Замок на песке. Колокол

Никогда прежде Нэн о таких вещах не задумывалась. Ни разу в жизни она не усомнилась в полнейшей верности мужа. Да и теперь гнала от себя сомнения. Наверняка дети либо что-то преувеличили, либо недопоняли. Ну, допустим, на минуту потерял голову, но сейчас уже, несомненно, все прошло, растаяло без следа. Наверняка все это пустяк, не более.
А что, если не пустяк? Нэн не находила себе места. Что же делать? Она подумала, не написать ли письмо мисс Картер, и даже начала мысленно составлять это письмо, но бросила, поразившись собственной несдержанности. Нет, глупо. Никаких улик у нее нет, а мало ли на что такого сорта девица способна, наглости хватит возбудить и судебный процесс. Нэн имела весьма смутные представления о диффамации и устной клевете, а при мысли о фиксации чего-либо на бумаге ее вообще охватывала дрожь. И она предпочитала уговаривать себя, что это наверняка недоразумение и на самом деле ничего нет.
Она бродила по дому и кое-как пережила день. Ей как-то удавалось прятать от Фелисити свои терзания, но к шести часам вечера смятение достигло такой степени остроты, что она решила – надо ехать домой, поговорить с Биллом и выяснить все раз и навсегда. И только после этого отдых вновь станет отдыхом. Она удивилась собственной горячности. Может, все-таки обождать до утра? Попробовала читать книжку. Не получилось. И тогда, объяснив Фелисити, что ей надо съездить в Лондон проведать каких-то знакомых, собрала вещи и поспешила на ночной поезд.
То, что она увидела, потрясло ее. Она оказалась дома в такой ранний час вовсе не потому, что хотела застать мужа на месте преступления, а просто из-за собственного нетерпения и из-за расписания поездов. Нэн и подумать не могла, что Билл способен привести в дом девушку. Как же она ошибалась! Дело, несомненно, зашло слишком далеко. Она повернулась и убежала, отчасти из-за потрясения, отчасти от необходимости все обдумать перед решающим разговором с мужем.
Спешно уходя под дождем и слыша его шаги за своей спиной в хмурой неподвижности раннего утра, она свернула в боковую улочку и спряталась за гаражами. Там она простояла какое-то время, пока шаги его не стихли. Она прислонилась к изгороди, сжимая в руках сумочку, ногами увязая в мокрой траве. С беспокойством поглядывала на окна дома, рядом с которым оказалась. Занавески задернуты. В окрестных домах люди еще спят. Шарфик на голове промок, и капли начали скатываться за воротник.
И тут, впервые после того, как ей стало понятно, что случилось, она почувствовала себя бесконечно несчастной. Недоумение, гнев, дурные предчувствия, все эти переживания, вплоть до того странного возбуждения, какое, наверное, испытывает охотник, подкарауливающий добычу, она считала вполне допустимыми. Но стать несчастной – такого с ней еще не случалось. Никогда в жизни она не позволяла Биллу доводить себя до точки, после которой наступает подлинное несчастье. Не было и не могло быть никакого повода для подобного чувства. В ее жизни, в жизни благополучной замужней женщины, такого рода переживания – просто истерика. А она всегда была противницей истерик. Но сейчас она чувствовала настоящую горечь… и причиной был ее муж. Муж заинтересовался другой женщиной – осознание этого постепенно проникало не только в ее мозг, но и в ее душу. И сейчас, прислонясь спиной к изгороди, промокшая под холодными струями дождя, она все яснее понимала, что оказалась неожиданно вовлечена в какой-то невообразимый кошмар. Ведь она только что убежала из своего собственного дома. Она зажала рот рукой. Слезы потекли по щекам, смешиваясь с дождем. Горе и ужас сотрясали ее.
Потом она пошла по дороге. Мимо домов, за пределы городка, к торговому центру. Магазины еще не открылись, но день вступал в свои права. Уже появились прохожие, спешащие на службу. Дождь затихал. Зайдя в общественный туалет, она привела себя в порядок. Потом вышла и села на автобус, едущий в Марсингтон. Ей хотелось увидеть Тима Берка.
У нее с Тимом были странные отношения. Она знала его более десяти лет, с тех пор как муж, преподававший тогда в средней школе на юге Лондона, познакомился с этим человеком в ходе каких-то дел, связанных с лейбористской партией. Тим ей всегда нравился. С ее точки зрения, в характере его присутствовала какая-то причудливая утонченность и элегантность, и она помнила, что в те нечастые вечера, когда они приходили с мужем в магазинчик Тима, муж по сравнению с Тимом всегда казался ей мрачным, скучным и неуклюжим. Но она не придавала особого значения этим мыслям, пока в какой-то момент не поняла, что Тим относится к ней с особым вниманием.
