Мне (не) скучно (СИ)

Ляля чуть сжала ладонь Матвея в ободряющем жесте.
— Бабушка… она любила меня наверное, просто по своему. — Матвей усмехнувшись, продолжил. — Она всегда говорила мне, что нужно добиться кресла начальника и машину с водителем. Каждый день, перед сном, вместо сказки на ночь мне говорили- Учись, стремись, добивайся. Я собственно, так и делал. Учился, стремился, добивался. А что делать дальше, мне не говорили… — он снова усмехнулся и посмотрел на нее. — Люба как то сказала, что все проблемы мои от того, что я разучился мечтать. Я словно достиг потолка и все, дальше некуда. Мне стало скучно. — он скривился. — Я зажрался, Ляля.
Он закрыл лицо ладонями и простонал, — Прости меня, Ляля… знаю, что это не возможно… прости. У меня было много времени, чтобы подумать обо всем. О тебе, Егорке, о нас… Мне так страшно, что ты не простишь меня… — он поднял на неё свои глаза. — Я был дурак! Такой дурак… мне власть и деньги голову вскружили.
Ляля молча слушала, кусая губы и не зная что ему ответить.
— Я… я не знаю Матвей… не знаю что сказать тебе. Ты был все для меня, понимаешь? Я старалась быть тебе надежным тылом, быть твоей опорой… — она прикрыла глаза, борясь со слезами. — Это было так больно, Матвей. Словно нож в сердце.
— Прости… прости меня, Ляля…
Матвей осторожно взял её ладонь в руку и поцеловал её. — Прости.
— Если бы твое «прости» могло стереть мою память, Матвей… — снова всхлипнула Ляля. — Если бы…
Матвей
За то время, пока Ляля не пришла в себя, Матвей сам чуть не умер. Страх за жену был таким острым, таким сильным, что он не то что спать, даже дышать не мог.
Сильнейшее кровотечение, тяжёлое кесарево и реанимация. Это все едва не погубило её.
— Ляля, милая, живи только живи… — шептал он в исступлении, сжимая её тонкие пальчики.
Он не представлял своей жизни без неё. Боялся представить.
Матвей много думал над тем, что с ними произошло и как он обидел её. Как бы он хотел все вернуть! Просто стереть из жизни эти несколько месяцев. Жаль, что это не возможно.
Сейчас, глядя в белое до прозрачной синевы лицо жены, он не представлял себе жизни без неё. А ведь тогда он с такой лёгкостью предложил ей развод. Развод! Матвей сколько бы ни думал сейчас, так и не мог понять «Почему?». Почему он так поступил с ней, с Егором с их жизнью.
«Скучная…»
Ляля не скучная. Это он скучный и пресный. Вместо того, что бы взять семью и устроить им отдых, отправиться в путешествие, он пошёл самым лёгким путем. Нашёл себе развлечение.
«Скучно было…»
Весь их такой комфортный и удобный быт несла на себе Ляля. Его маленькая жена. Заботилась, создавала уют. Он просто зажрался. Принимал все как должное.
Хорошо, что в его жизни появилась Марина. Именно благодаря ей он понял что имел. Как жаль что поздно понял. Тогда, когда потерял.
Слезы Ляли, такие горькие и горячие обжигали его, вынимали душу. Он столько принёс ей горя. Он, тот кто должен был оберегать жену, а в конечном итоге сам её обидел.
Матвей осторожно погладил руку Ляли и вышел в коридор. Проплакавшись, она уснула и он решил пока дойти до детского отделения, навестить дочь.
— Привет, Алиса. — осторожно позвал кроху.
Малышка спала, смешно причмокивая губками.
Когда родился Егор, Матвей совершенно не понимал что с ним делать. Он боялся подойти к нему, взять его на руки. Единственное на что его хватало это катить коляску.
Алиса же сразу покарила его. Девочка. Его дочь. Маленькая мамина копия.
— Хотите её взять на руки? — медсестра, взрослая женщина с улыбкой подошла к нему.
— А можно? — голос его сел от волнения.
— Так то нельзя конечно. Но она же ребёнок, ей тепло родных рук нужно. — она осторожно взяла Алису на руки и передала ему.
Алиса чуть сморщилась, закряхтела и открыла свои глазки, уставившись на него.
— Привет, дочь. — тихо позвал он. — Ты такая красавица. Вся в маму.
