Муссолини и его время
Итальянские власти не пользовались уважением в Европе – так с чего бы их стали уважать в самой Италии? Да и сама «элита страны» утратила веру в себя, в свои ценности – и чопорные аристократы, благородные потомки знатнейших семей итальянского Средневековья, и буржуазные либералы, гордящиеся ловкой политикой итальянского правительства времен Кавура.
Австрийские пулеметы и германские газы выбили из рук властей вооруженную силу – кадровая армия была расстреляна, взорвана и сожжена в десятках безуспешных сражений, а гигантский социальный переворот в России лишил властную верхушку уверенности в собственной безопасности. Если придется, если прикажут – будет ли армия стрелять в толпу столь же беспрекословно, что и раньше? Никто не мог поручиться за это, даже офицеры.
А фашисты – фашисты были просто-таки демонстративно уверены в себе и своих людях. Численность «движения» начала резко возрастать уже к концу 1920 года. Там, где еще летом на целую область в списках «Союза борьбы» было не более сотни фамилий, к осени уже насчитывались тысячи новых сторонников. Их привлекала не только яркая личность лидера фашистов, но и его опора на харизматичных местных вожаков – это привело к тому, что в каждой итальянской провинции появлялись десятки «маленьких Муссолини». Таких вожаков называли «рас» – это была отсылка к Эфиопии, где все еще сохранялась феодальная система (тамошние «расы» – это своего рода аналоги князей и герцогов средневековой Европы). Итальянцам эта далекая африканская страна была хорошо знакома по неудачной попытке завоевать ее, предпринятой в конце XIX века.
Память о поражении, понесенном итальянскими войсками при Адуа, будет определять внешнюю политику Муссолини в будущем, ну а сейчас его «расы» наводили ужас на социалистов и коммунистов. Каждый из таких региональных вождей фашизма мог считать себя республиканцем или монархистом, примерным католиком или атеистом и врагом клерикалов, но в конечном счете все они подчинились Муссолини, направлявшему их усилия из Милана. Борьба с итальянскими левыми объединяла эти разношерстные отряды. Больший, по сравнению с левыми, процент бывших солдат и привычка исполнять приказы, помноженная на полувоенную структуру «Итальянского союза борьбы», делали чернорубашечников грозным оружием в постепенно разворачивающемся по всей Северной и Центральной Италии противостоянии фашистов с социалистами, коммунистами и анархистами.
В города, где безнаказанно орудовали шайки «левых хулиганов», подбадриваемые социалистическими газетами, входили колонны чернорубашечников – и начиналась «зачистка». С городской ратуши срывали красный флаг, затем фашисты, как правило, атаковали местную социалистическую или коммунистическую газету, уничтожая и редакцию, и типографию. Они вливали в горло социалистическим вожакам касторовое масло, провоцируя у них приступы диареи, – смеясь, фашисты говорили, что такого рода недержание все же лучше словесного. Идею с касторкой приписывали студентам-медикам, состоящим в одном из отрядов чернорубашечников, но, скорее всего, применять ее начали бывшие фронтовики, хорошо знавшие о последующем эффекте. Впрочем, не все методы атакующих были столь бесцеремонны и брутальны. В подвергшихся вторжениям городах нередко тщательно изучались документы местного самоуправления – это позволяло предметно доказать, что левые бюрократы воровали не меньше своих «реакционных» предшественников.
Иногда красные отстреливались, но насколько успешно вчерашние дезертиры или уклонившиеся от мобилизации могли противостоять бывшим фронтовикам? Пожаловаться полиции? Они пытались, но там только насмешливо разводили руками – Рим приказал им не вмешиваться. Это было правдой, но не всей – и полиция, и армия охотно выступили бы на стороне людей Муссолини.
Далеко не все полицейские или военные сочувствовали фашистам, но почти каждый из них терпеть не мог социалистов и вообще левых. С социалистами они были знакомы давно и никаких симпатий к ним не испытывали. Анархисты и коммунисты и вовсе были почти что открытыми врагами государства и его слуг. А Муссолини, даже при явном тогдашнем заигрывании с «республиканской фракцией» в фашистском движении, никогда публично не выступал против полиции и тем более – армии. Поэтому ничего подобного разгрому «пивного путча» в Мюнхене, когда центральные власти жестоко поставили на место вышедшего из-под контроля баварского «барабанщика национального движения» Адольфа Гитлера, в Италии не произошло.
