Демон-босс (СИ)

Я неумолимо начинаю краснеть. Вот вроде и понимаю, что женщина ни за какие подарки ничего мужчине не должна, и вроде понимаю, что шутит, но все равно… Умеет он смущать.
— Что примолкла? Пыхтишь и краснеешь? Эх, жалко не вижу, как ты дышишь. Уж больно впечатляюще у тебя это дело выходит.
— Игорь Вячеславович, — строго произношу я, усилием воли беря себя в руки. — Если уж вы сами мне перезвонили, считаю нужным прояснить ситуацию. В ресторан я с вами не пойду. Во-первых, у меня сегодня другие планы, а во-вторых, мое мнение относительно наших встреч остается неизменным. Предпочту сохранить между нами сугубо деловые отношения.
— Хотела бы сохранить сугубо деловые отношения — отделалась бы второй причиной, и про планы не упоминала. Я в бабской психологии немного разбираюсь. За жизнь аж целых двух тощих собак съел.
— Давно хотела сказать, что ваш шовинистический взгляд на женщин представляется мне оскорбительным.
— Что там тебя оскорбило, Люба? — неожиданно миролюбиво осведомляется магнат. — Слово «бабский»?
— Вы уже не в первый раз его произносите, — с укоризной замечаю я.
— А ты, поди, каждое сосчитала, чтобы в нужный момент предъявить. Слушай сюда, Любовь Владимировна. Судя по тому, как качественно огрызаешься, проголодаться ты успела, а значит повода не отужинать в моей компании у тебя нет. Не нравится мне, что ты Игоря Жданова монстром, пачками жрущего баб, представляешь. Почаевничаем, а через час доставлю тебя домой в целости и сохранности. И даже за коленки лапать не буду, если сама не попросишь. Я по необходимости еще каким джентльменом бываю.
  
15
 
— Любовь Владимировна, — звучит в динамике голос секретарши Шапошникова, совершенно бессовестно отрывающий меня от работы, на которую я с таким трудом настроилась. — Олег Евгеньевич просит вас зайти. 
Мой палец, лежащий на мышке, обреченно дергается. Еще ни разу генеральный не вызывал меня лично для приятного, или хотя бы конструктивного разговора. Рабочие вопросы он предпочитает обсуждать со мной в присутствии Пирогова, так как немного меня побаивается, значит точно собирается ругать. Неужели сплетни обо мне и Жданове до него так быстро долетели? 
Накинув пиджак, я твердой походкой направляюсь к нужному кабинету. Стыдиться мне нечего. Я, в конце концов, не несу ответственности за действия других людей. Если приспичило мужчине букет отправить — разве может кто-то его остановить, тем более такого как Игорь Вячеславович? От него вон молоденькие модели, как сейчас говорят, пищат, и немолодой Витя Пирогов потеет. Как таким управлять? 
— Вызывали, Олег Евгеньевич? — осведомляюсь я, постучавшись. 
Генеральный вскидывает на меня свои глаза-буравчики и странно ведет подбородком. Догадываюсь, что так он кивает, но из-за складок на шее, собравшейся над воротником рубашки, это движение не сразу понятно. 
Я присаживаюсь на стул и целомудренно подбираю колени, принимая позу радивого сотрудника. Рядом с Шапошниковым мне приходится имитировать субординацию. Что поделать? Свою работу я очень люблю, но вот начальника не слишком-то уважаю. 
— Почему сегодня так поздно на работе появились, Любовь Владимировна? — без прелюдий спрашивает генеральный, чиркнув меня взглядом. 
Мысленно я закатываю глаза. Минимум дважды в неделю на протяжении нескольких лет я езжу на завод и возвращаюсь в офис после обеда. Если Шапошников и пытается подловить меня на нарушении трудовой дисциплины, то лишь демонстрирует свою несостоятельность. 
— Я ездила в цех по производственному вопросу, — поясняю я, не удержавшись, чтобы не шаркнуть каблуком по полу. — Как главному инженеру предприятия мне необходимо время от времени это делать. 
— Так долго? — скептически переспрашивает Шапошников, дав себе время подумать. 
Нет, это уже просто оскорбительно. Он полагает, что я в перерыве пью молочные коктейли в Макдональдсе или делаю ставки на ипподроме? Мне сорок три года, в послужном списке работа в крупнейших столичных предприятиях. У меня два высших образования, в конце концов. Почему я должна выслушивать эти беспочвенные обвинения?
 
