Моё имя (СИ)

Темница, которую я так сильно хотела посетить, вероятнее всего, должна бы располагаться где-то на нижних, если и не на минусовых, уровнях замка, так что, решив, будто более гениальная идея о её местоположении меня уже точно не посетит, я осторожно, но уверенно стала спускаться всё ниже и ниже лестницей прислуги. Через какое-то время, оказавшись у той точки, где закончились все варианты дальнейшего спуска, я начала искать нечто хоть немного напоминающее собой охраняемый пункт. Однако, намотав пару кругов по уже успевшими стать знакомыми коридорам, я так и не напала на нужный мне след. Тогда-то в голову и пришла гениальная мысль о том, что, возможно, пора перестать думать установленным стандартом и перейти к нестандартному образу мышления (лишь за день в этом диком месте я убедилась, что логика в нём совершенно не работает). И да, это помогло! То, что искала так долго, я нашла в самом заметном и незащищённым месте.
Двери, ведущие к ряду тёмных камер, были не только без охраны (как, в принципе, и всё в этом замке), но и разрисованы всевозможными узорами блеклых оттенков, явно не сопоставимыми с творчеством нашего мира за все его многовековые периоды. Ну вот предположило бы нормальное существо, что именно эти, на первый взгляд, самые ухоженные изо всех дверей в округе — именно те, что скрывают за собой гниль столь ненормального клана, как Анж? Конечно же, нет.
Тюремные камеры, отгороженные друг от друга тонкими, но весьма крепкими прутьями, тянулись рядами от двери аж до стены-тупика. Освещение в помещении, мягко говоря, заставляло желать лучшего, так что я скорее поняла по стонам, чем увидела, что все камеры-клетки переполнены по самое не хочу. Когда же подошла вплотную к одной из них и весьма неслабо напрягла возможности глазного кристаллика, задалась вопросом: а зачем вообще нужны эти прутья? Зачем камеры в тюрьме… в месте…где пленники и так прибиты к стенам гвоздями? Ужасное зрелище. Лишь то, что за свою жизнь видела вещи ещё более отвратные, помогло мне удержаться на ватных ногах.
— Чего тебе, эксильское отродье? — скорее проскрежетал, чем проговорил один из узников на ломаном английском, чётко отдающим китайским (поскольку двенадцатая зона — бывшие Китай и Япония, нет ничего удивительного в том, что большинство её жителей — азиаты). — Пришло время пыток? Ну так давай! Мы тут уже давно не боимся смерти.
Взглянув в глаза человеку, решившемуся так храбро заговорить со мной, я незамедлительно пожалела об этом, и вовсе не потому, что он, воспользовавшись возможностью, тотчас плюнул мне в лицо комком слюны, что, видимо, начал копить ещё с момента, как только услышал шаги в коридоре. Всё оттого, что глаз у него не было вовсе, а на их месте сияли две кроваво-красные дыры.
Вытерев стекающую по щеке жидкость, я решила, что, наконец, нашла место, где мне действительно могут помочь.Ведь очевидно же, что ненависть этих людей к Анжам не слабее моей.
— Вы ошиблись, — начала я на всё том же английском, который, похоже, сейчас был здесь в большем ходу, чем русский или же китайский. — Я не Анж и не служу им. Более того, я сильно рискую, находясь здесь. Мой дом — королевский замок Девериусов, а сюда я пришла лишь за тем, чтобы наконец-то поставить этих зазнавшихся аристократов на место. И в этом мне нужна ваша помощь.
— Помощь? Ха-ха, — засмеялся кто-то в глубине помещения, — ну ты, конечно, и шутница! Посмотри на нас, идиотка! Какой помощи ты хочешь от людей, прикованных к стене гвоздями?!
— Информации. Расскажите мне всё, что знаете об этом месте, и я обещаю: однажды Анжи обязательно проклянут тот день, когда лишили нас всего.
— Вот как… Но с чего нам тебе верить? — снова безглазый.
— Можете не верить. Но я ваш единственный шанс сделать свою смерть хоть слегка не бессмысленной.
На пару секунд в помещении повисла гробовая тишина, и я уже было подумала, что вот-вот и меня пошлют куда подальше, однако, вместо этого, тот же безглазый сказал: «Спрашивай».
— Почему вы здесь?
