Красная Орхидея

Ленгтон вернулся в комнату следственной бригады почти без четверти шесть в сопровождении профессора Марш. Внешне он не проявлял к ней никакого внимания, — во всяком случае, он холодно и равнодушно предложил ей присесть. Она извлекла из портфеля свои записи и папки, выложила их на стол, затем уселась и выпрямила спину.
— Я изучила материалы по делу убийства Элизабет Шорт, как, очевидно, все вы это сделали, сопоставляя записки и угрозы, получаемые по делу Красной Орхидеи. — Она подняла фотографии обеих девушек. — Если мы должны поверить в то, что наш преступник одержим лос-анджелесским убийцей и маниакально добивается зеркального сходства, то перед нами серьезная угроза того, что он убьет опять.
Анна скосила глаза на Льюиса — тот посмотрел на Баролли и закатил глаза.
Психологиня продолжала просвещать их относительно лос-анджелесских жертв, которые все были убиты одним и тем же человеком. Первая погибла до Элизабет Шорт: она оказалась наследницей и была жестоко убита в ванне в собственных апартаментах.
— Убийство первой жертвы, при всей своей грубости и жестокости, все-таки не отличалось характерными особенностями от убийства Элизабет Шорт. А вот третья жертва… — Эшлин подняла фотографию женщины, которую звали Джин Аксфорд Френч. — Да, ее тоже зверски били и топтали ногами, как и жертву номер один, но рот у этой девушки был разрезан почти один в один, как у Черной Орхидеи. Помадой жертвы убийца сделал на ее обнаженном теле непристойную надпись: у нее на груди он печатными буквами написал «FUCK YOU». Как в случае с вашей жертвой, Луизой Пеннел, и как в случае с Черной Орхидеей, вся одежда убитой пропала. Убийца отсчитал четыре недели после того, как убил Элизабет Шорт, и, возможно, убил кого-то еще — месяц спустя. Никому не было предъявлено обвинение по этим убийствам, и считалось, что убийца покинул Лос-Анджелес или лег на дно.
Ленгтон кашлянул, и Эшлин обернулась к нему.
— Я вовсе не хотел выразить свое нетерпение, профессор Марш, но все это уже есть в газетах! Мы в курсе этих подробностей. Мы, конечно, не имеем ученых степеней, но мы прочитали досье по тем убийствам, книжки и прочее.
— Мне это известно, — сказала она с обидой. — Извините, если я повторяю то, что вы узнали и до меня, но я думаю, мне необходимо объяснить причины моих серьезных опасений. Очень опасный преступник все еще на свободе, и, полагаю, он готов совершить новое убийство. Не следует думать, что в его письмах содержится всего лишь угроза — некая уловка ради газетной славы. Доставляя себе удовольствие такой игрой, он уверен, что вам известен сценарий убийств в деле Черной Орхидеи…
— Профессор Марш, — прервал ее Ленгтон, — мы достаточно серьезно восприняли каждый его контакт с нами. И если он действительно намерен совершить новое убийство, нам необходим психологический профиль преступника, который поможет нам его поймать. До сих пор у нас пока что единственный подозреваемый.
— Которого вы так и не смогли выследить, — парировала она.
— Но это не значит, что мы не пытаемся, — сказал Ленгтон, поджав губы.
— Если он намерен убить кого-то еще, это будет некто, кому была знакома Луиза Пеннел. В его последнем послании сказано, что она заслужила смерти, что она предала его, правильно?
— Да, — тихо ответил Ленгтон.
— Тогда вы должны понять, что главное его намерение — доказать, что он умнее вас.
— Меня? — отозвался Ленгтон, точно насмехаясь над ней.
— Да, вас. Затеянная им игра, хоть и направлена против всей полиции в целом, на деле — игра в кошки-мышки с тем человеком, который возглавляет охоту на него, и этот человек — вы. Верно? Его послания адресованы лично вам, правильно?
— Да.
— В случае с Черной Орхидеей убийца отправлял копии своих писем в прессу. Когда его фактически арестовали, он пришел в бешенство, крича, что все это фальшивка и что он убьет того, кто их прислал. И сейчас я пытаюсь вам прояснить: ваш убийца непредсказуем. Его ярость потребует выхода, то есть нового убийства, и жертвой явится некто, кого знает он и кого знаем мы.
