Улей 2 (СИ)
Минуя четыре двери, направляется в самый конец длинного коридора. Тем же странным чутьем знает, Ева именно там. Отворив нужную дверь, на мгновение замирает в проходе. Лунный свет, несмотря на два довольно больших окна, в такую погоду слишком скудно освещает комнату. Поэтому Адам дожидается, когда сверкнувшая молния опаляет резкой вспышкой темное помещение.
Полсекунды хватает на то, чтобы запомнить размещение предметов мебели. Еще половина на то, чтобы стратегически просчитать, где может прятаться Ева.
— Раз…
Шагает в комнату, медленно продвигаясь в направлении высокого платяного шкафа.
— Два…
В какой-то момент необъяснимая тревога накрывает самого Титова. Он не намерен причинить вред своей жене. И все-таки… Он не совсем понимает, что за чувства расходятся по его грудной клетке и оседают тяжестью внизу живота.
— Три…
Сердце рвется наружу из грудной клетки, когда Адам, наконец, тянет на себя дверь шкафа. Это безоговорочно чувствуется приятно и болезненно. Делая шаг в глубину, улавливает в этой кромешной темноте шумный выдох Евы и ощущает, как внутренний мандраж взлетает до предела.
Дверца шкафа с протяжным скрипом закрывается у него за спиной. Двигаясь, выставляет руки по бокам от девушки. Наклоняется вперед, практически касаясь губами ее виска.
— Шах и мат, Эва. Ты в западне, — едва слышно проговаривает Титов между рывками их общего громкого дыхания. — Тебе не вырваться. Я не отпущу.
Напряжение — плотное и трескучее, раскаляет узкое пространство. Нет, чтобы сказать ей что-то нормальное, что-то ободряющее, что-то человеческое. Он играет на ее чувствах, впадая в недопустимую крайность.
Прикрывая веки, Адам вдыхает и замирает, старательно прислушиваясь к Еве. В какой-то момент ее молчание и абсолютная неподвижность пугают его. Сглотнув, он, идя на попятную, зовет ее уже совершенно другим тоном по своей фамилии, пытаясь разрушить созданную им гнетущую атмосферу.
Но Ева вдруг хватается руками за ворот его рубашки и тянет ближе к себе, одновременно приподнимаясь на носочках. Судя по шороху, с которым ее затылок прочесывает стенку шкафа, запрокидывает голову.
— Держи меня крепче, Адам.
Пространство вокруг него начинает вращаться, когда она прижимается своими губами к его рту.
Все здравые мысли Титова стремительно летят к чертям в ад. Ладони проходятся по нежной девичьей коже. Скользят под тесемки сарафана, тянут их вниз, опуская лиф платья и обнажая грудь.
Ощущения внутри громче, чем когда-либо. Они буквально оглушают. Разрывают.
Руки Титова, независимо от мыслей, начинают расстегивать длинный ряд крупных пуговиц, идущих по всей длине сарафана. Ева быстро оказывается полностью раздетой, если не брать во внимание трусики. Тонкая ткань повисает на ее плечах, когда Адам рывком подхватывает ее, прижимая спиной к стене.
Касается нетерпеливо промежности.
Хриплый стон срывается с губ, едва он ощущает, как сильно она там намокла. Кровь мчится по венам, как раскаленная лава. В груди становится тесно и горячо. Ну, а внизу живота и ниже, там вообще — до боли.
— Черт… Эва… Я же тебя прямо здесь, в этой долбаной коробке, тр*хну. Понимаешь?
А что она должна понимать? Ей вообще не важно: где и как. Хотя в какой-то момент здесь, в шкафу, страх заставил ее оцепенеть. Думала, не сможет сдержать крик, когда дверца распахнулась, и шагнувший внутрь Адам оттеснил ее к стенке. Сердце готово было взорваться. Разлететься на куски. А потом — услышала голос Титова, учуяла его запах, ощутила прикосновения, и словно повторный дубль начался, уже с другими ощущениями. До онемения тягучими, до дрожи щекотными и до головокружения жаркими.
— Да, Адам… Да-да-да… — руки Евы выдергивают рубашку из-за пояса его брюк. Скользнув под ткань, с нежностью проходятся по твердым напряженным мышцам, сокращающимся под горячей кожей. — Давай, в этой коробке. Давай. Вообще без разницы.
— Тебе не страшно?
— Нет… Да… Немного…
— Тогда я должен остановиться.
Они не могут друг друга видеть, но разочарование разливается внутри каждого из них и отражается на лицах одновременно.
