Любовь из капель дождя (ЛП)
— Голосую за пробежку, а потом отправляйся за мороженым, — поддразниваю я, когда она выходит из кухни. — Подожди. Я провожу тебя.
Но прежде, чем сделать это, я подхожу к бабушке, слишком долго стоящей у раковины и моющей три небольших стакана.
— Это правда, бабуль? — тихо спрашиваю я, и она выключает воду, глядя мне прямо в глаза.
— Да, дорогой. Так и было.
— Хм-м-м. Интересно подобранный момент, — подчеркиваю я и получаю взамен заговорщицкое подмигивание и толчок бедром.
— Люблю твою бабушку, — говорит Эви, когда мы оказываемся под слепящим солнцем, минуя угрозу попасть под сильный дождь.
Ее взгляд устремлен в небо, к идеально-синему фону, готовому окраситься в разноцветную картину.
— Ага. Она что-то с чем-то.
Эви опускает голову, и прядь волос, выбившаяся из хвостика, легко касается ее кожи.
— Иди сюда.
— Что? — она морщит нос, но все равно подходит ко мне.
— Тебе не нужно задавать вопросы. Ты мой лучший друг и должна слушаться, — сообщаю я.
На ее лице появляется лучшее «черта с два» выражение, когда я протягиваю руку и заправляю пару крупных прядей ей за ухо.
— Я когда-нибудь говорил тебе, насколько мне нравятся твои волосы? — Позволяю своему пальцу скользнуть по ее щеке к подбородку, и Эви приоткрывает губы одновременно со вдохом. — Теперь говорю. Очень сильно.
Она никогда не нервничает. Смущается — да, но не нервничает. А по тому, как Эви кусает губу и вертит ключи, понимаю, что сейчас она взвинчена.
Губами касаюсь ее щеки. Я нежно целую ее, и дрожь, которая за этим следует, не остается мною не замеченной. Думаю, она в шоке. Черт возьми, возможно, даже я от самого себя в шоке. Наконец-то я на пути к тому, чтобы отрастить пару яиц.
— Я… я сейчас собиралась на пробежку, — бормочет Эви с дрожью в голосе.
Очевидно, теперь она не знает, что делать. Я окончательно выбил почву у нее из-под ног. Хорошо. Это только начало.
— Ладно, увидимся.
Не сводя с нее глаз, наблюдаю за тем, как она уходит. Пусть знает, что я смотрю.
Да, пришло время поднять ставки, а там уж как фишки лягут.
Глава 16
Эви
У нее есть подруга с розовыми волосами
«Не оглядывайся. Не оглядывайся», — повторяю я в голове эти слова, словно мантру. Но, когда дело касается Дилана, моя скорлупа дает трещину, все чувства просачиваются наружу, и, естественно, я оборачиваюсь. Он не сдвинулся с места. И все еще смотрит на меня.
Я машу ему рукой, но сердце учащает ритм еще до того, как начинаю бежать по тротуару. Там, где он коснулся меня, кожа до сих пор гудит. Не знаю, что все это значит. Дилан странно себя вел. То есть мы все время касаемся друг друга, но сейчас это казалось... по-другому. Или, может, я единственная, кто чувствует эту разницу.
Сердце требует моего внимания, и я, прежде чем осознаю это, полностью сбиваюсь со своего привычного маршрута. Лучи солнца обжигают лицо, пот ручьем стекает по коже, мышцы работают до изнеможения. Этого я и добивалась.
Тем не менее пульсация в ногах не может затмить проносившиеся в голове мысли. Она не стирает память о тепле рук Дилана, обернутых вокруг моей талии, пока мы смотрели на звезды, о его едва ощутимом запахе, вводящем меня в ступор, или о том, как танцует душа, когда он улыбается мне.
Обещаю себе, что следующие четыре квартала не буду о нем думать. Уже через пять секунд все заканчивается полнейшим провалом. Отвлечься мне практически не на что. Я не только забыла дома свой плеер, но и телефон.
Жажда усиливается, а тот факт, что моя бутылка с водой стоит на столике у входной двери, нисколько не помогает. К счастью, пробегая восьмой поворот, я смотрю на указатель улицы и понимаю, что уже достигла Гринвуд-Лейн.