Он легко поцеловал её в нежную щёчку и любовь к дочери затопила все его существо. Он даже не думал, что можно почувствовать такую щемящую душу нежность к маленькому ребёнку.
 
Сморгнув набежавшие слезы, он снова чуть прижал к себе дочь. Она завозилась и открыла ротик.
— Проголодалась. Грудь ищет.
Медсестра осторожно забрала у него ребёнка. — Сейчас папка тебя покормит.
Она дала ему в руки крошечную бутылочку. — Корми сам. Пусть почувствует отца.
Малышка смешно причмокивая, ела смесь.
— Потерпи не много… скоро мама поправиться и будешь кушать мамину грудь. — он ласково погладил дочь.
— Ой нет… не сможет. — медсестра грустно покачала головой. — Вряд ли лактации сохранят ей. У неё же переливание было, антибиотики в лошадиных дозах… Нет. Таким молоком нельзя кормить. Да и перегорит оно.
Докормив дочь, Матвей пошёл обратно к жене в палату.
— Ну как сказать, почему? Почему? — голос врача раздался рядом, буквально за углом от него. — Кто бы знал точно отчего у неё плацента отслоилась. Много факторов. Я смотрел ее карту. Давление скакало всю беременность.
— Она да, нервничала много. — прозвучал грустный голос мамы Ляли.
— Ну вот видите. Нервы, стресс, давление. Так бывает, к сожалению. Беречь надо было мамочку. Беречь.
Матвей стоял словно пригвожденный этими словами врача.
«Беречь надо было…»
Закрыв глаза, он сжал кулаки до боли в суставах.
«Какой же я придурок!»
Ему хотелось крушить все вокруг себя, ломать, выть от бессилия.
Из-за него Лялечка чуть не умерла! Из-за него его малышка Алиса едва не осталась без матери и сама чудом выжила. Из-за него его дочь ест смесь вместо материнского молока. Все это из-за него…
Он помнил как любила Ляля кормить грудью Егора. Да и ему, честно говоря нравилось смотреть на это. Это было красиво.
А сейчас? Он лишил и Лялю и Алису этого.
— Матвей? — Голос тёщи раздался рядом. — Ты к Алисе ходил?
— Да. — едва выдавил он из себя.
— Что- то случилось, Матвей? — она встревожено заглянула ему в глаза.
— Это правда, что Ляля тяжело ходила беременность?
— Ну… — она кинула на него быстрый взгляд и отвернулась. — Да. Переживала сильно, плакала.
Матвей снова сжал кулаки, сдерживая себя. — Я поеду. Мне надо на завод. Срочно. — он тоже отвернулся, не в силах смотреть ей в глаза. — Мне жаль, что все так случилось. Простите.
«Не достоин. Ты не достоин ни Ляли, ни детей. Ты просто мусор в их жизни»
Хорошо, что его дни были заполнены работой, а вечера Егором. Оставалась лишь ночь. Пустая, холодная, одинокая. Если раньше он ещё надеялся на прощение Ляли, верил в то, что они могут быть вместе, то сейчас он понял, что нет ему прощения. Просто нет. И дело не Марине. Дело в нем. Он не заслуживает прощения. Он виноват том, что его жена и дочь едва не погибли.
Безрадостное существование вот то, что он заслуживает. У него была семья. Красавица жена, сын, уютный дом. Была семья. А сейчас нет.
Зато у него сейчас много времени для того чтобы думать… и мечтать. И он мечтал. По крайней мере старался. Можно даже сказать, учился мечтать.
Он мечтал о большом доме, который построит для Ляли и их детей. Он мечтал о совместных путешествиях. Ему хотелось открывать для себя мир с ними вместе. Пусть не в качестве мужа для Ляли, но он будет рядом в качестве друга для нее. Каждый вечер, после работы он спешил к ним, что бы увидеть их, обнять Егора, взять на руки Алису.
Он выводил их гулять, удивляясь себе, что раньше ему было это не интересно. Почему не интересно? Сейчас он искренне не понимал, как могло ему быть скучно с ними.
Когда по работе, ему приходилось уезжать от них на несколько дней, он безумно скучал. Ему сейчас было скучно без них. И не просто скучно. Ему без них было плохо. Так плохо, что иногда ему казалось, пусть бы он лучше сдох, чем жить вот так, без них.
Ляля
— С первым зубиком, крестница! — Лена наклонившись к Алисе сюсюкалась с ней. — Это кто такая у нас красавица? Зубастик маленькая!