И опять Пожарский. Тетралогия (СИ)

Правда, были в нём и свежие мысли, но как-то высказанные вскользь. Например, про силу притяжения между планетами, объяснение приливов на Земле и кратеров на Луне. О конечной скорости света. Но были и просто смешные вещи. Например, то, что Земля имеет форму яйца, потому что на южном полюсе лежит ледяная шапка и эта шапка сплющила землю. Смех один. А то, что Солнце на экваторе и у полюсов вращается с разной скоростью. Разве может твёрдое тело вращаться с разной скоростью. Где набрался этих глупых идей этот напыщенный юноша.
Но самым главным оскорбление для себя Галилей посчитал предложение поехать в деревню преподавать крестьянским детям. Его, советника при тосканском дворе, воспитателя сыновей герцога Казимо второго Медичи и профессора Пизанского университета зовут в Тартарию учить крестьянских детей астрономии. Это маркиз сошёл с ума.
Напрягала интересная вещица, вложенная в письмо. "Перьевая ручка". Галилео попробовал ею писать, это было чудо. Ручка не оставляла клякс, не тупилась, её не надо было затачивать. Смотри, подумал учёный, какую замечательную вещицу смогли придумать в этой Тартарии. И ещё одна вещь напрягала астронома. Бумага, на которой было написано письмо сумасшедшего маркиза. Она была настолько белой и гладкой, что превосходила даже знаменитую китайскую бумагу. Более того, Галилей случайно оставил её на отстранённых руках против света и выронил письмо от испуга. На нем проступила прозрачная надпись на незнакомом астроному языке. Некоторые буквы напоминали латинские, но в целом надпись не читалась. И это точно были не китайские иероглифы. Опять выдумка из неведомой Тартарии. Тогда может и всё, что написано в письме, правда. Просто там, в снегах, отрезанные от всего мира, они смогли так развить науку, что действительно опередили всю Европу.
Нет. Две непонятные диковины, не могут изменить картины мира. Он великий Галилео Галилей, автор множества книг, и признанный авторитет в астрономии, не поверит в чушь, написанную этим подростком. Он никуда не поедет. Маркиз Пожарский написал, что подобное письмо отправил и Кеплеру. Вот пусть этот шут и едет учить сопливых крестьянских детей астрономии, или астрологии. У него есть Имя, есть деньги и есть ученики. Вот Фердинанд, одиннадцатилетний сын герцога Казимо Медичи, очень смышлёный парнишка. Вот его-то он и будет учить. А не варварских детей в варварской Тартарии. Галилео хотел бросить раздражающее его письмо в камин, но передумал и, аккуратно свернув, убрал его в секретер.
  
Событие семьдесят седьмое
 
Симон Стивен фламандский математик прибыл в Ригу на один день раньше семейства Ван Бодлей. Корабль "Ласточка" из Гааги, на котором отправился старый математик, не заходил ни в какие порты. Его целью была именно Рига.
Когда Симон получил письмо от астронома Майра с вложенными в него двумя копиями писем маркиза Пожарского из далёкой Московии, он даже не сомневался, ехать или не ехать. Он поедет. Да его не приглашали. Так что с того, неужели он, один из лучших математиков в мире, не найдёт себе союзника в лице этого загадочного маркиза.
Будем преподавать математику крестьянским детям. Если и вправду там известен секрет долголетия, то хотелось бы воспользоваться этим и прожить ещё десяток лет. Жена у метра Симона давно умерла, дети тоже умерли при эпидемии оспы. Оказывается, это мелкие, не видимые глазу твари заставляют человека болеть. Если бы Стивен знал это раньше, может и дети были бы живы. Хотя. Мало знать причину болезни, нужно ещё знать, как бороться с этими мелкими тварями.
Математик взял с собой только книги, свои и чужие, по математике и механике. Как можно жить без книг? В море его даже не мучила морская болезнь, все пассажиры ходили зелёные и блевали в море, отказывались от еды, а Симон сидел в каюте и читал книги. Или прогуливался по палубе, подставляя лицо летнему солнцу и солёному ветру.
В Риге он без труда нашёл купца, который объяснил ему, как добраться до Москвы. Нужно было нанять повозку в строну Динабурга, или примкнуть к каравану купцов, но первое предпочтительнее, почтовые станции работают отменно, знай только деньги плати. Что ж, деньги у математика были, он продал свой дом в Гааге и несколько не влезших в сундук книг. Набралась приличная сумма.
 
