Моё имя (СИ)

Он лежал на кровати, не двигаясь и не издавая ни звука. Ада трясла его за руку, умоляя открыть глаза и выругать за выломанные столь наглым образом двери, однако, Вик совершенно не реагировал, находясь в каком-то своём, неведомом для нас, мире. Внизу его живота пятно цвета пролитого на белый мрамор вина уже даже не становилось больше. Одна рука моего старого друга свисала вниз без движения, пока вторая — та самая, которой он пытался остановить всё усиливающееся кровотечение, — смиренно лежала на тёмно-красной части пижамы синего цвета. Вик даже не смог позвать на помощь, убийца застал его врасплох мирной ночью. Вот же ж дерьмо! Вик… надеюсь, ты умер, не мучаясь.
— Он дышит! — закричала Ада, вернув к жизни и меня вместе с другом. — Слабо, очень слабо — но дышит.
Мгновенно поняв свою ошибку, я тут же исправил её, обратившись при помощи телепатии к главному дворцовому лекарю и приказав ему лететь сюда, даже если бы он принимал сейчас душ. Тот ответил, что будет через минуту, чем, на самом деле, ни капли не успокоил моё, всё нарастающее, волнение. Однако своё обещание лекарь всё-таки сдержал, приземлившись на подоконник комнаты Вика уже через сорок две с половиной секунды. Рыжеволосый эксиль — часть разорившегося рода Делос (или Рейс — кто его там знает?) — тотчас принялся за дело, опустившись на колени перед кроватью Вика. Наблюдая за тем, как он откидывает ночную рубашку и осматривает относительно свежую рану, Ада начала трястись от лёгкой, но всепроникающей дрожи. Заметив это, я попытался хоть как-то успокоить её, слегка приобняв за плечи, однако, самособой, в подобной ситуации это абсолютно не помогло. Мы с ней оба ждали вердикта, которого слышать совсем не хотели. Поэтому-то, когда лекарь, наконец, заговорил — вместе подпрыгнули от неожиданности.
— К сожалению, мне нечем вас порадовать, ваше величество, — после одной этой фразы моё сердце пропустило с десяток ударов. — По количеству крови я могу предположить, что рана была нанесена около двух-двух с половиной часов тому назад, когда господин Виктор спал мирным сном. Однако, к нашему счастью, нападающий явно был обычным профаном, поскольку повредил по большей части мышцы, не органы. К тому же, кинжал — а били скорее всего именно им — вошёл внутрь далеко не по самую рукоять, что даёт господину ещё один шанс на спасение. Вот только… Он пролежал здесь без помощи слишком долго и потерял действительно много крови. Я сделаю всё возможное, чтобы спасти его, но, даже так, не могу обещать, что он выживет.
Буквально через секунду, по заранее отданному распоряжению, в комнату чуть ли не ворвались два помощника лекаря с носилками в руках. Мы с Адой помогли уложить на них бессознательного Вика, после чего только и могли, что наблюдать, как трое эксилей взмывают в небо и направляются к небольшому отделению медицинской помощи на первых этажах замка с целью бороться за жизнь дорогого для нас двоих, друга. Это бессилие… Ненавижу его!
От злости я ударил кулаком по столу, стоящему возле меня с правой стороны. Кажется, в его центре образовалось две или три трещины, однако, я не обратил на это абсолютно никакого вниманию. Проклятье! Если бы мы пришли хоть на час раньше — до этого могло бы и не дойти! Да и кто вообще решил покуситься на жизнь Вика? Он ведь в жизни зла никому не причинил! Разве что…
— Даже сейчас будешь говорить, что это ерунда? — подала голос Ада, как будто специально решив подтвердить все мои опасения. — Кто именно сделал это, даже более, чем очевидно. Только вчера эти двое поспорили, и уже сегодня один из них больше мёртв, чем жив. Открой глаза, Сирил! Лудо решил избавиться от Вика, поняв, что изо дня в день тот будет становиться лишь большей проблемой.
Мне бы очень хотелось сказать, что во всём этом её монологе нет ни единого разумного слова, однако позволить себе нечто подобное я никак не мог — по крайней мере, из любви и уважения к Вику. Переборов себя, я всё-таки обратился к Лудо с помощью телепатии, приказав брату тотчас явиться прямо сюда — на место преступления. Ответа не услышал, однако отчего-то не стал поднимать тревогу, как с Виком пару минут назад: интуиция твердила, что с Лудо всё в порядке, и он будет здесь уже очень скоро.
