Братья по крови. Книга первая (СИ)

— Во как… Я этого не знал.
— А мы никому ещё это не говорили…
— И не говорите пока…
— Почему?
— Я обсужу этот вопрос с руководством.
— С полковником Авдеевым?
— И с ним тоже.
Вторая половина дня. 7 июня. 1974 год.
Москва. Детская больница.
Васин ушёл. А у меня осталось какое-то чувство непонятное, как будто меня выжали в чай, как лимон… Наверное, также себя чувствовали мои подопечные из моего прошлого будущего, после моего допроса. Я ведь тоже любил расставлять ловушки в обычном разговоре, и использовать всякие психологические методы для того, чтобы разговорить «клиента» и вывести его на «чистую воду».
Но капитан, пожалуй, покруче меня будет… Профессионал.
Так всё-таки, он из КГБ или… А откуда ещё? Службу собственной безопасности в МВД придумали позже, где-то в девяностых. Прокуратура? Нет. Не те методы… Да… Мне с этим ещё предстоит разобраться.
* * *
Когда я пересказал Лёшке подробно наш разговор с капитаном, он задал мне вполне резонный вопрос. который самому мне почему-то не пришёл в голову.
— А почему он вывел тебя из палаты, и вы разговаривали наедине? Ведь ясен пень, что ты тут же всё расскажешь мне. Так что смысла делать из этого разговора какую-то тайну никакого не было.
— Мне кажется, что тут дело в другом.
— В чём же тогда?
— Ты когда попал в больницу, ни с кем не общался?
— Я смутно помню, как меня сюда привезли. Всё как в тумане было.
— Это от большой кровопотери.
— Саня! Не делай вид, что ты самый умный. Сам знаю…
— Извини, что перебил! Продолжай!
— После операции валялся, как бревно. Слабость во всём теле… Пить хотелось сильно. Я почти целый день провёл под капельницей. Парень, сосед по палате, что был до тебя мне воду подавал…
— Что за парень?
— Молодой… Лет семнадцати-восемнадцати на вид… Всё спрашивал меня что да как… А я вообще толком ничего не соображаю. Язык не шевелится во рту…
— Лёша! «Я тэбэ адын умный вещ скажу. Только ты нэ абыжайса!» Это детская больница. Сюда кладут детей только до четырнадцати лет. Мы с тобой тут самые старшие во всём хирургическом отделении. С чем тут лежал тот «парень»?
— А хрен его знает… Я не спрашивал. Мне было не до этого.
— Зато ему было дело до этого… Может ты под наркозом что-то наболтал? А этому парню ты что-нибудь говорил такое, что не вписывается в нынешние временные рамки?
— Да ничего такого я ему не наговорил. Я вообще мало чего говорил походу… Лежал в полудрёме… Спал в основном… Афган опять снился… Душманы… Наши парни, кого уже нет… Тебя снова тащил на спине…
— Лёха! У меня парень был знакомый. Тоже из наших… Так его жена мне как-то рассказала, что по ночам он опять на войне, и матом ругается, и спасает кого-то. Но самое страшное, что он отчётливо и внятно разговаривает с кем-то во сне. И сам понимаешь, какими словами он это делает…
— И что из этого?
— Я думаю, что ты мог запросто наболтать что-то странное и непонятное. Врачи об этом доложили кому надо. Вот к тебе парня и подселили, чтобы он поговорил с тобой, да послушал, о чём ты в бреду болтаешь. И тогда весь пазл сходится. И полковник Авдеев. Внезапно появившийся в отделении милиции с «проверкой». И капитан Васин с его «задушевными» беседами более похожими на допрос с использованием психологических методов обработки.
— Думаешь, они нас за шпионов приняли.
— На шпионов мы с тобою Лёшка не тянем… Вся наша жизнь тут была на виду. Если только нас не подменили, когда мы в пруд Новоспасский ныряли. О чём он мне и намекал во время разговора. Наверняка ты под наркозом им что-то странное наболтал. Вот они и возбудилась… Интересно, а пруд уже осушили?
— Зачем? — с недопониманием в глазах смотрел на меня Лёшка.
