Ненавижу тебя (СИ)
— Настя!
Ко мне подбегает Амина. Молоденькая чеченка, работающая, как и я, администратором. Красивая, как… торнадо. Когда я смотрела на ее холодное и несколько высокомерное личико, я представляла, сколько мужиков пропало, засмотревшись на нее. У нее был до ужаса стервозный характер. Но мы с ней ладили.
— Ты выглядишь, как бомж, — ласково сообщает мне она, окинув взглядом, — нам капец.
— Я уже услышала…
— Давай реще подключайся! Нам надо за час все старье вывезти отсюда! Половина девчонок отмазалась, блин! Что у тебя с джинсами? — она приподнимает темную бровь, рассматривая мои ноги, — Насть, ты че? Ты с дачи?
— Я в лужу наступила, — пожимаю я плечами.
— Жуть! Переоденься хоть.
— У меня только костюм… а я в кроссовках и куртке.
— Да уж лучше так, — Амина хихикает, заправляя тяжелую, черную прядь волос за ухо, — беги сейчас, а то Регинка с этим мужиком вернутся и увидят тебя в таком виде. Мы сейчас все в Газель грузим. Все палочки, столовые приборы, и прочую чепуху. Давай переоденься и помогай.
— Ладно, — бормочу я, и убегаю в сторону раздевалки, не желая встречаться с владелицей, как бомжиха. Ну нафиг, уволят еще под горячую руку.
В раздевалке я распахиваю шкафчик, тяну на себя брючный костюм, и слышу громкий треск. В шоке выпускаю из руки ткань. Блузка с тихим шорохом падает на пол, а брюки остаются висеть. Запускаю внутрь шкафчика руку, и понимаю, что они зацепились за винтик.
Судя по всему, под вечер на меня упадет метеорит. Я растерянно осматриваю себя в зеркале. Хоть убей, нигде не вижу черной метки «Везение: -999», но…
Блин, и что делать?! Как бомж идти?! Махнув рукой, и понимая, что я явно не успею зашить порванную задницу на брюках, запихиваю вещи обратно в шкаф, чувствуя, как жутко хочется в туалет. Захлопываю дверцу и бегу в служебный санузел.
Лампочка мигает в тесном помещении, как в фильме ужасов, а щеколда болтается на одном гвоздике. Одной рукой я расстегиваю штаны, другой — держусь за ручку двери, чтобы никто не зашел.
В этот момент где-то поблизости в коридоре хлопает дверь и раздаются шаги. Они приближаются, и неожиданно некто нагло дергает за ручку, едва не сбросив меня с унитаза.
Я давлюсь от неожиданности слюной возмущения, вместо “занято!” из горла вырывается сипение. Дверь дергается снова, из ручки вылетает болт, и я понимаю — еще один рывок, и некто увидит меня верхом на белом троне. Позор какой.
Поэтому я делаю первое, что пришло в голову — хватаю баллончик с освежителем, и быстро застегиваю обратно штаны, и как только дверь распахивается, я выпускаю струю “Освежающего бриза” прямо в лицо наглецу. Чтобы не ломился больше никогда, если не открывается!
— Аа-а! Мать твою! — ругается человек. Кажется, через туман освежителя угадываются мужские очертания. Он хватается за лицо и яростно трет глаза, — ешкин кот… ты совсем долб… долбанутая…
Частички освежителя медленно оседают на пол, а я шокированно смотрю на знакомую рожу, которая изо всех сил пытается проморгаться.
Ну, здравствуй снова, Элиас. Прекрасная встреча!
Эпизод 16. Настя
— Матерь божья… — вырывается у нас синхронно и с одинаковой интонацией. Элиас вытирает слезу в уголке глаза. Белки у него красные, будто неделю плакал.
— Ты что тут делаешь, Никольская?
— В туалете сижу, Бергман! — рявкаю я., — в который ты нагло ломился! И работаю!
— В толчке работешь?! Трындец ты дурная. Отойди, — он отпихивает меня в сторону своим накачанным телом и открывает кран. Со стоном плещет воду себе в лицо, промывая глаза, — ты, мать твою, не могла сказать, что занято? Запираться надо!
Его одеколон перебивает вонь Морского бриза, щекочет мне нос, и мне хочется сострить что-нибудь в духе его вчерашней фразочки про шампунь с запахом освежителя. От него несет сегодня просто термоядерной смесью.
Так, ладно. Это именно меня застали сегодня в туалете, а не его, поэтому, не в моем положении особо острить.
