Столичный доктор. Том III (СИ)
С одной стороны, мешать местным специалистам и отбирать у них хлеб не хотелось, с другой — человек страдал, и, судя по всему, не преувеличивал степень испытываемых им мучений. Поэтому я наступил на горло собственной лени и решил вмешаться.
— Господа, извините, — шагнул я к скульптурной группе «Портье безуспешно пытается утешить постояльца». — Невольно услышал ваш разговор. Я врач. Хирург большей частью. Может, я смогу помочь?
— Буду признателен, — отдышавшись, сказал страждущий — высокий с залысинами мужчина в гимнастическом костюме. — Почечная колика, очень резко начался приступ. Поясница болит, к мошонке будто гирю подвесили, позывы…
— Вы доктор? — оборвал я больного, ощупывая живот, потом спину.
— Найн. Просто не первый раз уже такое…
— Давайте перейдем к вам в номер, — предложил я. — Там удобнее будет.
«Фехтовальщик», оперевшись на слуг, с кряхтением поднялся, держась за поясницу. Верю, болит. И деться некуда. Нет такого положения тела, в котором было бы легче. По лестнице он вдруг припустил бегом, видать, желание облегчиться стало совсем уж нестерпимым.
Дверь в номер болящий оставил открытой, и я вошел вслед за ним.
— Раздевайтесь пока, я схожу за саквояжем.
Когда я вернулся, «Фехтовальщик» все еще был в туалете. Или повторно побежал, и такое возможно. Голова понимает, что уже нечем, а мочевой пузырь сигналит: давай, пора! И каждый раз надежда, что вот сейчас сходишь — и легче станет.
Вышел он бледный, даже зеленоватый слегка. Получилось рассмотреть пациента подробнее. Лет сорока, чуть полноват, стрижка хорошая, бородка с усиками ухоженная. На лице парочка шрамов — явный след мензурного фехтования. Значит, университет немецкий закончил. Да и сейчас занятий не бросил.
— Кровь в моче, много, — испуганным голосом сообщил он. — Прежде такого не случалось.
— Надо было сохранить урину для анализа, да что уж теперь. Значит, камень ранил изнутри стенки мочеточника. Бывает. Давайте, измерим давление пока.
На аппарат «фехтовальщик» не отреагировал. То ли видел уже, то ли не до того сейчас. Лицо совсем бледное, ни кровинки. Закусил губу, терпит. И поневоле пытается сесть поудобнее в надежде, что легче станет.
— Что вы собираетесь делать? — спросил немец, постанывая.
— Услышать от вас, что все в порядке, минут через десять.
— Горячая ванная, бег по лестнице?
— Без меня, пожалуйста.
Я порылся в саквояже, и достал три ампулы анестетика. Думаю, хватит и двух, но кто знает? Новокаина для блокады сейчас нет, не придумали еще. Все поголовно используют его родителя, кокаин. Так что прихвати меня доблестная полиция с моим чемоданчиком в двадцать первом веке, впаяли бы по полной за особо крупные размеры хранения и транспортировки. Я же его в поезде возил. И на извозчике. Использую я эту дрянь исключительно от безысходности — с дозой ошибиться довольно просто, препарат токсичнее любого местного анестетика моего времени. Хорошего от него не намного больше, чем плохого.
Набрал двадцать миллилитров в шприц, сжал его в кулаке, чтобы раствор согрелся, и велел пациенту:
— Пах освободите.
— Зачем? — сил удивиться у немца хватило.
— Не бойтесь, отрезать ничего не буду. Быстрее!
Подействовало. Можно подумать, в его паху что-то такое выдающееся есть, чего я не видел никогда. Некоторые пациенты почему-то считают, что у доктора одна только радость в жизни — посмотреть на кусочек их кожного покрова, обычно прикрытый одеждой. Возможно, такие в природе и есть, но я не встречал.
Про блокаду семенного канатика я помнил. Была у нас преподша по урологии, довольно пожилая дама, которая получила медицинское образование в Виннице. Оказалось, что город этот славен не только мавзолеем Николая Ивановича Пирогова, но и великим урологом Моисеем Юльевичем Лориным-Эпштейном. Судя по придыханию, с которым дама вещала о своем учителе по поводу и без, поразил он ее не только научными достижениями. Почему до такой простой и эффективной вещи не додумались до него, не знаю. И хоть приходилось мне ее делать только однажды в жизни, и этого хватило, чтобы получить нужный навык. Не бином Ньютона.
