Любовь нечаянно нагрянет (СИ)
Чистота везде почти стерильная.
И зачем, спрашивается, ему домработница?
Набрела на комнату, которая, вероятно, и есть хозяйская спальня.
Идеально разглаженное покрывало, лаконичная мебель и единственный предмет, говоривший о том, что в это доме живет живой человек, а не робот, переброшенное через спинку стула полотенце.
Еще влажное. Пахнет дорогим мужским парфюмом.
Взяла его в руки и какое-то странное чувство прокатилось волной от груди до живота.
Смущение….
Щеки опалил румянец, когда я внезапно подумала, что буквально час назад он ходил по этой комнате голым, собирался на работу.
Впервые за это время подумала о Шурике не как просто о человеке, а как о мужчине и в голову закралась поистине шокирующая девичий ум мысль:
«Мне же ему еще и носки с трусами стирать!»
И вот сейчас сидя я теплом автомобиле рядом с хозяином трусов, которые я буквально вчера запихивала в стиральную машинку, чувствовала, как щеки мои пылают, отнюдь не от чрезмерно работающей печки, а от запаха той самой туалетной воды.
Никогда не думала, что такая чувствительная к деталям.
Шурик мужик здоровый — косая сажень в плечах, а салон Лады очень тесный и, кажется будто он занял собой все пространство. Мне остается только жаться в уголке, вдыхать ставший почему-то очень тягучим воздух и не пытаться анализировать свои ощущения, ибо ни к чему хорошему это не приведет.
Пытаюсь отшучиваться, чтобы скрыть свое смущение.
Он неожиданно смеется, совершенно поражая почти мальчишеской улыбкой.
— Шутница ты Ритка. Сомневаешься во мне?
— Это все чувство самосохранения, Александр Петрович, — улыбаюсь в ответ, — Сдается мне — вы только на полном приводе ездить умеете.
С этими словами демонстративно пристегиваюсь, проверяю прочность крепежа ремня и как послушная девочка складываю руки на коленях, вызывая очередной смешок у начальника.
— Это ты правильно. Прокачу с ветерком, — то ли шутит, то ли пугает он с, наконец-то сдает назад, разворачивается и выезжает с парковки.
На улице погода ухудшилась. Вместе с ветром пришел снегопад, который быстро превратился в самую настоящую метель.
В машине тепло и уютно и постепенно, за простым и дружеским разговором, напряжение начинает отпускать.
Странно увидеть человека с совершенно иной стороны и гадать, что же послужило толчком для такой перемены.
Неужто мои тефтельки?
— Голодный мужик — злой мужик, — любила говорить баб Рая, подсказывая как лучше тесто для пирожков замешивать.
Мастер класс от баб Раи здорово пригодился. Кажется, мужчины одобрили мои старания и страдания деда. Первую не удавшуюся порцию доедал он — выкинуть жалко ему было.
Ехать до моего дома было всего ничего. И пятнадцать минут в пробке из-за снегопада пролетели со скоростью света.
Лада завернула прямо в безлюдный двор (алкаши в такую погоду предпочитают бухать дома) и остановилась прямо у подъезда.
— Ты здесь живешь? — спрашивает он, всматриваясь в боковое стекло, лишенное тонировки.
— Да. Здесь.
Мне снова становится неловко, но потом я беду себя в руки и, вздернув нос продолжаю:
— Не все живут в элитных домах, Александр Петрович.
Мой голос дрожит от звеневшего в нем вызова.
— Я просто спросил, — внимательно смотрит на меня мужчина, — Ты говорила, что с дедушкой живешь?
— Да, — киваю я, — Бабушка умерла.
— А родители?
Сложный вопрос. В том смысле, что мне всегда трудно на него ответить так, чтобы не рассказать лишнего.
— Отца я никогда не видела, а мама…мама уехала…давно…
Громов явно что-то еще хочет спросить, но я подхватываю свой рюкзак и, сбивчиво поблагодарив его, вылетаю на улицу.
Ледяной ветер мгновенно пронизывает до костей, цепляет капюшон куртки и тот слетает с головы, позволяя безжалостно рвать рыжие пряди.
Застучав зубами от холода, закидываю рюкзак на плечо и иду к подъезду.
— Рита! — окликает меня Громов.
Разговаривать с ним больше мне сегодня не хочется, но он буквально подлетает ко мне, хватает за плечо, вынуждая остановиться.
