Слава для Бога (СИ)

— Что тут скажешь. Морена права. Намерения у парня серьезные. Не свернет он. До конца пойдет. — Пожал плечами бог любви.
— Ты понимаешь, что он станет смертным... Перун даже встал с трона.
— Или придется измениться ей. — Перебил его Лель.
— Ты понимаешь, о чем говоришь? Такое не делал никто и никогда, такое под силу только Высшему, а беспокоить его ради какой-то девки... — Недоговорил бог и махнув рукой в отчаянии, сел.
— Ты, что? Не готов ради внука рискнуть? Не разочаровывай меня. — Ехидно посмотрел в глаза собеседника Лель и улыбнулся. — Ну а насчет того, что никто не делал... Так все в этой жизни происходит когда-то в первый раз. Почему бы тебе не стать первопроходцем?
— Ладно. — Махнул рукой Перун. — Не будем торопиться, может все еще изменится. Подождем, подумаем, а там решим. Впереди вечность.
- Может и так, да только нет у тебя вечности, человеческая жизнь коротка, и пролетает быстро.
***
Вымотавшись дальней дорогой Богумир, спал рядом с шатром, который полагался только командному составу, но Гостомысл, который мог бы отдыхать там вместе с Первом, теперь уже не деревенским кузнецом, а воеводой, тактично уступил свое место дочери старого друга, расположившись, как и остальные воины, под открытым небом, невдалеке.
Изгнанный бог улыбался во сне, рядом причмокивал сновидениями Храб, а у правого плеча, накрыв голову крылом, мирно посапывал, пощелкивая клювом, огромный, черный ворон, старый знакомый, которого тут Богумир не ожидал встретить. Появился он тогда, когда парень, в первый раз в своей жизни стоял в карауле.
Одним из своих приказов Перв, как новый воевода, принял его и Храба в княжескую дружину, пусть и простыми новиками, а не полноценными воинами, но от того это событие не стало менее значимым. Казалось бы, что тут такого важного для того, кто еще совсем недавно повелевал миллионами жизней своих прихожан, но это наполнило душу изгнанного бога гордостью, да еще и Слава поздравила, украдкой поцеловав в щеку, и от того он был по-настоящему счастлив.
Конечно же на посту он стоял не один, никто не доверит такую ответственность, как охрана и жизнь лагеря, новому, незнакомому человеку, от которого не знаешь, чего ожидать. Вместе с ним дежурил, седобородый, с вечно недовольным, изрезанным морщинами лицом, опытный воин с морозным, зимнем именем: «Лютень».
Богумир помнил его. Это был когда-то один из его многочисленных прихожан, неистово молящийся и кладущий к ногам идола богатые требы за умершую жену. Он, тогда посмеивался над чувствами этого мужичка, посвятившего свою жизнь памяти, но сейчас он смотрел на него по-другому. Он увидел себя его глазами. Увидел того, кто заботится не о себе. Увидел того, у кого осталась память о том, кто дорог, за кого переживаешь, и кого искренне, по-настоящему любишь... Любил всю свою жизнь, и остался верен этому чувству до конца. Богумир увидел того, кто не хочет думать, что после смерти любовь забудет о нем, и верит, что та будет ждать его прихода у костра предков, в Нави, и не страдая ни душевно, ни физически, наконец дождется прихода родного человека. 
— Интересное у тебя имя. — Лютень говорил тихо, и задумчиво смотрел в темноту леса. Отблески пламени костра гуляли по его лицу, отражаясь красными искрами в сощуренных от дыма глазах, делая его взгляд хищным на вид. — Так зовут бога, которому я поклоняюсь. Он молодой, и у меня есть надежда, что он услышит мои молитвы лучше, чем остальные старые небожители. — Моя жена умерла двадцать лет назад при родах, и унесла с собой за кромку нашего сына. Так и остался я с тех пор бобылём, не смог забыть. Вот и молю твоего тезку о встрече с семьей, верю, что ждут меня они там, и простят за долгое ожидание.
— Он слышит тебя, и обязательно поможет соединиться. — Богумир покраснел, вспомнив себя как неблагодарного бога. Ненависть к себе прошлому, острыми когтями разодрала грудь, такие раны невозможно вылечить, они на некоторое время перестают кровоточить, но вновь и вновь режут душу болью, всплывая в воспоминаниях картинами свершенного греха. Имя им – Совесть.
