Любовь из капель дождя (ЛП)
Черт. Это Нора виновата.
— Остановись! — смеясь, говорю я, когда он не прекращает свою беспощадную пытку. — Я сдаюсь. Сдаюсь.
Дилан останавливается с блеском в глазах. Звуки тяжелого дыхания заполняют пространство между нами.
— Сдаешься? И что я получу взамен?
— Чего ты хочешь?
Я прикусываю уголок рта, а мой живот внезапно вздрагивает от волнения. Дилан, губами коснувшись моей щеки, останавливается прямо над ухом, а затем шепчет:
— Все, Эви. Я хочу все.
Мое сердце практически выпрыгивает из груди. Из его рта вырывается громкий вздох, когда он отрывает свое большое тело от моего. Дилан уходит, будто только что сказанные им слова нисколько не сотрясли весь мой мир.
— Кстати, — останавливается он, поворачиваясь ко мне, — если сегодня вечером ты не занята, то сможешь встретиться со мной где-нибудь, как думаешь?
Во рту у меня все пересыхает, отчего становится довольно сложно протолкнуть слова сквозь губы:
— Конечно. Где?
— Под небесами. В восемь часов, — весьма расплывчато сообщает он.
— Очень загадочно. Где именно под небесами?
— Просто следуй за звездами, Эви. — Дилан подмигивает, и в моей груди снова зарождается трепет. — Увидимся вечером.
Я буду следовать за звездами, Дилан... пока они ведут меня к тебе.
Глава 21
Дилан
Она следовала за звездами
Пока я жду Эви, мой лоб покрывается пóтом, и прохладный воздух совершенно не помогает. Я полностью подавлен, а еще ничего не произошло. У меня в запасе уйма свободного времени, которое можно потратить с пользой. Вместо этого я наворачиваю круги по двору, словно какой-то безумный псих.
Размышляя о своей жизни до настоящего момента, чувствую, будто с того самого дня, как встретил Эви, судьба крепко удерживала меня за шкирку, подталкивая в одном и том же направлении. И впервые я осознаю, что независимо от конечного результата, все получится. Потому что больше не могу притворяться, будто она ничего для меня не значит.
Окинув взглядом подготовленные для нас покрывало, клубнику в шоколаде и игристый сидр, я качаю головой... самому себе. Никогда не считал себя романтиком. Обычно меня не интересовало все это дерьмо, которое нужно делать ради девчонок. Я предпочитал, чтобы они что-то делали для меня.
С Эви подобного никогда не было. С ней мне хочется быть таким, именно так думать и чувствовать. Она вдохновляет меня делать что-то лучше, желать большего — и я хочу всего этого. Просто я был слишком труслив, чтобы добиваться ее. Я позволил тени отца, которого уже давно нет, поставить под сомнение то, кем являюсь на самом деле.
Поток моих мыслей прерывается с появлением Эви. Я чувствую ее приближение еще до того, как вижу. Тело слегка пробирает дрожь. Сердце меняет ритм и сильно стучит в груди. И конечно, когда поднимаю голову, вижу ее поднимающую пластиковые звезды, которые я оставил, чтобы она могла следовать за ними.
— Ты нашла меня, — кричу я и направляюсь к ней.
Эви поднимает светящиеся в темноте звезды, которые освещают ее улыбку.
— Конечно. Ты сказал следовать за звездами, а я могу очень хорошо прислушиваться к указаниям, когда захочу.
— Ключевое слово «захочу», — говорю я, и она улыбается. — Рад, что ты здесь.
Протянув руку, сжимаю пальцы Эви и веду ее к покрывалу, предлагая присесть. Она опускается на мягкую шерсть, сложив под собой ноги, и кладет рядом звезды.
— О, ням. Клубника в шоколаде. Купил ее в городской кондитерской?
— Нет, — возражаю, протягивая ей одну ягоду. — На самом деле я приготовил ее сам.
Эви прижимает руку к груди, не успев отправить клубнику в рот.
— Ты сам окунул ее в шоколад?
— Уф, да. Это же не ракетостроение, Хоппер. У меня весьма способные руки. — Склонив голову набок, взглядом умоляю ее сказать мне что-нибудь заумное. Вместо этого она сует в рот клубнику, и я замечаю, что ее щеки почти такие же красные, как эти ягоды. — Будешь сидр?
Девушка кивает, и ее хвостик вторит этому движению. Мне нравится, что Эви заплела волосы. Удивлюсь, если она сделала это для меня.
