Красная Орхидея

— Уна Виккенгем умерла от рака, когда они вернулись из-за границы. Чарльз вышел в отставку и вплотную занялся имением. Отец его умирал. В конце жизни он умудрился просадить уйму денег, к тому же успел распродать немало земель. К тому времени, как отец умер, Чарльз Виккенгем единолично управлял поместьем. Как и его отец, он настроил против себя местных жителей, продавая обширные угодья, а также отдельные фермы на границах своих владений. Позднее он женился на Доминике Дюпре. Из того, что мы узнали в Милане, у новоиспеченной миссис Виккенгем было весьма любопытное прошлое. Вечеринки, которые являлись неотъемлемой частью жизни старика, ныне возобновились. Сын оказался весь в отца, и на юного Эдварда Виккенгема обрушились наказания, от которых в свое время немало пострадал его отец. Эдвард женился на местной девушке — они жили в том коттедже с соломенной крышей, который он занимает и по сей день.
Новая миссис Виккенгем произвела на свет двух дочерей, Джастин и Эмили. Едва миссис Хеджес заговорила о девочках, голос у нее дрогнул и она вся сникла. Самоубийство жены Эдварда она назвала криком о помощи: молодая женщина чувствовала ненависть своего свекра и боялась того, что происходило в их семействе. Она была постоянно прикована к постели и делалась все слабее. Миссис Хеджес будто описывала Гейл Харрингтон!
Анна глотнула воды, заметив, что все снова обратились в слух.
— Миссис Хеджес знала, что Чарльз Виккенгем пристает к обеим девочкам, причем с довольно раннего возраста. Она сказала, что Доминика была в курсе того, что происходит, но никак этому не препятствовала. Цитирую миссис Хеджес: «Эта отвратительная женщина была слишком занята всякой гнусью с гостями и даже с пасынком». Сексуальные оргии устраивались регулярно, каждый выходной. Я спросила о надругательствах над девочками — была ли она хоть раз свидетельницей того, как их использовал в сексуальных целях собственный отец. Она чуть не разрыдалась и затрясла головой, говоря, что ей и не надо было это видеть, — это было и так очевидно, особенно с младшей. Я спросила, знала ли она о беременности Эмили Виккенгем. Она отказалась отвечать и разразилась слезами. Я настойчиво задала ей тот же вопрос — она снова не отвечала и только приговаривала, как сильно она любит девочек. И когда я уже подумывала о том, чтобы оставить ее в покое и раскланяться, экономка сказала… цитирую: «Джастин была резкой и непокорной, она могла с ним справиться. Она характером в мать. А Эмили была слишком юная и нежная. Он делал ужасные вещи, и, когда Джастин попыталась пресечь его действия, девочку принудительно поместили в психиатрическую клинику». Вот. — Анна закрыла блокнот. Она нахмурилась. — Извините, но это не совсем все. Когда я уже уходила, то спросила миссис Хеджес, была ли когда-нибудь у Чарльза Виккенгема секретарша. Это касательно газетного объявления, на которое предположительно ответила Луиза Пеннел и по которому она и явилась к нему на встречу. Экономка сказала, что у хозяина перебывало множество девушек, которые приходили и уходили, ни одна не задержалась надолго. Он был чересчур требовательный работодатель, а девушки обычно поступали к нему слишком молоденькие и неопытные. Если Виккенгем — серийный убийца, как предположила профессор Марш, то, возможно, до Красной Орхидеи он уже совершал убийства, так что нам, пожалуй, следует отработать и этот момент.
В комнате повисла тишина. Анна вернулась за свой стол. Следующим поднялся Льюис и изложил им подробности своего разговора с конюхом. Когда он сообщил, что восьмого января парень видел Луизу Пеннел, лежащую обнаженной в амбаре, бригада буквально взорвалась — все знали, что это было за день до ее убийства.
