Моё имя (СИ)

Не знаю, сколько Глэдис сейчас, но по виду она была лишь на два-три года старше меня, когда Сирил со своим войском обрушился на Землю. Жили они с отцом в каком-то большом американском городе, название которого мне уже и не вспомнить. Спаслись лишь благодаря Карлу, который сразу догадался, что следует избегать большого скопления людей и покинул свой мегаполис до того, как тот был уничтожен эксилями. Опять же, если верить Нату, причиной для этого послужил его опыт, накопленный при служении командиром в американских войсках. Кажется, у этих двоих были какие-то славянские корни, и именно поэтому они перебрались в Европу, пока ещё была такая возможность. Скорее всего, надеялись, что волна агрессии уже прошла в этом регионе, или посчитали, что выжить здесь будет проще, чем там. Не знаю. Да и не так уж это и важно.
Спустя пару лет, когда «Красное пламя» уже существовало, они повстречались с Натом. Вроде как произошла какая-то заварушка с группой поехавших, захотевших то ли ограбить Карла, то ли изнасиловать Глэдис, в которую Нат, как обычно, вмешался по доброте душевной. В общем, благодаря ему они сохранили если не жизни, то целые кости. После этого те двое решили, что наилучшим для них решением будет примкнуть к рядам сопротивления. Карл был человеком сильной воли и к тому же имел немалый военный опыт, так что нашим разведчиком стал уже через пару дней после прибытия, а в скором времени, убедившись, что его дочь здесь в полной безопасности, сам вызвался быть засланным в опаснейшую изо всех зон — Аксиллу. С того момента и до последних событий он пребывал там, исправно исполняя свой долг перед человечеством. Большего о нём сказать не могу, так как количество слов, которыми мы обменялись с этим мужчиной, вряд ли дойдёт и до десяти. По поводу самой Глэдис добавлю лишь, что с ролью медсестры она справлялась весьма неплохо. К моменту моего ухода девушка всё ещё была ею. Назвать её волевой я никогда не могла, так что действительно удивилась, когда во время одной из наших ночных встреч Нат сообщил, что Глэдис вызвалась стать шпионкой в шахтах близ Аксиллы, и никто (даже Нат) не смог её от этого отговорить.
Девушка продолжала ждать ответа, крепко вцепившись в мою руку, и я не нашла ничего иного, кроме как, вырвав руку из её мёртвой хватки, взглянуть на Глэдис непреклонным и решительным взглядом.
— Он ещё жив. Если не ошибаюсь, его пытают в подземельях, но не волнуйся — не думаю, что ему придётся долго мучаться. В любом случае, твой отец — человек чести: даже под пытками он ничего не сказал нашим врагам.
Руки Глэдис затряслись, и она прикрыла ими, и так уже давно дрожащие, губы. На глазах выступили слёзы, которые девушка и не пыталась сдерживать. Она рухнула на колени, и из её горла вырвался истошный, душераздирающий вскрик.
— Помоги, — прошептала она после этого в полной тишине. — Помоги ему спастись. Ты же можешь это устроить. Ты-то можешь! Пожалуйста. Мой отец был готов отдать всё ради человечества, ради меня и тебя. Он не может просто так умереть. Пожалуйста. Помоги.
К собственному удивлению, я поняла, что жалею Глэдис и тут же разозлилась на себя из-за этого: из-за того, что никак не могу отбросить чувство, которое в настоящем приносит лишь никому не нужные проблемы. Но сейчас, смотря на девушку, лежащую у моих ног, я действительно хотела ей помочь. Вот только…
— Я не могу, — сказала я чистую правду.
— Почему? Как ты…
— Почему?! Не задавай столь глупых вопросов! Я не могу рисковать тем, чего уже добилась ради глупого, мимолётного желания. Если меня поймают — у человечества не останется и шанса. Перестань быть эгоисткой и подумай о своём отце — он наверняка не хотел бы прожить пару-тройку лишних лет, зная, что ценой для этого послужат жизни миллионов!
— Ты не настолько важная персона, как думаешь! Мой отец сделал куда больше, чем ты!
— Мой ответ окончательный: своей шкурой и нашим будущем я рисковать не стану, — отчеканила я слово за словом.
Пускай ненавидит. Так даже лучше. Я по себе знаю, что когда твой привычный мир рушиться, единственный способ не сойти с ума — это ненависть. Ненависть к кому-то — лучший стимул для жизни.