— В поисках портала в другое измерение. Ну, или в поисках подземного хода на другую сторону Москвы-реки. Была, кстати, такая легенда, что есть, дескать, из монастыря подземный ход на тот берег. Монастырь-то с древней историей.
 
— То, что он древний и так понятно. А что за истории про монастырь ты знаешь?
— Много чего знаю. Тебе нудную лекцию или коротко как в комиксах?
— Комиксы — это для дебильных американских подростков. Но и нудные лекции я тоже не люблю… Я под них засыпаю.
— Ну и засыпай.
— Нет, рассказывай!
— Что? Скучно?
— Не то слово… Слишком мало информации. Даже в голове чего-то зудит всё время… Как будто там чего-то не хватает.
— Я так и думал.
— Саня! Не нарывайся!
— А то что?
— А то…
— Лёха! Ты раньше был старше меня. а теперь нет. Помнишь, что батя говорил?
— Помню… Мы братья, но ты старший…
— Прими, как данность! Так проще будет. Не возникнет конфликта и внутреннего дискомфорта.
— Ты — зануда!
— Я знаю… Ну что? Будешь слушать «преданья старины суровой»?
— Буду.
— Здравствуй, дорогой дружок! Сегодня я расскажу тебе сказку… — вещаю я голосом радиоведущего, который детям в советские времена сказки рассказывал.
В меня тут же прилетает Лёшкина подушка.
— Хорош прикалываться!
— А ты не дёргайся! — говорю я, возвращая брату его подушку. — Швы разойдутся.
Лёха чего-то невнятно бурчит, снова поудобнее устраиваясь на подушке.
— Начну издалека… Построен монастырь ещё при Иване Васильевиче…
— При Иване Грозном?
— Нет, Лёш. Раньше. Гораздо раньше. При Иване Третьем. Его иногда ещё называли Иван Великий.
— Ну ни хрена ж себе.
— Да. Новоспасский монастырь — ровесник красных стен Московского Кремля. Хотя колокольня была построена уже позже.
— Да ладно… Кремль же ещё раньше построен был.
— Раньше. Но стены были не из красного кирпича, а из белого камня и местами даже деревянные. Помнишь же, про Москву-Белокаменную. А Иван Третий после большого пожара, что и Кремль затронул сильно, переселил монахов Спасо-Преображенского монастыря сюда. Потому и монастырь с тех так и пор называется Новоспасский. А в кремле поменяли стены и постепенно он стал приобретать более современный вид, который тебе привычнее. При Иване Великом много чего построили в кремле. Восстановлен полуразрушенный Успенский собор, строительство которого начал ещё Иван Калита. Построены Благовещенский собор и Грановитая палата. Но мы сейчас про Новоспасский монастырь историю слушаем, не так ли?
— Ты — зануда. — отчётливо проговорил Лёшка.
— Не любо — не слушай! А врать не мешай!
— За-ну-да.
— Ивана Третьего не зря называли Великим. Он и границы земли Русской расширил и литвинов побил, и татар, и балтийских немцев. Но к монастырю это отношения не имеет. Зато теперь вот и про Ивана Грозного можно вспомнить… Как ты знаешь, после его смерти на царствие помазали Фёдора Иоановича, но по сути правил всем Борис Годунов. Хитрый был Бориска, как тот Ельцин.
— Бориску на царство! — передразнил меня Лёха.
— Типа того. Ещё при жизни Ивана Грозного, Годунов отдал за Фёдора свою сестру Ирина. А Федя с детства был то ли головою слаб, то ли нравом кроток. Всё богу молился. Вот за свою богомольность и набожность он потом и был канонизирован Русской православной церковью. До сих пор его поминают, как святого благоверного Феодора Первого Иоановича, царя Московского.
— Я чего-то про такого царя и не слышал даже.
— Между прочим, знаменитую Царь-пушку именно при Фёдоре Иоановиче отлили… А ты, Лёша, похоже, и в школе не так чтобы очень хорошо учился?
— Не поверишь, Саня. Я ещё и в институте не так чтобы очень историю изучал.
— Нашёл чем гордиться…
— Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенье не нашёл. И вот теперь я не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо.
— Это заметно. Всё в спорт ушло, как у того боксёра.
— У какого из них?
— Ну, у которого спросили, как он использует голову во время поединка.