 
Как и предполагал, долго нам ждать не пришлось: через две минуты (не слишком ли быстро?) Лудо, в точности, как и лекарь незадолго до этого, опустился на подоконник с двумя раскрытыми позади него крыльями. После чего, спрятав их от чужих глаз в другом измерении, ловко спрыгнул прямо на пол — недалеко от того места, где из стекающей вниз крови Вика уже успела образоваться довольно-таки немалая лужа тёмно-красного цвета. Сегодня мой брат был ещё опрятнее, чем обычно, и просто сиял чистотой и свежестью — особенно волосы, которые он стопроцентно смазал каким-то специальным средством для блеска. Костюм же, похоже, был абсолютной новинкой, только недавно полученной от лучших модельеров: в этот раз мастера, добавили к нему слегка больше развязности и распутства. Да уж… Для Лудо было большой ошибкой надеть его именно сегодня.
Словно прочитав все мои вышеописанные мысли, Ада тотчас набросилась на Лудо и, совершенно не интересуясь тем, новый у него костюм или нет, схватила брата прямо за шиворот. Уже не в первый раз удивив меня своей силой, она прижала Лудо к стене и закричала: «Это ты сделал?! Ты ведь?! Отвечай, рыжеволосый!».
— Да что с тобой? — спросил Лудо, вроде как, действительно не понимая, в чём тут дело. — Сошла с ума окончательно?
После этого, с лёгкостью освободившись от хватки девушки (как-никак у Лудо и Ады были совершенно разные весовые категории), брат обошёл её кругом и, бесстрашно взглянув мне в глаза, искренне поинтересовался, что же именно здесь происходит. Не увидев в его взгляде ни лжи, ни притворства, я всё-таки решил ввести брата в курс дела, как ни в чём ни бывало.
— Сегодня ночью кто-то напал на Вика. У него серьёзное ножевое ранение и большая потеря крови. Есть шанс, что он выживет, однако, очень и очень маленький. Но и это ещё не всё… До меня дошли слухи, что вчера вы с ним крупно поспорили, и я счёл это весьма подозрительным. Лудо, ты мне дорог, и я не хочу ни в чём тебя подозревать, однако, всё-таки должен спросить… Ты имеешь к этому хоть какое-то отношение?
— Что?! — больше поразился, чем возмутился мой старший брат. — Как вы вообще могли подумать об этом, ваше величество?! Вик растил нас, словно собственных сыновей, и мне он такой же отец, как и вам. Я бы никогда не посмел поднять на него руку! Мы с ним разошлись во взглядах в одном вопросе — и только. Такое бывает даже у нас с вами!
Уверенность и прямота в голосе Лудо уже почти убедили меня поверить ему (да и что врать? я хотел ему верить!). Вот только… для Ады их было никак недостаточно.
— Как ты можешь так открыто врать собственному брату?! — встряла она в наш с ним разговор, не дав мне возможности сказать и слова. — Я насквозь тебя вижу. Знаю, что ты лжёшь! И собираюсь доказать это даже Сирилу. Раз в твоей жизни нет такого понятия, как «совесть» — я с радостью стану для тебя нею. Вот только, запомни, я буду и совестью, и судьёй, и палачом одновременно.
— Ада, что ты такое говоришь? Лудо, он…
— Подождите минутку, ваше величество, потому что, как мне кажется, я отлично понимаю, о чём она говорит, — перебил меня, на этот раз, уже Лудо (да что с этими двумя сегодня творится?!), и продолжил, обращаясь исключительно к Аде: — Хочешь найти доказательства моей вины? Ну вперёд. Мне весьма интересно узнать, каким таким образом ты собираешься искать то, чего просто-напросто нет. Но даже и думать не смей, будто я останусь стоять в стороне от всего этого. Я докажу, что у короля нет ни единой причины подозревать меня в столь гнусном преступлении. Я докажу, что невиновен, и тогда, даже ты, Ада Норин, будешь вынуждена признать, что была не права.
Отлично понимая необходимость вмешаться и разнять этих двоих, готовых вот-вот вцепиться в глотки друг друга, словно волки в борьбе за единственного ягнёнка, я стоял в замешательстве, совершенно не зная, как именно следует поступить. Ни у Ады, ни у Лудо в глазах мне ещё не приходилось видеть столь явной, нескрываемой ненависти, более того, о том, откуда она могла взяться, я тоже не ведал. Конечно, об их неприязни друг к другу знал и раньше, вот только и представить себе не мог, что однажды она перерастёт в чувство, противоположное любви.