Этот мир не выдержит меня. Том 3 (СИ)
Забавно, но этот человек — трусливый, эгоистичный и глуповатый — мог быть мне полезен. Правда, не в текущих условиях.
Людей со столь удобной жизненной позицией легко использовать в своих целях. Доверять им, конечно, нельзя, зато и потерять не жалко. Однако сейчас рисковать не стоит — глупо держать рядом с собой предателя, когда находишься на вражеской территории.
А в том, что спасённый от смерти предаст меня не задумываясь, я не сомневался.
— Вы, господин, человек умный — это сразу видно, — добавил Морж. — И я вам обязательно пригожусь! Сделаю всё, что скажете, и даже больше! Только не отдавайте меня им…
Чернявый и его сгорбленный товарищ смирно стояли в сторонке. Они не собирались нарушать мой приказ и, судя по сосредоточенным взглядам, размышляли, как действовать дальше.
Азарт схватки ушёл, кровь остыла, и работяг вдруг накрыло осознание того, что впереди их не ждёт ничего хорошего. Всё так. Шансов на благоприятный исход у них не было.
Я помогать пролетариату не собирался, а сами они могли разве что красиво умереть, сражаясь за свободу. На большее пара доходяг была попросту неспособна.
Чернявый поймал мой взгляд. Я кивнул. Пусть бедолаги порадуются напоследок.
— Благодарю, хозяин! — спасённый подумал, что кивок предназначался ему. — Вы не пожалеете…
Он попытался подползти ближе, но я вскинул арбалет. В глазах мужчины мелькнул страх.
Спустя мгновение страх перерос в ужас. Чернявый и сгорбленный схватили своего бывшего коллегу за плечи и потащили его к обрыву.
— Н-е-е-е-т! Прошу!! Отпустите!
Босые пятки Моржа выбивали чечётку по гладким полированным плитам.
— Простите меня!! Прошу!! Умоляю!!! Братья! Простите меня!!!
Перед смертью он решил вспомнить о братстве, но его слова не оказали влияния ни на чернявого, ни на сгорбленного. Мужчины действовали спокойно, слаженно, без суеты.
Через секунду всё было кончено — Морж с воплем улетел в бездну.
Что же, как говорится, собаке — собачья смерть.
— Он заслужил это, уж поверь, — обратился ко мне чернявый, когда крик Моржа растворился в темноте. — Позволь представиться…
Мужчина не успел договорить. Кручёный, который последние несколько минут отдыхал, лёжа на боку, вдруг перевернулся на спину и нехорошо забулькал. Из его рта потекла кровь.
Я рванул к пленному, хотя надежды на спасение уже не было. Однажды, ещё в прошлой жизни, мне довелось видеть подобное…
Кручёный сумел меня удивить. Он откусил язык и теперь захлёбывался собственной кровью. Жуткая смерть.
Я перевернул мужчину на бок, но это не имело большого смысла. У меня не было средств, чтобы остановить столь массивное кровотечение. А даже если бы вдруг удалось, то говорить Кручёный всё равно бы не смог.
Не думал, что трусоватый надсмотрщик решится на подобный шаг. Откусить себе язык — это не запрятанную в зубе ампулу с ядом раздавить. Здесь нужна не просто храбрость — в таком деле требуется нечто большее. Непоколебимая вера или фанатичная преданность, например.
Спустя мгновение всё закончилось. Я вытащил из-за спины кинжал Лэйлы и одним ударом прекратил страдания умирающего. Жил Кручёный хреново, но помер хорошо — столь отчаянный поступок требовал большой силы духа.
Терять ценный источник информации было немного жаль. Однако, с другой стороны, человек, способный откусить собственный язык, вряд ли стал бы много болтать.
— Позволь представиться, — как не в чём ни бывало продолжил чернявый. Произошедшее нисколько его не напугало. — Сабалей Плут! Философ, поэт, дамский угодник. Бакалавр изящных искусств, магистр танца и первый клинок города-острова Векреции!
Про Векрецию слышать мне пока не доводилось. Но, судя по смуглой коже Сабалея, город находился где-то на юге.
Я взглянул на мужчину — он склонился в изящном поклоне. Это выглядело довольно забавно, учитывая его оборванный вид.
