"Фантастика 2024-5". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)
Погладив внучку по толстенькой косичке, старик пообещал непременно порадовать и внучку, а поутру младшая невестка не добудилась свекра. Это была первая смерть, увиденная Аннелорой, и она запомнилась навсегда. Берестяной венец, завернутый в чистое полотенце, стал ее последним детским сокровищем.
Потом к их телеге присоединилась повозка с циркачами и еще пара крестьянских семей. Все они ехали в направлении западных графств и предпочитали двигаться в большой компании.
Караван, однако, став солиднее, как ни странно, начал двигаться быстрее. Вечерами у костра уже не только рассказывали сказки, но и пели песни, загадывали загадки и даже немножко танцевали.
Однажды к костру подошла сморщенная, словно печеное яблоко, смуглая старуха. Она долго всматривалась в огонь, покуривая изогнутую трубку, а потом неожиданно поймала Аннелору за руку:
– Сядь, малышка, – попросила она, вглядываясь в наивные серые глазенки своими пронзительными черными очами. Покачала головой: – Ох, беда! Глупая девочка, давно ли ты сохнешь по парню со светлой головой и черным сердцем?
Анни дернулась, пугаясь и непонятных речей, и самого облика старой ведьмы.
Но старуха не отпускала, вцепившись в левую руку скрюченными пальцами. Бережно погладила извилистые линии на ладони, еще раз заглянула в глаза:
– Ты не знала? Его сердце черно, как безлунная ночь. Он мечтал о почестях и золоте, вот и совершил страшный грех, присушил тебя зельем.
– Неправда, не верю! – пискнула напуганная дочь герцога и отчаянно забилась, задергалась, будто пойманная птица.
Гадалка покачала головой и ткнула мундштуком в грудь девушки:
– Не хочешь – не верь! Но я сниму с тебя его грешные злые путы, сниму сейчас же, иначе через семь зим ты умрешь, и это так же верно, как солнце и луна в небе. Высохнешь, как эта трава… – старуха кинула в огонь пучок сушеной полыни и забормотала нечто ритмичное себе под нос.
Веки Аннелоры внезапно отяжелели, и она опустилась на кошму, неудержимо зевая.
– Спи, – строго сказал колдунья, и Анни уснула.
Поутру девочка проснулась возле погасшего огня и постаралась забыть ночной разговор как можно скорее.
Необычная встреча действительно вскоре забылась, но легкий привкус полынной горечи еще долго преследовал девушку в дыме каждого костра.
Между тем караван медленно полз по дорогам, пополняясь все новыми телегами и возами. Однажды на вечерних танцах у огня гибкую худощавую девочку и приметил метатель ножей. Сплясав вместе с нею заводную джигу, он оценил ее ловкость. И, вдохновленный бесшабашной улыбкой юной маркизы, показал присутствующим свое искусство на большом деревянном щите, втыкая ножи с завязанными глазами, веером, из-за спины.
Когда зрители уже начали улюлюкать от восторга, метатель поставил к щиту смущенную Аннелору и воткнул ножи вокруг ее головы, завершая выступление.
Приятно, когда тебя слушают, открыв рот, да еще наивно хлопают огромными серыми глазами! За ужином циркач разливался соловьем и к утру наобещал взять худышку в ученицы. Правда, то же самое пообещали сделать и гибкая невысокая акробатка, и довольно высокий, массивный канатоходец, и дрессировщик… и даже карлик, которого канатоходец во время выступлений носил на плечах. Правда утром никто из них своих обещаний не вспомнил – циркачи мрачно шатались между повозок, поливали головы ледяной водой и цыкали на мелюзгу, мельтешащую под ногами.
Еще в самом начале путешествия, обеспокоенная интересом незнакомых людей, девочка придумала себе новое имя, красивое и необычное как ей казалось: «Кайтанира». Взрослые таинственно улыбались, произнося его. И только спустя почти две недели, она узнала, что это имя означает «военный летний лагерь». Красная от смущения Аннелора, узнав о значении выбранного имени, сократила его до «Иниры», и постепенно это имя прижилось.