— Нет. Не должен. Это же просто игра. Мне нравится.
— Ты дрожишь, — серьезно замечает Титов, передвигая ладонь, помещает ее под левой грудью, отмеряя сумасшедшее сердцебиение Евы. Сосредоточенно оглаживает покрытую ознобом кожу. Чувствует несистемные судороги стройного девичьего тела. — Ты всегда дрожишь, когда я тебя трогаю.
— Д-д-а-а-а, — протягивает она, выгибая спину. — Всегда.
Сам себе задает вопрос: что за дичь они тут вытворяют? В темноте. В чужом доме. В гребаном шкафу!
Словно им, как озверевшим от гормонов подросткам, банально негде потр*хаться!
И ладно бы, по пьяни. Но они оба трезвы. И вдруг, как взрослые дети, затеяли снова эту игру.
Резнева бы однозначно не одобрила подобные квесты и манипуляции. Наверное… Скорее всего.
Только даже если то, что они делают, опасно и греховно, оба жадно и безрассудно вкушают хрупкий плод этой искушающей реальности. Если прибегнуть к той же библейской ерунде, которую Адам Еве впаривал изначально, они, черт возьми, понадкусывали все эти райские яблоки. Все!
Возбуждение, горячее и необузданное, вырывается криками и хрипами, едва он входит в нее. Титова переполняет такое удовольствие, что внутри идут вибрации. Тело фонит внешней дрожью.
— Любишь меня, Адам? — требовательно спрашивает Ева, выдыхая горячий воздух ему в шею. — Любишь?
Что тут еще сказать? У него бл*дские мурашки по коже и дрожь в мышцах. И, если уж окончательно вдаваться в банальные сравнения таких же влюбленных идиотов, полчище сумасшедших бабочек внизу живота. Сердце, мать вашу, поет.
— Люблю.
И это получается так просто — любить ее, даже для такого эгоиста, как он. С каждым днем это чувство растет. Набирает силу и остроту. Заполняет собой все.
Его Ева — его прекрасный ангел с порочными темными мыслями. Дикая. Чуть странная. Немного резкая и капризная. Но ей можно. Ее не портит. Всего в ней в меру. Для него идеально.
Глава 68
Ночевать отправляются вниз. На террасу. К тому времени гроза, к сожалению, прекращается. Лишь небольшой ветер периодически стряхивает дождевую влагу с веток. Бросает ее на стекло, будто в попытке выманить обнаглевших «гостей» из дома. Но Адам с Евой не спешат покинуть теплое убежище.
Понятное дело, чая или кофе в доме нет. Зато находится бутылка красного полусухого вина. Разлив его по бокалам, разговаривают полушепотом о всяких пустяках. На самом деле, ничего важного в этот вечер им затрагивать не хочется. Да и вроде точки все давно расставлены. Как же это приятно — говорить о мелочах, делиться собственными наблюдениями и не испытывать никаких сопутствующих переживаний! Когда не нужно производить какое-то определенное впечатление или защищаться, держать марку, быть все время начеку… Знать, что завтра будет просто новый день.
— Давай купим этот дом, — предлагает между тем Титов.
Ева тихо смеется, решая, что он шутит. А потом смотрит на него и понимает — нет. Сердце вдруг заходится в груди. Трепещет.
— Что значит, купим? Ты серьезно, что ли? А зачем нам такой дом? Да и цена, правда, баснословная. Космическая.
— Ну и пусть. Можем себе позволить, — убежденно заявляет Адам. — В квартире мало места. А здесь, смотри, сколько. И море совсем рядом. Сделаем ремонт и переедем.
— Так просто говоришь… — замирает, глядя с недоверием и в то же время с интересом.
Смеясь, он пожимает плечами.
— А что тут сложного? Тебе нравится этот дом?
Задает вроде бы обыкновенный вопрос, и Еве ничего не остается, как прямо ответить.
— Ну, да. Просто…
— Значит, решено. Мы его покупаем, — торжественно обещает Титов. — Я все организую. Завтра же займусь.
— Ну, ты… вообще, — смотрит на него во все глаза, а слов вроде как не находит. Как его окрестить? Ее удивляет не то, что он может купить такой дом. Денег у них, конечно, предостаточно. Поражает то, что Адам хочет этим заниматься. Стремится строить собственное семейное гнездо, тогда как крыша над головой у них, слава Богу, есть. И никаких проблем или неудобств они не испытывают. Места хватает, на самом деле. Но он хочет свое. Для них.