 
Льюис поднял руку, желая что-то сказать, но она предпочла этого не заметить.
— Это будет кто-то причастный к нашему расследованию, кто-то, кто владеет информацией о том, кто же есть настоящий убийца.
— Из всех нами опрошенных никто о нем вообще не знал, не говоря уж о том, чтобы дать какой-то ключ к установлению его личности.
— Значит, возвращайтесь к исходной точке и проверяйте снова. Я действительно уверена, что его угрозы вполне реальны и что кто-то из знавших Луизу владеет ключом.
Ее ум позволял с успехом восполнять нехватку информации. Как показалось Анне, Ленгтон вполне сработался с консультантом-психологом. И если то, что говорила сейчас Марш, правда, то никто из них сегодня домой не вернется.
Профессор Марш еще добрых полчаса, точно в суде, держала речь, в подробностях обсуждая каждую записку убийцы, но так и не выдала ничего конкретного, что помогло бы схватить преступника, кроме своей обеспокоенности, что они, возможно, проглядели к нему ключ.
Анна прошла к столу Льюиса. Тот болтал с Баролли:
— …Несет какой-то бред собачий. То есть вещает нам с умным видом то, что мы и так все знаем, — и разглагольствует, разглагольствует…
Анна похлопала его по плечу:
— Послушай, а если она права и следующей жертвой будет тот, кого мы опрашивали, — как насчет Шерон Билкин?
— А что насчет нее? — отозвался Льюис, поглядев на часы.
— Ну, сегодня мы узнали в ночном клубе кое-что новое: такое впечатление, что Шерон утаила от нас то, что произошло в клубе между ней и Луизой, а значит, могла умолчать и о чем-то другом.
Баролли зевнул:
— И нам надо потолковать с ней снова?
— Я несколько раз пыталась ей дозвониться, но никто не отвечает. А ее автоответчик, похоже, забит. Я также попробовала связаться с хозяйкой дома, но мне не ответили.
— Давай притащим ее утром, — сказал Льюис, опять поглядев на часы.
— Но я же не сумела с ней связаться! — не отступала Анна.
Баролли заколебался:
— Хочешь отправиться туда?
Анна кивнула.
— Ладно, я договорюсь насчет машины. Получи добро у шефа.
Тревис вернулась к своему столу, сложила портфель и отправилась в кабинет Ленгтона. Подойдя к двери, она услышала громкие, раздраженные голоса:
— Это всего лишь голословное утверждение. Вы не представили ничего, что способствовало бы поимке этого ублюдка. Мы сидели там и слушали то, что большей частью знали еще до вашего внедрения в это чертово расследование! Если вы думаете, что мы не воспринимали всерьез писульки этого чокнутого, то…
— Я и не говорила, что вы не воспринимали их всерьез. Я сказала лишь, что их следует понимать как реальную угрозу.
— Мы и так это понимаем, но без единой зацепки, и без образцов ДНК, и без каких-либо следов на письмах и его посылке мы мало что можем сделать. А сейчас я должен усадить всю свою команду заново перетряхивать каждый отчет только потому, что вы считаете, будто мы что-то упустили?! И нам бы чертовски помогло, если б вы действительно сказали что-то дельное. А пока что все, что вы сделали, — это помешали следствию, натрепавшись редактору газеты.
Дверь резко распахнулась, и взбешенная Эшлин Марш едва не налетела на Анну. На выходе она развернулась к Ленгтону:
— Я уже принесла свои извинения, и, если вы будете меня облаивать, я не останусь тут больше ни секунды!
— Я всего лишь попросил вас сообщить нам то, что реально поможет в работе.
— Я и сообщила. И это все, что я могу сделать, — отрезала она и вихрем пронеслась мимо Анны.
Тревис выждала мгновение, после чего шагнула в открытую дверь.
— Я хочу съездить поговорить с Шерон Билкин, — сказала она тихо.
Ленгтон молча закурил сигарету, кинул спичку в пепельницу.
— Я всю вторую половину дня пыталась до нее дозвониться.
— Чудесно. Если ты думаешь, что у нее-то и есть ключ, который мы упустили, — тем лучше. — Он достал плоскую фляжку и набулькал себе в одноразовую чашку совсем не малую порцию.