…
Зимой 1920 года фашисты смогли записать себе в актив первую общенациональную победу. Новая инициатива левых встретила неожиданный жесткий отпор. После своей блистательной победы над фабрикантами отряды социалистов устремились в деревню. Крестьян угрозой, кулаком и с помощью револьвера заставляли вступать в социалистические кооперативы, что вызывало одинаковое негодование как у мелких землевладельцев, так и у крупных аграриев.
Северная Италия вновь стала ареной борьбы, но теперь на стороне частной собственности выступало не «бессильное правительство либералов», а «молодая энергия фашизма», как любил говорить о своей политической силе Муссолини.
Он откликнулся на призыв землевладельцев о помощи (подкрепленный, заметим, ощутимыми денежными потоками – партия начинала крепко становиться на ноги), и грузовики с фашистами покатили по сельским дорогам. История – угроз, кулаков и револьверов – повторялась, но в значительно больших и лучше организованных масштабах. Вскоре вожакам «земельного обобществления» на своей шкуре довелось узнать, что насилие не является монополией левых – по крайней мере, до того времени, пока они не захватили всю власть в стране.
Если социалисты и коммунисты просто силой сгоняли крестьян в систему общего хозяйствования, то фашисты старались заручиться поддержкой села – они не только избивали и убивали левых, но и оказывали крестьянам посильную помощь, обрисовать характер которой довольно трудно. Речь шла как о простых услугах вроде починки давно просевшего моста или поимки разбежавшегося в пылу сражения деревенского скота, так и о защите прав сельскохозяйственных работников в целом. Таким образом, речь шла о защите не только от левых радикалов, но и от крупных землевладельцев. Чернорубашечники вовсе не собирались делать за них «грязную работу», они вступали в борьбу потому, что считали действия социалистов деструктивными с точки зрения экономики и отвергаемыми самими итальянскими крестьянами. Этому они верили и были, по большей части, правы.
Поэтому от фашистов доставалось не только левым радикалам, но и вполне «респектабельным господам». Суммы выплат для мелких арендаторов снижались до разумных пределов, а в отдельных случаях крупным землевладельцам приходилось в «добровольно-принудительном» порядке идти на крупные уступки «своим» крестьянам. Фашисты заявляли, что ведут лишь собственную политику и не собираются плясать под чужую дудку.
Такой подход себя полностью оправдал. Муссолини – вчерашний неудачник, «человек без будущего и с запятнанным прошлым», мог сполна насладиться успехом весной 1921 года, когда престарелый итальянский премьер Джованни Джолитти пошел на отчаянный шаг: не в силах совладать с кошмаром парламентских коалиций, он решил бросить кости наудачу – распустил Палату и назначил новые выборы, состоявшиеся в мае того же года.
Они принесли успех правым и поражение левым, до этого сообща бывшим самой сильной группировкой итальянского парламента. Муссолини, число сторонников которого два года назад не достигало и тысячи, ныне мог располагать почти 150-тысячной «армией фашизма» (то есть членов партии), миллионами симпатизирующих и почти сорока депутатскими местами! Это был феноменальный успех для столь молодой политической силы – что теперь скажут о этом «политическом трупе» социалисты?
Новый успех фашистам обеспечили многие факторы, и прежде всего то, что левые силы Италии пребывали в состоянии глубокого кризиса и раскола. В январе 1921 года коммунисты вышли из состава «Итальянской социалистической партии» и вступили в «Коммунистический интернационал» в качестве отдельной партии. Наблюдавшие этот «марш к Москве» избиратели еще больше убеждались в правоте фашистов, утверждавших, что и социалисты, и коммунисты не более чем «марионетки Кремля». Решительные и оптимистичные чернорубашечники, с их «национальным социализмом», смотрелись на этом фоне намного выигрышнее.