю. Пошью обновку лучше прежнего.
— Жалко. — Вздохнула женщина. — Новый совсем, да теплый такой удался, но да что уж теперь поделаешь. Девчушку спасать надо, не-то сгорит огневицей. Беги скоренько, веди лекарку. — Дверь за сыном хлопнула, а она присела рядом с лавкой на низкий табурет, и вздохнула. — Ох беда, беда. Кто же ты такая, голубушка. — Она погладила Славу по шраму на щеке. — Эко как тебя жизнь-то смолоду обидела, и как тебя в лес-то в одном сарафанчике занесло? Ну да ничего, полежишь тут, поправишься, да сама все и расскажешь. У нас хоть и бедно, но голодать не будешь. У меня сынок рукастый, на кусок хлеба всегда заработает, за ним не пропадешь. Проживем как-нибудь. А там и лето, ягодки, грибочки, да огород созреет. — Она вздохнула и поднялась. — Все хорошо у нас будет.
  
Глава 18 Без памяти
 
Человек без прошлого, он как свеча, еще до конца не догоревшая, но уже погасшая. Капельки воска на ее боках, они как напоминание о чем-то безвозвратно потерянном, о забытом, провалившемся в омут смысле прожитой жизни, которая вроде, как и была когда-то, но которой больше нет, а впереди новое осознание самого себя, и нового пути. Это страшно начинать все с нуля, постоянно оборачиваясь, и безуспешно пытаясь разглядеть растворившуюся в пустоте жизнь.
 
Слава медленно выздоравливала. Маленький, бедный, но уютный домик стал отныне ее новым местом жизни.Анисья, мать Велимира, была женщиной доброй и заботливой. Ее красивое, но изможденное трудной жизнью лицо казалось строгим, что в общем-то и соответствовало ее довольно жесткому и требовательному характеру, но в то же время глаза всегда светились душевным, внутренним теплом, которое как не прячь под натянутой на внешность маской, но оно все-равно пробьется во взгляде.
Девушка как могла помогала по хозяйству. Голова не помнила прошлого, но руки... Они послушно вспоминали, все, что знали когда-то, за что брались, и что делали. Как истопить баню, как убрать, до идеальной чистоты дом, даже как испечь пироги или хлеб, все помнили девичьи ладони, стоило только начать. Вот такие вот выкрутасы человеческого сознания. Может это и звучит как выдумка автора, мол не бывает такого, что бы руки отдельно от головы существовали, но это та истина, которая есть, правда не дай вам бог испытать подобное.
Анисья многое запрещала Славуне, заботясь о еще очень слабом здоровье своей выздоравливающей гостии, а когда та не видела, то задумчиво улыбалась, и думала: «Вот бы мне такую невестку. Это ничего, что горбата, главное душа чиста, как хрусталь, нет ни темных помыслов, ни скрытой подлости, ни в отведенном в сторону взгляде зависти, ни что не затеняет блеска голубых глаз, и хозяйка она, пожалуй, получше меня будет. Эх Велимир, Велимир... Не в ту сторону ты смотришь, сынок. Все тебе попригожее надоть, а счастье-то, вон оно рядышком ходит, только глаза подними».
Лекарка Елка изредка заходила, приносила травы, заставляла открывать рот, и внимательно рассматривала горло, довольно пыхтя, и улыбаясь при этом. Прикладывалась ухом груди, постукивала крючковатыми с вывернутыми артритом пальцами, довольно кивала собственным мыслям, и уходила, пробормотав на прощание:
— Богами ты девка отмечена, только с их помощью и выжила, я уж думала: «Все, тулупчик назад возвращать придется, за невыполненную работу, а вот поди ж ты. Выкарабкалась. Знать долго проживешь. Жаль горбатенькая, тебе бы парня хорошего. Силы в тебе женской много вижу, деток много здоровых нарожать можешь, да только кто же на убогую глаз положит?». — Вздыхала, подходила к дверям и оборачивалась. — А память она что, она как тот голубок, улетела, да вернется в скорости, когда уж и ждать перестанешь. — Махала рукой, и выходила вон из дома.
Имя Славуне дали новое, единственное, которое на ум пришло в подобных обстоятельствах. Назвали девушку, не помнящую ни прошлого, ни как зовут, и найденной в лесу — Найденой. Велимир, как-то незаметно, за время проживания ее в его доме, стал заботливым братом. Большой, сильный, всегда готовый подержать и помочь. Он не гнушался, и натаскать воды, и даже замесить при случае крутое тесто на хлеб, не брезговал, отличался он этим от всех деревенских мужиков, считавших, что это бабье дело хлеб печь, и вот, что удивительно, ни от кого парень не скрывал своей не мужской, по тем временам работы, и в ответ ни кто его не осуждал за непотребное занятие, и даже не ехидствовал за спиной. Уважали сына Анисьи в деревне, уважали, и побаивались крепкого парня, в сходке «стенка на стенку», выходившим всегда неизменным победителем.
Весна подходила к концу, медленно вываливаясь в долгожданное лето. Цвели во всю яблони, жужжа роями сладкоежек пчел, обещая богатый урожай. Солнце прогрело землю, и поля давно были засеяны рожью да пшеницей, а в огородах, уверенно поднимались над грядками побеги будущих овощей, и ягод. Жизнь шла своим ходом, глотая дни за днями, неторопливо, по-деревенски, без потрясений и невзгод.
Вечера, как всегда, коротали втроем. Анисья пряла пряжу, и что-нибудь напевала при этом, или рассказывала забавную сказку. Слава слушала и вязала, ловко перебирая и постукивая спицами, а Велимир резал ложки на продажу, из заготовленных по зиме баклуш.