На почтовой станции, куда он пришёл после завтрака в гостинице "Пристань моряка", в которой он снял комнату на ночь, было многолюдно. Слышалась голландская и немецкая речь, выделялись своими азиатскими одеждами польские шляхтичи. Симон поинтересовался, где нанять повозку до Динабурга или вернее в сторону Динабурга, и был отправлен в левый край большой площади, на которой уже собирались ямщики.
Вдруг, один из будущих пассажиров заговорил с юношей, скорее всего сыном, по-голландски и Симон подошёл поздороваться с земляками.
– Добрый день, господа. Приятно встретить земляков на чужбине. Я математик – Симон Стивен из Гааги, еду в Московию, вы не знаете, где здесь договариваться с извозчиком, – поприветствовал он земляков.
– Мы сами едем в Московию, в Вершилово, – обрадовался старший.
– В Вершилово? Уж не к маркизу ли Пожарскому, – заинтересовался Метр Стивен.
– К нему. Позвольте представиться. Антуан ван Бодль доктор из Антверпена, а это мой сын Томас. Я так понимаю, вы тоже прочитали письма этого маркиза, – улыбнулся доктор.
– Да, мне переслал их Симон Майр, астроном из Ансбаха, – подтвердил математик.
– Это я переслал ему письмо маркиза Пожарского художнику Рубенсу. Ага, а вот и наши молодые друзья из Риги. Они тоже собираются ехать в Вершилово, – Антуан раскланялся с подошедшими Генрихом Таммом и Изольдой Тубе, – что ж, пора нам найти желающего отвезти нас подальше от Риги и поближе к "вратам рая".
  
Событие семьдесят восьмое
 
Князь Дмитрий Михайлович Пожарский уехал из Вершилова через два дня. Перед этим он целый день объезжал производства. У Дуняши Фоминой были заготовлены к приезду купца Ерёмина из Владимира десять горшочков с ореховым маслом, десять с селёдочным и пять с жёлтым лечебным из одуванчика и лопуха. Князь забрал все двадцать пять горшков и на мольбу Дуни, что купец ведь через два дня приедет, а товара нету, ответил, что, мол, подождёт, не велика шишка. Едва князь ушёл, Дуня заплакала, но тут, же бросила это дело и побежала к Фёдору Сироте, предупредить того, чтобы спрятал сыры. Еле успели. Основную массу сыров перетащили в амбар, надеясь, что князь туда не сунется. Повезло. Пожарский зашёл только на склад и в сам цех, где сыры производили, сбраживая молоко. Со склада он забрал пять острых сыров и три повышенной жирности, которые Фёдор только освоил. Грибные успели убрать, мраморные успели, да и острые почти все.
Дальше князь двинулся к Татьяне бобылке. Он осмотрел валенки, выбрал себе несколько пар и по две пары младшим сыновьям и дочери. Одни с вышитыми голубками подобрал жене. Татьяна не спорила. Всё же она его холопка, да и наделает ещё. Он ведь уедет, а она останется. Десяток пар, всего седмица работы. В прошлом-то годе с нуля начинала и вон как поднялась.
Следующий разорительный набег князь совершил на конюшню. Тут он увидел вороного арабского жеребца. Да не обычного тонконогого, а мощного "кохейлана". Пожарский приказал конюху оседлать скакуна и проехал на нем по Вершилово, попробовал и рысью и галопом. Это был не жеребец, а молния. Князь сказал конюху, что забирает его.
 
– Но ведь он куплен на племя, – попытался возразить мужик.
– Те пять кобылок уже жерёбые, – поинтересовался Дмитрий Михайлович.
– Точно так, князь батюшка, его детки будут, – кивнул конюх.
– Вот и хватит. Этот конь для походов вырос, а не для того, чтобы в конюшне стоять.
Ещё князь забрал десять дестриэ из двадцати двух. Он погрузил на две специально собранные плотниками телеги, мишек от въезда в Вершилово. Забрал и четыре картины резных с князем Владимиром под неодобрительным взглядом отца Матвея. Утром третьего дня князь Пожарский покинул ограбленное Вершилово. Из мастеров он никого не взял, но забрал ключницу из княжьего терема Агафью, уж больно ему полюбились блюда, что научил делать её княжич.