А чего он спрашивал-то вообще?
Элиас фыркает, сдувая капли воды с носа и смотрит на себя в зеркало, опираясь руками на край раковины.
Что-то мне подсказывает, что каждое утро он читает мантру своему отражению в зеркале — «я самая обаятельная и привлекательная!».
— Я могу воспользоваться санузлом, Никольская? — доносится, как сквозь вату, голос бывшего друга, — Или ты посмотреть хочешь?
— Ты совсем ку-ку? — вырывается у меня, — это ты, что ли, ресторан покупаешь?
— Я терпеть не могу ресторанный бизнес, — Элиас усмехается, — нет, конечно.
— Тогда что…
Он поворачивается ко мне и я ошарашенно открываю рот.
— Слушай, Никольская, я реально хочу в туалет… что? Что ты на меня смотришь?
— Ммм… у тебя такое лицо и было? — интересуюсь задумчиво я, а мужчина быстро шкрябает пальцами по красным пятнам на щеке, которые, кажется, увеличиваются в размерах.
— Какое, блин?!
— В зеркало посмотри. На левой стороне.
Он поворачивается к зеркалу одной стороной и удивленно поднимает брови. Потом пальцем чешет глаз.
— Твою мать… — тихо произносит Элиас и проводит рукой по лицу, а потом яростно трет его ладонью.
В коридоре раздается цокот каблучков. Я оглядываюсь, и в этот момент из-за поворота выплывает владелица с хищной улыбкой на полных губах.
— Элиас… — мурлычет она, а потом неожиданно замечает меня, и ярко подведенные глаза сощуриваются, — Анастасия! Ты что тут забыла?!
Застрелиться. В смысле — «что я забыла в служебном туалете»?! Прямо сказать или намекнуть?
Хотя, по ее взглядам, которые то и дело она кидает в сторону мужчины, я понимаю, что ее больше интересует — что же я забыла именно с ним. Плюс я улавливаю от нее знакомые нотки духов… именно такие нотки я и учуяла от Элиаса. Это не у него мерзкий одеколон, а такая фиговая мешанина из их запахов получилась. Которыми они обменялись, видимо, при достаточно близком контакте. Фу. Ясненько.
— Очередь в туалет, Регина Павловна, — сообщаю я ей спокойно, а она поджимает бордовые губы.
— Ты в чем пришла на работу? Где твоя форма?
— Простите. Только что порвалась.
— Боже… вот поэтому я и хочу серьезно взяться за свой бизнес, Элиас, — Регина со вздохом закатывает глаза, — посмотри только на них — прутся на работу в чем попало. И это администратор зала! Гостей встречает! Наверное, мне и впрямь не хватает мужской руки… если сотрудники настолько распустились…
Я возмущенно открываю рот, из которого готовится сорваться фраза про мой законный выходной, а Регина картинно прикладывает руку к груди и поворачивается к Элиасу. Кажется, она хочет и дальше построить из себя даму в беде, вот только вместо пламенной речи у нее вылетает громкий, высокий вскрик.
— Мама! Что с тобой?!
Элиас мрачно смотрит на меня. Запускает руку под футболку и чешет свои кубики. Уверена — они у него есть. И даже с крапивницей выглядят прекрасно.
— Твой хренов чай, Регина, — цедит Элиас, а девушка краснеет до корней волос, — что в нем было?
— Но… чай… просто чай…
— Беги теперь за антигистаминным, пока я не сдох от отека Квинке.
Регина, вытаращив глаза, круто разворачивается на каблуках и послушно убегает, абсолютно позабыв обо мне. Я провожаю ее взглядом. Да, вот она — сила любви…
— Хотя, подозреваю, что на самом деле это твой хренов освежитель, Никольская, — вырывает меня из раздумий голос мужчины. Он смотрит на меня и яростно продолжает раздирать кожу, — тебе конец.
Он внезапно хватается за край футболки и задирает ее, рассматривая себя в зеркало, а моя челюсть стремится к полу. Да черт бы тебя побрал! Это что, мой старый толстый друг Элиас?! А?!
— О, блин, — выдает он, рассматривая россыпь крапивницы на теле, и я мысленно вторю ему. О, блин. Видимо, Элиас сполна отработал какие-то свои кармические задолженности, прожив десяток лет толстяком. Иначе я не могу придумать, каким образом колобок превратился в мачо с обложки журнала, если, конечно, хирурги не научились делать пластические операции на теле, рисуя силиконом рельеф.