 
— Ты так это сказал, словно лично с ним знаком. — Хмыкнул воин. — Надеюсь, что так и произойдет. Мне очень хочется увидеть своего сына, рожденного от той, кого я любил. — Он не на долго замолчал и тихим шепотом поправился. — Кого люблю. 
— Увидишь. — Нечеловеческий голос прозвучал из темноты.
Захлопали крылья и на плечо вздрогнувшего от неожиданности Богумира сел огромный черный ворон. — По здорову, други. — Каркнула птица и склонив голову посмотрела черными капельками глаз, с отражающимся там костром, на изгнанного бога. — Как живете — можете?
— Чур меня. — Вскочил и отмахнулся от него Лютень. — Вот ведь диво дивное, напугал шишига баянная! Как тать подлый из потёмков выскочил. Это твой что ли? — Кивнул он парню скосившись на ворона.
Богумир поначалу растерялся, слишком уж неожиданно появилась птица, но быстро узнал гостя и сообразил, что старый знакомец не просто так тут появился и опустился ему на плечо, явно что тут без вмешательства Прави не обошлось, видимо Орон явился по делу.
— Мой. — Кивнул Богумир. — Давно не было, думал бросил. Ан нет. Вернулся. Оголодал наверно.
Ворон каркнул, словно усмехнулся, моргнул скошенным глазом, хитро подмигнув, одобряя правильные слова, и принялся деловито чистить перья, как будто ни только что прилетел, а все это время сидел на плече.
— Здоровый, однако. Крупный... — Уважительно хмыкнул Лютень. — Первый раз такого вижу. — Что он там прокаркал, когда прилетел? Говорят, что вороны судьбу предсказывают. — Глаза воина загорелись нетерпеливым любопытством.
— Не обращай внимания. Что может предсказать глупая птица. Выучил несколько слов вот и сыплет ими попусту. — Усмехнулся Богумир.
— Кар! — Нахохлился возмущенный его словами пернатый, и посмотрев с укоризной сыну бога в глаза, обиженно отвернулся. 
- Глянь. Обиделся. – Рассмеялся Лютень. – Словно понял тебя. Вот же чудо – чудное.
Поговорить со старым знакомым удалось, только когда сменили караул. Пришлось долго ждать, когда Лютень наконец натешит свое любопытство восхищаясь большой, умной птицей и уйдет наконец спать, потом ждали, когда перестанет оглядываться на них заинтересованный, заступивший на пост новый стражник, и только когда все наконец успокоилось, разговор состоялся.
— Зачем прилетел? — Задал вопрос Богумир, который его больше всего беспокоил. — Я только-только избавился от прозвища «блаженный», теперь ты появился, и вновь навлечешь нездоровое внимание. Мне лишние любопытные видаки не нужны.
— Привет от мамки с папкой, да деда гневливого принес. — Каркнул усмешкой гость. — Или ты не рад видеть старого друга, и вспомнить былое?
— Такого друга иметь — врагов не надо. Ты только дурные вести обычно приносишь, войну да беды предрекаешь. — Отвернулся парень.
— Даже дурные вести подчас полезны. — Ворон выдернул из крыла перышко, плюнул его и долго смотрел, как оно неторопливо падает на землю. – Они о невзгодах предупреждают, и позволяют к ним подготовиться. Но ты прав. — Орон говорил, задумчиво не прекращая следить за медленно падающим пером. — Предупредить тебя хочу. — Он перевел взгляд черных глаз на обернувшегося к нему Богумира. — Бросай эту свою девку. К добру такая любовь не приведет. Как только вы соедините руки и дадите клятву верности, ты станешь простым человеком, потеряв свое бессмертие, и уже никогда не станешь вновь богом.
— Плевать. Зато проживу оставшиеся годы счастливым. Это дороже скучного бессмертия. — Огрызнулся парень. — И она не девка, а Слава, и моя будущая жена. Посмеешь еще раз неуважительно о ней высказаться, хвост выдерну, и не посмотрю, что ты любимчик моей матушки. Ты меня знаешь.
— Знаю. — Каркнул угрюмо ворон. — Но ты дурак. — Таких Слав в твоей жизни еще будет столько... — Он не договорил, так как пришлось отпрыгивать в сторону и слетать с плеча, уворачиваясь от занесенного для удара кулака. — Все, все, молчу. Осознал и больше не буду. И вообще, я не для того сюда из Прави сбежал, чтобы с тобой ругаться. Хочу с тобой немного пожить.