 
Тим всегда вел себя с ней со слегка старомодной галантностью, которую Нэн объясняла его ирландским происхождением и над которой они с Биллом часто смеялись, но вместе с тем эта галантность ей очень льстила. Ее муж не умел быть галантным. И постепенно она начала подозревать, со смесью боли и радости, что Тим Берк, может быть, немножко влюблен в нее. Она не делилась с Биллом своими догадками, не делала никаких усилий, чтобы почаще встречаться с Тимом, но и не избегала его, а попросту внимательно за ним наблюдала. Однажды в девять часов вечера она оказалась с ним наедине в магазине. Билл вышел на улицу позвонить, потому что тогда у Тима еще не было в магазине телефона. Тим принялся надевать ей на шею ожерелье, так он часто делал, когда они приходили в гости. Застегивая замочек на шее, он поневоле обнимал ее. Замок застегнулся. Но он не разжал рук. И вдруг поцеловал ее в губы.
Нэн была потрясена и обескуражена. Она оттолкнула его. Билл пришел через минуту, и поэтому они не успели ничего сказать друг другу. И позже ни один из них к этому случаю не возвращался. В течение некоторого времени Нэн избегала Тима, и если виделась, то лишь в обществе Билла. Нэн казалось – всем своим поведением Тим дает ей понять, что очень сожалеет о том, что случилось, при этом оставаясь все таким же галантным и предупредительным. Но Билл ничего не заметил, и Нэн ничего не рассказала ему. Это было четыре года назад. Со временем неловкость ушла, и Нэн вспоминала этот случай уже не с болью, а с какой-то печальной теплотой. И ей хотелось верить, что Тим тоже вспоминает. Она тешила себя надеждой, что вспоминает. Это все было так мимолетно. Но воспоминание об этом придавало особый оттенок тем случаям, когда, всегда в обществе мужа, Нэн позволяла себе видеться с ирландцем.
В автобусе, повернувшись заплаканным лицом к окну, она ни разу не спросила себя, уместно ли являться к Тиму в таком настроении. Она попала в чрезвычайные обстоятельства. Ей необходима помощь. Она не знает, как быть. Исповедаться кому-нибудь из знакомых дам, например миссис Пруэтт? Ну, эта мысль просто нелепа. Тим, вот кто ей сейчас нужен! Уткнувшись в окно, она плакала, ей было больно. Но чем дальше, тем яснее она различала в своей боли обыкновеннейшее чувство ревности. Она тяжело дышала и довольно громко всхлипывала, прикрывая лицо платочком.
Она вышла из автобуса и поспешила по улице к магазину. И тут же увидела Тима. Хотя еще не было девяти, он открывал ставни. Нэн подбежала к нему, тронула за плечо и сразу вошла в магазин. Тим заспешил за ней. Он успел заметить, какое у нее несчастное лицо. Он запер дверь. Внутри было темно, половину ставень еще предстояло открыть.
– Что случилось? – спросил он.
– Извините, Тим, что врываюсь таким образом. Случилось нечто ужасное. – Она все еще прижимала платочек ко рту.
– С Мором что-то? Или с мальчиком?
– Я застала Билла с этой девушкой, мисс Картер. Вернулась, а они обнимаются, в моем доме, в шесть часов утра! – И она расплакалась в голос.
– О господи! – Он провел ее через магазин в мастерскую. Дождь перестал лить, и солнце осветило крохотный, окруженный белыми стенами дворик, в котором росло невысокое платановое деревцо. Нэн вышла туда. Это было уединенное место. Сюда не мог заглянуть посторонний. Она взялась рукой за тонкий ствол дерева.
– Позвольте ваше пальто, оно совсем промокло.
Нэн отдала ему пальто и взяла полотенце, чтобы осушить волосы. Она села на маленькую скамеечку возле дерева, опершись спиной о стену. Скамеечка была мокрая, но она не обратила внимания. Мир превратился в груду бессмысленных обломков. Телесные страдания и маленькие обломки ее мира кружились вокруг, то затемняясь, то проясняясь. Она с удивительной отчетливостью видела листья платана, еще в каплях дождя. Протянула руку и сорвала один. О существовании Тима она забыла, пока он не пришел и не сел рядом.