Гринвуд-Лейн — это место, где живет мой второй самый любимый человек во всем мире, Нора Клеммонс. Мы дружим с четвертого класса. Именно тогда я впервые заметила розовую прядь в ее волосах. Она очень заинтересовала меня, и не только потому, что я была без ума от розового цвета, но и потому, что мы обе были в некотором роде неудачницами. Я — со своей «стальной улыбкой» и тощим телом и Нора — с ее цветными волосами и одеждой черного цвета, висящей мешком на ее маленьком теле.
Нас связала любовь к чтению, и я жила только нашими оживленными дискуссиями о понравившихся книгах. Мне не известен ни один человек, который так же сильно любит читать, как и я. В этом что-то есть. Это бесценно. Она единственная, кто с пониманием относится к тому, что я психую из-за вымышленного персонажа или что у меня начинается похмелье мирового масштаба после прочтения книги, сильно затронувшей струны моей души. К тому же, Нора невероятно крутая. Хотя она никогда так не считала.
Я не из тех людей, у которых много друзей. Да и не вижу в этом необходимости. Поэтому те немногие, кто у меня есть, что-то да значат для меня. Если бы моя мама еще была жива, то, вероятно, она была бы одним из самых моих близких друзей. Просто у нас были именно такие отношения. К тому же, я не испытываю проблем в своей собственной компании. Иногда мне нравится побыть в одиночестве.
Я подхожу к причудливому желтому мысу, где Нора проживает со своей мамой. Небольшой передний дворик доведен до совершенства. Кусты идеально подрезаны в форме шара, а по обе стороны от дорожки цветут желтые ромашки. Вокруг дома расположен большой сад, где они выращивают свежие овощи.
Родители Норы развелись, когда ей было пять лет, но отец по-прежнему занимает огромное место в ее жизни. Она всегда говорила мне, что любовь ее матери к садоводству проявилась сразу после развода — будто это увлечение производило на нее терапевтический эффект. Нора учится в местном колледже, где специализируется на психологии, так что имеет право на подобные выводы.
Одышка и ноющие колени мешают быстрее оказаться у двери, как бы мне этого ни хотелось. Наклонившись, я кладу руки на бедра, пытаясь отдышаться, как вдруг слышу громкий свист.
— Хороший вид.
Я поднимаю голову и вижу Нору, ухмыляющуюся из окна своей спальни. Ее длинные волосы, теперь наполовину розовые и наполовину черные, сбоку заплетены в косу.
— Прекрасные волосы. — Показываю ей язык, и она смеется. — Поторопись и открой мне дверь, Рапунцель. Я тут умираю от жажды.
— Черт возьми, — произносит Нора, распахивая дверь, — выглядишь, как переспелый помидор. Сколько ты пробежала?
Как только я вижу открытую дверь, то прохожу мимо нее и падаю на диван в гостиной.
— Понятия не имею. Но мне срочно нужна вода, иначе я потеряю сознание.
— Сядь, королева драмы. Сейчас вернусь.
Она скачет на кухню, а я мысленно смеюсь над ее обтягивающей черной футболкой, черными леггинсами и красными конверсами. С начальной школы мало что изменилось, и осознание этого почему-то дарит мне чувство комфорта.
— Вот.
Нора приносит кувшин с ледяной водой и протягивает его мне, затем отступает. Поскольку он огромен, а я все еще лежу, мне приходится приподняться и вжаться в спинку дивана.
— Что за хрень?
— Ну, ты сказала, что хочешь пить, а это неспроста. И я не хочу вызывать скорую. Если только в этом случае нам не будет гарантирован горячий медик в униформе, — подмигивает она и плюхается на диван рядом со мной.
Каким-то образом мне удается попить, не разбрызгав воду по всему дивану.
— Между прочим, я звонила тебе все утро.
— Ну, мобильник я тоже забыла. — Ставлю кувшин на колени, лениво вытирая пальцами со стекла конденсат. — Я зашла к Дилану, чтобы узнать, не хочет ли он пойти со мной и…
— А-а-а, — прерывает Нора с самодовольной усмешкой, — теперь все обретает смысл. — Она выпрямляется, расправляет плечи и соединяет руки на коленях. — Итак, поговорим о том, отчего ты стала такой забывчивой этим утром?
— Уф, давай не будем.