Так, перчаточки — и пациенту хорошо, и мне приятнее. Обработаем спиртиком и руки, и место инъекции, и приступим. Болит справа, значит, фиксирую пальцами левой кисти семенной канатик с нужной стороны, и предупреждаю:
— Сейчас будет укол. Вы кокаин как переносите?
— Не употребляю, — проблеял больной.
— У дантиста лечились?
— А, да, — дошло до него.
Видать, думал, что я сейчас начну ему всё обсыпать там чистым коксом? Наивный, с того количества, что я введу, кайф получить очень трудно.
Ну, с богом. В оригинальном рецепте участвовало бы миллилитров пятьдесят полупроцентного новокаина. У меня вдвое меньше местного аналога. Если что, потом еще немного добавлю. Тут лучше не торопиться.
После того, как больному полегчало и он порозовел, я настоял, чтобы вызвали экипаж и «фехтовальщика», который оказался Гансом Хоффманом, банкиром из Кельна — отправили в местную больницу. Но тот вцепился, как клещ — умоляя сопроводить. Даже лопатник достал, а оттуда целую пачку денег. От такого напора я опешил, согласился, вернув деньги обратно в карман Хоффмана. Взял только визитную карточку. Так, на всякий случай.
В приемном покое больнице святой Терезы было пусто. За окном капал дождь, а я все ждал дежурного доктора. А его все не было и не было. Слегка «захмелевший» от кокса Ганса рассказывал историю своей жизни, я слушал вполуха. По всему выходило, что сначала шли Ротшильды, потом Рокфеллеры и сразу после них, с бронзовыми медалями третьего места шли Хоффманы из Кельна. Владельцы банка Варбург унд Кельн. Всякие Фуггеры и Вельзеры даже рядом не стояли. Наверное, анестетик всё-таки ударил по голове.
Внимал всему этому я вполуха, потому что за стойкой регистрации, краснея и поглядывая на настенные часы стояла невысокая рыжеволосая девушка с необычными зелеными глазами. Которыми она «постреливала» в мою сторону. Ее звали Агнесс и она была приемной медсестрой, на которую я сразу вывалил все свои медицинские манипуляции с «номером три» мирового банковского рейтинга. Чем вызвал, если не шок, то уважительные взгляды. Которые продолжились, пока мы ждали дежурного врача. А его все не было и не было, действие наркотика начало проходить, Хоффман опять побледнел, начал постанывать. И что делать? Опять колоть? А если сердечко сбойнет? Меня тут полиция прямо и примет. Хотя бы за то, что занимаюсь медицинскими манипуляциями без лицензии. Похоже, конкремент сдвинулся. Может, от тряски, или просто так.
Агнесс вышла из-за своей конторки, принесла Хоффману успокаивающие капли на основе валерианы. И я сумел оценить стати девушки. Крутые бедра, талия, высокая грудь в медсестринском переднике.
— Доктора Ляйфера ищут уже трое посыльных, он тут рядом живет — может быть вам пока чаю предложить?
— Не откажусь, — покивал я, отводя глаза.
Ну нельзя вот так вот… сразу после Лизы, да еще фоном стонущий Ганс… Нашелся фехтовальщик на мою голову!
— У вас какой-то странный акцент. Вы славянин?
Агнесс быстро вычислила меня. Сразу после того, как вторая, пожилая медсестра с высокой прической принесла чай, начала выпытывать подробности. Вроде как про пациента, блокаду, о которой тут слыхом не слыхивали, а по факту — про меня лично. В медицинском саквояже был журнал Deutsches Ärzteblatt с моей статьей — показал, чтобы подтвердить квалификацию. Ну и пошло поехало — вопрос за вопросом, ахи и расширенные зрачки. Думаю, не только у Агнесс, но и у меня тоже. Заливался соловьем. До тех по пока не показался грузный доктор Ляйфер с тростью в руках. Под шумиху с выносом Хоффмана на носилках, я сбежал из больницы очень быстро — коротко протараторив коллеге отчет о лечении и свои догадки относительно дальнейшего развития событий. Даже не попрощался с девушкой. Вот такой нехороший человек.
* * *