— Ты без шапки. Я забыл тебе отдать. Вот…
В его руках появляется моя любимая шапка с бумбоном и, прежде чем я успеваю хоть что-то сказать, он натягивает мне ее на голову. Теплые ладони скользят по растрепанным волосам, убирая их с лица. Сильные пальцы неожиданно касаются скул, щек, открытого участка шеи.
Этот жест заставляет меня вскинуть голову, посмотреть в темные и очень серьезные глаза мужчины. Замереть перед ним, на миг забыв и про метель, и про холод.
Я почти кожей чувствую его взгляд на своих губах и вместо того, что бы уйти подаюсь этой необъяснимой магии. Она обволакивает меня, наливая тело непривычным для приличной девушки желанием.
Громов наклоняется ниже, чуть приподнимает мой подбородок и…
— Ритка!!! Ритка!!! Чего ты там мнешься? Попу себе отморозишь!
Перепуганным зайцем отпрыгиваю от Громова, пока плохо понимая, что только что могло случиться, но не случилось благодаря дедовой «деликатности» Поднимаю голову, а он открыл форточку и орет на всю округу:
— Рита! Домой иди!
Поворачиваю голову в сторону, застывшего, будто каменное изваяние, Громова и невольно вздрагиваю от тяжести его взгляда. Он секунду смотрит на свои ладони и, словно не зная, куда их теперь деть, сует в карманы пальто.
— Иди, Рита. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — не своим голосом вяло отзываюсь я и спешу в подъезд.
Подальше…
Подальше от этого мужчины и чувств, которые он во мне вызвал.
Почти бегом поднимаюсь по лестнице, забегаю в уже открытую дедом дверь и шумно выдыхаю.
Под настороженным взглядом деда скидываю шапку, куртку, обувь и иду в ванну умыться. Вроде на холоде была, а щеки огнем горят.
— И что это за крендель тебя у подъезда обнимал? — наконец не удерживает в себе, вертящийся на языке вопрос дед.
— Это не крендель, — как можно спокойнее отвечаю, тщательно вытирая руки полотенцем, — Это мой начальник Александр Петрович. И он меня не обнимал, а просто шапку помог одеть.
— Шапку он ей помог одеть…, – бурчит дед, — А у самой руки отсохли?
— Замерзли.
— Ну…ну…
Открыла рот, чтобы произнести целую тираду на защиту своего морального облика перед дедушкой, но он, махнув рукой, пошел смотреть телевизор.
Не поняла?
— Де! — окликнула я, — И тебе совсем не интересно, зачем он меня подвез?
— Отчего же. Интересно будет, когда знакомиться придет.
Я выпала в осадок.
— Э-это еще зачем?
Дед посмотрел на меня так, словно я дитё неразумное.
— Затем, что давненько мы пылюку под пианино не гоняли. А про кренделя этого я и так все узнаю.
Ну, да! Есть же ценный кладезь информации — баб Рая.
Дедушка демонстративно прибавил громкость на телевизоре, увлеченно наблюдая, как стайка мужиков, в обтягивающих костюмах с винтовкой наперевес, бороздят лыжню на канадских горнолыжных склонах.
Несколько секунд тупо с ним залипла на длинноногих биатлонистов, а затем поплелась в свою комнату.
Сегодня и правда был очень тяжелый день, и перспектива завтра утром встать в шесть утра, чтобы прибрать в царских хоромах Шурика, совсем не прельщала.
Вдобавок ко всему едва я поужинала и уютно устроилась под одеялкой, как ожил мой телефон, вещая о входящем сообщении.
«Привет! Как дела?» — гласило оно, и было от Шнурка.
«Как сажа бела» — хотелось написать в ответ, но я вместо этого быстро набрала «Нормально»
«Как смотришь на то, чтобы завтра в кино сходить?»
Я чуть телефон не уронила.
Мишка приглашает меня на свидание? На самое настоящее?
«Не знаю» — чисто из вредности написала я в ответ, в душе танцуя ламбаду.
«Соглашайся. Я забронировал билеты на ту новинку, которая тебе понравилась. На пять часов»
Вредничать сразу перехотелось.
Он для меня специально постарался?
«Хорошо. Давай сходим»
«Отлично. Жду тебя у кинотеатра в 16–40»