Откупориваю сидр, и визг Эви уплывает в окружающую темноту. Она берет в руки стаканчики и удерживает их передо мной. Налив игристый напиток, я ставлю бутылку в траву.
— Итак, у тебя был хороший день?
— Да. Но сегодня у нас было много людей, ворчащих по поводу своих волос. — Она сглатывает, и мой взгляд устремляется к ее шее, к этой гладкой кремовой коже. Как же сильно я хочу узнать, какова она на вкус. — Хотя это нормально. Не всем же быть счастливыми. Как насчет тебя?
— А?
— Ты даже не слушаешь меня, Диллс.
— Я слушаю, слушаю. О чем ты спросила?
Прищурившись, Эви допивает сидр и ставит стакан рядом с бутылкой.
— Просто хотела узнать, как прошел твой день. — Она перемещается, а затем ложится на спину и смотрит в небо.
— Хорошо. Даже рассказать не о чем. — Допиваю сидр и ложусь рядом с ней. — Я больше не пытался поговорить с Джорданом. Просто дам ему немного времени, как ты и сказала.
— Да, — соглашается девушка, вытягивая руки вверх так, словно пытается поймать звезду.
— Твои руки до сих пор такие маленькие, — замечаю я, наблюдая, как она вертит ими в воздухе.
Эви поворачивает голову в мою сторону, любопытно прищурившись.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда мы познакомились. Ты не помнишь? Я сказал, что у тебя маленькие руки.
— О, да, — Эви изгибает губы в улыбке, — и ты назвал меня смешной девчонкой.
— Ну, — признаюсь я, ухмыляясь собственным воспоминаниям, — ты и была смешной.
— Возможно, выглядела я забавно.
— Но все равно мило.
Я касаюсь Эви плечом, и жар ее обнаженной кожи почти прожигает мою рубашку. Она чертит указательным пальцем по линии на своей ладони, будто прослеживает ее путь.
— У меня мамины руки. Они были маленькими, но пальцы очень длинными. Это очень хорошо для игры на пианино. — С губ девушки срывается тяжелый вздох. — Вероятно, она бы расстроилась, узнав, что я до сих пор не играю... но я просто не могу.
— Нет, не так, Эви. — Мой голос твердый и решительный. — Твоя мама хотела бы, чтобы ты начала играть. Ведь она всегда играла.
— Думаю, да. — Ее руки падают вниз, и она выпускает, казалось, сотканный из сожаления выдох.
В полной тишине мы бок о бок лежим на покрывале, держась за руки. Мое сердце колотится, а слова бабушки эхом звучат в каждой частичке мозга.
«Иногда жизнь не дает нам второго шанса».
В моей груди страх, неуверенность и волнение стучат так громко, что не удивлюсь, если мои намерения станут для нее совершенно очевидными.
Я ненадолго замираю в нерешительности, а затем скольжу рукой к Эви и переплетаю наши пальцы. Из-за покалывания, поднимающегося по моей руке, чувствую себя двенадцатилетним мальчишкой, который впервые держит девчонку за руку. Подушечкой большого пальца я вырисовываю небольшие круги по костяшкам ее пальцев. Кожа Эви в сравнении с моей ощущается, как шелк. Она поворачивает голову, просияв улыбкой, полностью меня раскрепостившей.
Что-то внутри рушится и одновременно восстанавливается. Я на грани открытия, а может быть, и полнейшего краха. По крайней мере, я наконец-то узнаю это. Громко прочищаю горло, чтобы набраться смелости.
— Закрой глаза, — произношу мягким, но требовательным голосом. И улыбаюсь, видя, как ее ресницы опускаются на щеки. — Что ты слышишь?
Тогда я закрываю глаза, и моих ушей достигает ее довольный вздох:
— Я слышу сверчков, и они звучат так, будто счастливы.
Позволяю Эви быть такой оптимисткой. Мне нравится в ней эта черта. У нее даже сверчки счастливы.
— Хорошо. Теперь скажи мне, что ты чувствуешь?
— Что чувствую? М-м-м... Я чувствую твои пальцы. И твой большой палец щекочет меня.
Она хихикает, и от ее смеха сквозь меня проходит волна тепла. Открыв глаза, я как можно тише поворачиваюсь на бок, склоняясь над ней, и ищу хоть какой-то признак того, что Эви об этом знает. Но она спокойна, черты лица расслаблены, дыхание ровное. Опускаю ладонь на ее щеку. Горячая кожа контрастирует с прохладным ночным воздухом, дыхание девушки мгновенно меняется.