— Не дал тварям изнасиловать собственную дочь. Решил, пусть она лучше умрёт быстро и безболезненно от моей руки, чем пройдёт все круги ада вместе с ними.
 
— Не смог предоставить нужное по норме количество продуктов.
— Неуважительно посмотрел на царскую персону. Ха-ха, не думал я, что умру из-за того, что у меня всю жизнь дёргается глаз.
Дальше пленники начали говорить все вместе, в один голос, и, по правде сказать, мне с трудом удалось разобрать хоть что-то важное. Поскольку времени и так было немного, пришлось перебить их словесный поток.
— Хорошо, я поняла. Ещё меня вот что интересует: почему здесь, да и вообще во всём замке, нет совершенно никакой охраны? Что не так с этим местом?
— Хах, да быстрее будет найти, что с ним так, чем наоборот. Анжи не боятся вторжений или бунтов, у них лучшая в мире армия, но, по большей части, она только и делает, что заливается нашим пивом. Они не-нор-ма-ль-ные, ясно тебе?
— Почему Анжи не боятся бунтов? Ведь очевидно же, что каждый человек в этом проклятом мире желает их смерти.
— Так и есть. Вот только пошла бы ты сама на бунт, зная, что он провалится в любом случае? Стала бы ты бессмысленно рисковать, зная, что после этого твою жену и детей будут при всех разрывать на части? Отрывать от них кусок за кусочком. Один за другим. Я ненавижу Анжей. Ненавижу каждого существующего в этом мире эксиля. Однако я не настолько отчаянный, чтобы рисковать своими близкими.
Не сказать, что я его не понимала. Объединённые силы всех стран и народов не смогли ничего противопоставить войску эксилей, так на что же в этом потухшем мире может надеяться столь слабое существо, как человек? Конечно же, на семью. А когда ты знаешь, что такое боль утраты, она становится ещё важнее. Похоже, что Анжи прекрасно знают обо всём этом и весьма неплохо используют в своих целях.
— У меня есть ещё один, последний, вопрос.
— Ну так спрашивай, маленькая принцесска, — безглазый мужчина оказался самым разговорчивым.
— Это правда, что Жатва в двенадцатой зоне проводится чаще, чем раз в месяц?
— Ха-ха, тогда, принцесска (и почему он вдруг стал меня так называть), у меня к тебе тоже есть вопрос: а правда, что во всём остальном мире это не так?
Ясно. Я так и думала.
— Как часто?
— Три раза в месяц… четыре… десять... Нет точного количества, и обо всех случаях мы не знаем. Всё зависит от настроения Анжей. От того, с какой ноги они встали сегодня утром.
Анжи… Какие же вы всё-таки твари, ублюдки и ничтожества. И как же сильно я ошибалась, считая, что более сильную ненависть к эксилям мне уже никогда не предстоит испытать. Жизнь там, откуда я пришла, конечно, не подарок, однако, по крайней мере, мы имеем нечто, за что вправе цепляться, вроде правил и законов, установленных Сирилом. Там у нас есть близкие, на которых мы можем положиться, и которые не будут расплачиваться за совершённые нами ошибки. Там мы знаем, что, переступив через себя и склонив голову пред эксилями, сможем пусть и не жить, но выживать. Однако здесь нет ничего из вышеперечисленного, алюдей, опустившихся в пучины тьмы сильнее, чем сейчас стоящие передо мною, я ещё никогда не видела.
— Спасибо, что поговорили со мной. Обещаю не дать этим сведениям пропасть впустую, — сказала я, решив, что более интересной информации мне здесь уже никто не предоставит.
Однако, собравшись уходить, я была остановлена заставшим меня врасплох вопросом уже знакомого безглазого мужчины.
— А что насчёт тебя? Я вот, к примеру, тоже хочу кое-что узнать. Мне просто до безумия интересно, как именно человек смог не только попасть в поместье Анжей, но и забраться так глубоко в его недра, не продав при этом душу дьяволу? Или эксилю, если быть точнее.
— С чего вы взяли, что я человек?
— Не нужно прикидываться тем, кем ты не являешься, милочка. Ты сказала: «Обязательно проклянут тот день, когда лишили нас всего». Да и сама подумай: какой эксиль будет обращаться к человеку на «вы».