— Олег Евгеньевич, я не совсем понимаю, к чему эти вопросы, — стараясь не выдавать своего возмущения, отвечаю я. — У вас есть сомнения в серьезности моего отношения к работе? 
— Я этого не говорил, — буркает он. 
— Тогда к чему вы все это спрашиваете? Я работаю у вас много лет, и за это время можно было понять, что я за человек и как отношусь к занимаемой должности. Мои поездки на производство — часть рабочего процесса. Если вам нужны доказательства — вы всегда можете позвонить на завод и уточнить часы моего посещения. 
— Спрашиваю, потому что по офису гуляет интересная информация о вашей бурной личной жизни, Любовь Владимировна. — Кажется, впервые за нашу беседу Шапошников набирается смелости посмотреть мне в глаза. — Однажды я вам уже говорил: шашням в рабочем пространстве не место.
Если бы поблизости оказался Жданов, то наверняка отпустил бы ироничный комментарий по поводу стреляющих пуговиц. Потому что сейчас я действительно глубоко вдыхаю. То есть, причиной того, что я торчу здесь, все-таки сплетни. Неужели руководителю его уровня совсем нечем заняться, кроме как копошиться в чужом белье? Влюбился он в меня, что ли? Чего ему моя личная жизнь покоя-то не дает?
— О каких, как вы выразились, шашнях идет речь? — уточняю я. 
— А то вы не в курсе, Любовь Владимировна, — Шапошников обвинительно сдвигает брови, напрягая мясистый лоб. — Вчера вас видели на концерте в обнимку с нашим крупнейшим клиентом. Как вы это объясните?
Уже и на концерте, да и не под ручку, а в обнимку. Погуляй эта сплетня еще пару часов, наверняка бы обвинил меня в прелюбодеянии на общественной парковке.
— Если вы говорите о моей встрече с Игорем Вячеславовичем, который, напомню, пока не является нашим клиентом, то мы действительно виделись, но не на концерте, а на автомобильной выставке, где разумеется не обнимались. 
Глаза генерального вспыхивают торжествующим огнем: будто ему удалось поймать меня за чем-то очень непристойным. 
— То есть было! И как вы это объясните?
Мне вдруг становится смешно. Ну кем он себя вообразил, ей-богу? Меня бывший муж так не тюкал, как этот. 
— А почему я должна что-то объяснять? — ласково интересуюсь я. — Я женщина свободная и совершеннолетняя, Игорю Вячеславовичу, если меня зрение не подводит, восемнадцать тоже давно стукнуло. Почему я должна отчитываться перед кем бы то ни было, с кем я вижусь в свое свободное незамужнее время? 
Шапошников то белеет, то багровеет, а ворот его рубашки угрожающе трещит. Он, конечно, рассчитывал пристыдить меня как с Коростылевым своим. Я тогда решила, что проще отмолчаться и поскорее историю его притязаний замять, но тут промолчать не могу. Обложили меня со всех сторон: с одной стороны неугомонный Жданов со своими причудами, с другой — генеральный хряк с обвинениями. Нет уж, хватит с меня. 
— А цветы как объясните? — визгливо гавкает Шапошников, подавшись всей своей тушей вперед. — Весь офис об этом говорит! Это ведь от него? 
— С каких пор получить букет стало преступлением? 
— Вы на рабочем месте, Любовь Владимировна, и тем самым подрываете трудовую дисциплину и вносите разброд в ряды сотрудников…
— Чем? — теряя терпение, уточняю я. — Розами? 
Диалог приходится прервать на раздавшийся в дверь стук, слишком нетипичный для нашего офиса. Громкий, короткий, небрежный, я бы даже сказала снисходительный. 
— Олег Евгеньевич, я хотела…. — раздается из приоткрывшегося зазора взволнованный лепет Оли, прервавшийся знакомым гарканьем:
— Да что ты гарцуешь, как пони напуганная? Вошел я уже, так что обойдемся без представлений и почестей. Кофе лучше иди нам завари. Шеф твой, если не дурак, таких именитых гостей не погонит. 
  
16
 
Приход Жданова действует на Шапошникова так же, как появление налоговой инспекции в борделе. Его и без того багровое от нашей перепалки лицо приобретает цвет перезревшей сливы, а глаза неестественно вылезают из орбит.