 
— Ты — монстр! — закричала Глэдис, полностью следуя написанному мною сценарию. — Всегда думаешь лишь о себе! Считаешь себя самой лучшей и терпеть не можешь тех, кто с этим не согласен! Ты мне противна! Отвратительна! Чёртова предательница! Чёртова…
Её истерический крик был прерван пощёчиной, которую Нат со всей силы отвесил по ещё мокрой от слёз щеке. Место удара тут же покраснело, а слёзы, видимо от шока, наконец-то остановились.
— Не смей так о ней говорить. Ты ничего не знаешь об Аде. Не знаешь, через что ей пришлось пройти. Она имеет право быть эгоисткой. Имеет право быть жестокой. Но даже несмотря на это право — она не такая.
Глаза друга почти что метали молнии и, похоже, Глэдис это испугало довольно сильно. Думаю, она ещё никогда не видела Ната таким, как сейчас, да и, по правде говоря, даже я лицезрела его под властью столь лютой злости всего лишь раза два-три. Но вот девушка пришла в себя (насколько это было возможным) и даже более-менее выровняла, до этого прерывистое, дыхание. Я думала, что сейчас она извинится или же уйдёт, ничего не сказав, но вместо этого Глэдис подняла правую руку и отвесила Нату пощечину, которая вовсе не уступала (а может и перевешивала) недавно полученную ею. На секунду я задумалась о том, может ли гнев и злость прибавлять телу физической силы, но уже спустя мгновение выбросила из головы подобную ерунду. Я переводила взгляд с тяжело дышащей Глэдис на полностью обескураженного Ната и обратно. Пожалуй, не знай я всей предыстории, то наверняка подумала бы, что передо мной ссора любовной парочки. Не знаю почему, но подобная мысль оказалась столь неприятной, что я машинально, не обратив на это никакого внимания, стала сжимать кулаки.
Глэдис ещё раз с упрёком взглянула на Ната, прошептала: «Какой же ты дурак, Нат Орсон!» и скрылась за поворотом, больше ничего не сказав. Вдруг я подумала, что Нат, возможно, последует за ней, но, к моему большому облегчению, он этого не сделал: парень пристально смотрел на меня, между тем потирая покрасневшую щёку.
— Пожалуй, это было заслуженно, — сказал он скорее себе, чем мне.
— Мог бы и промолчать. Знаешь же, что меня не заботит мнение окружающих. Да и не могу утверждать, что всё сказанное ею было неправдой…
— Зато я могу, — улыбнулся Нат, беря меня за руку. — Ты куда лучше, чем привыкла о себе думать.
На это мне не нашлось, что ответить. Нат всегда видел во мне лишь хорошего человека, закрывая глаза на очевидные факты. Возможно, это из-за того, что он сказал мне тогда, из-за того, что он меня любит. Не знаю. Не уверена: я-то никогда никого не любила.
Наконец вспомнив, с чего начался весь этот дурдом, я разорвала столь хрупкое прикосновение. Если Ната подобное и задело, то он не подал виду.
— Что ты вообще здесь делаешь?
— Могу задать тебе тот же вопрос.
— Были дела, но я уже ухожу.
— Какие ещё дела? И что у тебя в волосах? Ты потянулась к ним, когда я к тебе прикоснулся...
— И то, и другое — не твоё дело. Да и вообще: это не лучшее место для разговоров. В этом городе слышать способны не только стены, но и сам воздух. Глэдис и так уже накричалась на славу, и я могу лишь удивляться тому, что вокруг нас нет толпы зрителей!
Повернувшись лицом к дороге, от которой меня отвлекли столь наглым образом, я ускорила шаг по направлению к выходу. Нат попытался возразить, сказать нечто вроде «эй, подожди», но, в конце концов, за мной не последовал. За это я и ценю своего друга: даже в самых сложных ситуациях он способен трезво думать и выбирать лучший для всех вариант.
Конечно же, мне хотелось о многом с ним поговорить, но глупые желания не имеют значения, когда на другой чаше весов стоит жизнь дорогого для меня человека. Жизнь Ната — самое ценное, что у меня есть, и, думаю, если ради её сохранности придётся пожертвовать человечностью — я это сделаю. Уверена, что смогу. Всё потому, чтои близко не являюсь той хорошей девочкой, коейпо непонятным причинам меня считает этот дурак.