Затем снова выступил Ленгтон. Сперва он прошел к стенду, указал на фото Луизы Пеннел:
— Он лгал насчет Луизы. — Потом указал на фото Шерон Билкин. — И надо думать, также лгал насчет Шерон. Вполне возможно, она приезжала к нему. И если еще порасспросить Гейл Харрингтон, мы, наверное, выясним, была ли Шерон одной из приглашенных на субботнюю вечеринку гостий. Личность одного гостя мы уже установили, но я бы настоял, чтобы идентифицировали и остальных мужчин на фото. — Ленгтон помолчал, насупив брови, потом вздохнул. — Достаточно ли у нас данных, чтобы его арестовать? Без сомнений, да, но у нас так до сих пор и нет образцов ДНК, прямо указывающих на его причастность к этим двум убийствам. Тот факт, что они нанесли визит в его владения, отнюдь не означает, что он их убил: нам известно, что он чуть ли не каждый выходной машинами возил шлюх, так что эти две девушки могли всего лишь там побыть и уехать. Наш убийца, может статься, был одним из гостей дома — им мог быть и сын Виккенгема, Эдвард, хотя, конечно, Чарльз Виккенгем у нас главный подозреваемый. Тот факт, что этот подонок имел сексуальные связи со своими дочерьми, уже привлекал внимание полиции, однако дело по иску было прекращено. Он может сколько угодно нам доказывать, что Эмили психически неуравновешенна, — нам же предстоит доказать, что Чарльз Виккенгем и есть убийца Красной Орхидеи. И хотя может показаться, что у нас до черта улик против него, все они пока что косвенные. У нас нет орудия убийства, нет пятен крови, нет ничего, что указывало бы на Чарльза Виккенгема как на убийцу. Мы не знаем, орудовали они на пару с сыном или нет. Мы не знаем, участвовали ли гости в этих пытках и в убиении обеих жертв. — Ленгтон перевел дух и продолжил: — Что нам следует сделать в первую очередь, так это получить ордеры на обыск. Теперь мы имеем достаточно, чтобы получить доступ в его имение и все обыскать: и этот чертов амбар, и сам особняк, и конюшни, и коттедж, и автомобили. Я намерен запустить туда охрененную армию полицейских, и если в старом подвале есть пыточная камера — мы ее обнаружим. Там могут оказаться и другие жертвы маньяка, но мы покуда не будем поднимать другие следственные дела — мы сконцентрируемся на нашей Красной Орхидее. И следует держать в голове, что его прототип, убийца Черной Орхидеи, так и не был привлечен к суду. Но как бы Виккенгем ни заметал свои следы, мы прихлопнем его как муху!
 
Тут помахал рукой Баролли, и Ленгтон кивнул ему.
— А как насчет записанного звонка журналисту? Его можно использовать?
— Попробуем. Но даже если на записи голос Чарльза Виккенгема, это ничего не дает: он вполне может заявить, что это была всего лишь дурацкая выходка, чтобы просто отнять у полицейских время. Нам каждый день названивают всякие чокнутые.
Ленгтон посмотрел на Льюиса, который поднял в руке маленький диктофон:
— Я записал сегодняшний разговор, так что мы, если надо, сможем сопоставить голоса.
Ленгтон хохотнул и довольно потер руки:
— Шпионишь за мной!
Ленгтон с Льюисом заперлись в кабинете, разрабатывая главный удар — обыск во владениях Виккенгема. Все надо было тщательно спланировать, к тому же требовалось полицейское подкрепление, чтобы уж наверняка ничего не пропустить.
Остаток дня Анна занималась тем, что составляла официальный отчет, и, когда время уже перевалило за шесть, она решила, что пора закругляться. Только она собралась домой, как ее подозвал Льюис и спросил, не планирует ли она, согласно нынешнему расписанию, еще раз поговорить с Эмили Виккенгем. Анна вздохнула:
— Пожалуй, я заеду к ней по дороге домой.
Анна дважды звонила Эмили Виккенгем и оба раза вешала трубку, когда включался автоответчик. Она решила купить продуктов и после этого снова попытаться дозвониться, а потому собрала портфель и ушла из участка.
Она уже выезжала с полицейской парковки, когда в штаб расследования позвонили из лаборатории судебно-медицинской экспертизы. В ванной комнате в квартире Джастин Виккенгем были обнаружены пятна крови. Образцы взяли на анализ, но требовалось, чтобы кто-то из следственной бригады отправился на квартиру. Получив эту новость, Ленгтон решил поехать туда лично, — возможно, это был переломный момент в их расследовании, которого все так ожидали.