Убедившись, что вчерашние добрые знакомцы с утра больше напоминают злобных псов, маркиза забилась в дальний угол повозки и задремала под стук колес. Она не понимала, насколько ей повезло, встретить в старую ведьму. Сняв приворот, старуха заставила всех ее спутников поклясться, что никто не тронет ее и пальцем:
– Я вижу, что этой девочке суждено многое, а еще вижу, что свой путь она уже начала. Если кто из вас штаны на месте не удержит – все сдохните! – выпалила старая карга и плюнула в огонь, закрепляя свои слова.
Если кто и поглядывал на чистенькую миловидную девчонку, после той ночи все стали скромно отводить глаза – связываться с настоящей ведьмой никому не хотелось.
* * *Итак, караван неспешно ехал, ехал, и… приехал в карантин. Суровые усачи в синих солдатских мундирах сгоняли путешественников с дороги на луг громко вопя:
– Карантин, карантин! Путь закрыт!
Ворчащие крестьяне и купцы получали бирки с датой въезда в карантин и вздыхая устраивали биваки, ссорясь из-за хвороста и сена на подстилки.
Сначала Аннелора расстроилась – свидание с женихом откладывалось на целый месяц! Потом рассердилась – она тут страдает, сгорает от желания быть рядом с ним, а Фредерик все еще не нашел ее! Потом девушка принялась плакать, ругать себя и оправдывать графа Бедфорда, но все было напрасно – солдаты никого не выпускали из карантина, пока не пройдет три недели, за которые становилось понятно – здоров путник или болен.
Условия жизни в карантине были самые спартанские. За водой выстраивались очереди к единственному ключику, обнаруженному поблизости от временного лагеря. Хворост из прозрачной рощи, окружающей луг выбрали в первые же сутки, а сырые деревья не желали гореть без искр и дыма.
От постоянных истерик Анни спасали только занятия с метателем ножей. Скучать и бездельничать она не привыкла, а потому быстро оценила новые возможности и принялась осваивать искусство метания ножей, не предполагая, что оно ей когда-нибудь пригодится.
Через две недели ее учитель заболел. Анни проводила с ним в фургоне долгие часы, обтирая горящее в лихорадке тело, подавая воду и поправляя повязку на лице – даже тусклый свет вызывал у больных резь в глазах.
Вокруг уже лежали вповалку его друзья, а поблизости на телегах стонали крестьяне, ехавшие на свадьбу. Через несколько дней заболел каждый второй, еще через пару дней в дальнем конце карантина начали копать ямы и засыпать их негашеной известью.
На глазах у юной маркизы огромная толпа людей, скопившихся в карантине, начала впадать в панику. Слова «переехал на тот конец карантина» стали синонимом смерти.
При появлении малейших признаков заболевания несчастный начинал искать помощь, хватать за руки всех, проходящих мимо: солдат, сиделок, докторов в просмоленных костюмах. С такими безумцами поступали довольно жестко: пеленали в простыни и поили успокоительным настоем. Если не было успокоительного, вливали стакан крепкого вина.
Увы, в этой пустынной местности для такого количества людей не хватало даже предметов первой необходимости: тюфяков, посуды, корыт для стирки грязного белья. Но еще больше не хватало людей, способных подать стакан воды и утереть лицо. Несколько женщин, потерявших в карантине близких, служили сиделками, за остальными практически никто не ухаживал.
Тут – то и пригодилось Аннелоре вбиваемое матушкой умение ухаживать за больными и ранеными. Как знатная дама, получившая отличное образование, Аннелора умела парить травяные отвары, унимающие лихорадку и боль, поить лежачих с помощью ложечки и перевязывать раны. Брезгливость и нервы отступили в первые же дни, когда вокруг все плакали, стонали, проклинали или молились. Все на что хватало сил – бродить с ведром воды и сомнительной чистоты тряпками, обтирая потные лица, подносить к обкусанным губам обгрызенную деревянную чашку, да иногда закрывать глаза тому, кому еще вчера подавала чашку.
Больше всего юной маркизе пригодилась хорошая память и любовь к литературе. Лежать в фургоне было скучно не только метателю ножей – рядом в телегах метались в бреду дети и взрослые, остановленные королевской заставой.