Интересно, как такой персонаж оказался в рабстве у Короля нищих? Однако я не стал задавать лишних вопросов и просто кивнул в ответ на приветствие.
— А это, — Сабалей Плут указал на своего сгорбленного товарища. — Мой приятель — Молчун. Он, насколько мне известно, когда-то был рыбаком…
Молчун кивнул.
Сабалей ожидал, что я представлюсь в ответ, но его ожидания не оправдались.
— Мы благодарны тебе за спасение, добрый юноша, — произнёс он. — Однако позволь узнать — как ты собираешься помочь нам выбраться отсюда?
Я усмехнулся. Постановка вопроса даже не предполагала, что у меня могут быть другие планы, кроме спасения парочки непонятных оборванцев.
— Никак, — коротко ответил я.
— Тогда что ты собираешься делать дальше? — с искренним удивлением спросил Сабалей.
Похоже, он действительно думал, что я пришёл в логово Короля нищих именно за ним.
— Собираюсь уничтожить тот отряд, который вы так ловко сюда подняли, — спокойно ответил я. — И вы оба мне в этом поможете.
Глава 10
Глаза Сабалея и Молчуна расширились от удивления.
— Гвардия Короля… — задумчиво произнёс Сабалей. — Четыре полных десятка…
Он посмотрел на меня, а потом ласково — так, словно разговаривал с умалишённым — спросил:
— Позволь уточнить, ты хочешь драться против сорока человек?
Я промолчал, но ответ и не требовался. Сабалей уже поставил мне диагноз.
— Ты сошёл с ума, — подытожил он. — Я слышал, что раскаявшиеся часто теряют рассудок, но не предполагал, что их безумие может зайти так далеко!
Мужчина увидел клевец и сделал неверный вывод. Он принял меня за того, кем я не являлся. Переубеждать его не имело смысла — пусть думает что хочет.
— Позволь объяснить тебе, добрый юноша, — Сабалей продолжил свой монолог. — То, что ты задумал — не подвиг, а банальное самоубийство! Возможно, ты и сам этого не осознаёшь… Возможно, тобой движут скрытые от тебя самого мотивы… Но поверь, один человек не в силах победить четыре десятка — это попросту невозможно!
Он на миг прервался, набрал воздуха и решительно ответил на выдуманные им самим контраргументы:
— Да, ты можешь привести в пример славного мастера Ивэйна, выступившего против четырёх тысяч, или досточтимого рыцаря Байдара, схлестнувшегося на мосту с сотней разбойников, но пойми, их приключения — это всего лишь сказания, легенды, выдумки! Я и сам сочинил несколько поэм, воспевающих деяния славных воинов прошлого, но все они являлись лишь миражом, плодом моего воображения…
Сабалей говорил быстро, складно, даже красноречиво. Профессиональный балабол, сразу видно. Но, нужно отдать мужчине должное, балабол решительный — далеко не каждый способен броситься на вооружённого человека с голыми руками.
Я слушал Сабалея, а сам прокачивал варианты дальнейших действий. Отряд усача отошёл примерно на километр — где-то через полчаса они приблизятся к тому месту, где я собирался устроить засаду. Нужно спешить.
Разумеется, у меня и в мыслях не было вступать с такой толпой в честную схватку. Это действительно было бы самоубийством
Подлый удар исподтишка — вот моя тактика. Магия, клевец Висельника и неожиданность — мои козыри. А опыт и навыки — моё преимущество, которое позволит эти козыри реализовать.
— Что скажешь, добрый юноша? — спросил Сабалей. Он закончил речь и теперь смотрел на меня с надеждой.
— Скажу, что либо вы оба помогаете мне, либо прямо сейчас уходите отсюда.
— Неужели я не сумел тебя переубедить! — с трагизмом в голосе воскликнул Сабалей. — Юная поросль всегда с удвоенной силой тянется к солнцу, забывая о том, что его жаркие лучи несут не только свет, но и погибель…
Для большего эффекта он театрально воздел руки к «небу» — широкие засаленные рукава сползли вниз, обнажив тонкие, как спички, предплечья. С питанием у Сабалея всё было не очень хорошо. Видимо, Король не оценил мощь его поэтического таланта.
— Считаю до трёх, — негромко произнёс я.
— Но постой, добрый юноша…
— Раз.
— Ты не можешь просто так взять и…