Что ты сделал
Я помнила. И не хотела снова увидеть перед глазами ту белую руку и то шелковое платье, измазанное грязью. Вместо этого я перешла к другой своей проблеме:
— Каллум, Майк когда-нибудь обсуждал с тобой денежные вопросы?
Они ведь оставались дружны после университета и как минимум раз в месяц обедали вместе. Я обижалась, когда Майк встречался с Каллумом, чувствовала себя отрезанной от мира в своем загородном раю, будто настоящая жизнь была далеко от меня.
Каллум оторвал большой кусок от питы, которую подала Джоди, красиво разложив пармскую ветчину, оливки, сыр и соус. Как здорово у нее все получается! Я вспомнила свою несчастную вечеринку, бокалы, наполненные дождевой водой…
— Не припоминаю, — отозвался он. — А что?
Я рассказала о деньгах, исчезнувших со счета, заметив, что супруги тревожно переглянулись. Сердце упало. Возможно, я еще не в курсе, как плохи мои дела на самом деле.
— И ты даже не предполагаешь, куда он их перевел? — спросила Джоди, глядя в кастрюлю.
— Нет. Счета за школу не оплачены. Я просто не знаю, что делать.
И снова молчание, наполненное их беззвучным диалогом. Майк и я тоже умели так общаться — это своего рода телепатия пар. Хотя теперь эта способность, должно быть, будет утрачена навсегда: я не смогу быть уверена ни в одном слове, ни в одной мысли мужа.
— А его родители? — Каллум куском питы подхватил хумус, заляпав при этом стол, а Джоди, поцокав языком, тут же взяла тряпку и вытерла за ним.
— У них все деньги уходят на содержание дома во Франции.
Свекор и свекровь несколько раз погорели на вложениях в финансовые пирамиды. А о моей матери и упоминать было излишне: денег у нее не водилось. Я знала, что рано или поздно мне придется позвонить и рассказать ей обо всем, но оттягивала этот момент, каждый раз говоря себе: «Не сегодня».
Может быть, мои друзья подумали, что я хочу попросить в долг. А может, я и правда собиралась попросить, но сомневалась: их дом стоил около миллиона, а Джоди должна была вот-вот родить.
— Ладно, придумаю что-нибудь — сказала я. — Просто не могу поверить во все это. А вы говорили с Карен?
Рука Джоди, державшая чайник, дрогнула. Потом она как-то странно засуетилась, открывая кран и подставляя чайник под струю воды. Каллум просто сидел, методично отщипывая от питы маленькие кусочки и отправляя их в рот.
Наконец Джоди ответила:
— Она звонила несколько раз. Эли, я тоже не знаю, что нам делать. Такая неразбериха.
Конечно же, я понимала, о чем она: наверное, Карен вынуждала их выбирать между нею и мной с Майком. Но Карен с Джоди никогда не были особенно близки. Я не знала, чего мне желать в этой ситуации, и чувствовала себя так, словно голыми руками вычерпывала воду из дырявой лодки.
— Да. Ужасно все это. Я сама не могу разобраться. Мне бы узнать, что же произошло на самом деле.
Джоди ополоснула руки, а потом промокнула их бумажным полотенцем. Еда стояла на столе, чайник закипал, хлеб был подогрет, и Каллум уже отломил от него горбушку. В воздухе висело напряжение, и мне стало ясно: зря я сюда заявилась. Джоди и Каллум вскоре должны вступить в самый ответственный период своей жизни. Не стоит навешивать на них мои проблемы.
— Думаю, нам лучше всего оставаться в стороне, — произнесла Джоди, словно ставя точку в разговоре. — Надеюсь, ты понимаешь. Очень жаль, что на тебя столько свалилось, но мы уже рассказали полицейским все, что помним.
Она была права. Как бы мне ни хотелось воскресить подробности случившегося той ночью, это все равно ничего бы не изменило. Да, Карен и Майк занимались сексом на лужайке. Главное заключалось в том, согласилась ли она на это добровольно. Может быть, он считал, что согласилась. О, как просто найти оправдание… Мне же теперь нужно было прежде всего оплатить счета, чтобы Кэсси допустили к экзаменам. И защитить Майка, пока он не в состоянии сделать этого сам.
— Да, чуть не забыла, — сказала я, понимая, что, как только доем свою порцию кассуле, вынуждена буду уйти. — Фотографии…
— Эли… — смутилась Джоди.
— Пожалуйста. Мне просто надо взглянуть на них еще раз. Уже в свете того, что я теперь знаю.
Они с Каллумом снова переглянулись, а потом Джоди открыла ящик и достала оттуда коробку из-под обуви, полную фотографий. Три года нашей университетской жизни, которые запечатлела, проявила и напечатала сама Джоди. На некоторых из них остались дырочки от кнопок, которыми они были прикреплены к пробковой доске над ее кроватью. Может быть, на этих фотографиях я найду… Что? Свидетельство нечестности Карен и порядочности Майка? Я просто не представляла, что именно надеялась отыскать.
Я положила коробку в сумку и запихала в рот что-то слишком горячее. А потом ушла. Джоди гремела тарелками, а Каллум проводил меня до двери, обнял и пробормотал слова сочувствия. Но я не нуждалась в жалости, поэтому молча отстранилась от него и поехала домой.
1993Вот что я помню.
За полчаса до бала мы собрались на лужайке, чтобы сфотографироваться вместе. С краю стояла Карен, все еще в темных очках и с сигаретой во рту. В черном шелковом платье, с розой в волосах она выглядела как вдова мафиози. Худая, красивая, бледная, несмотря на то что много валялась под солнцем. А мое лицо было розовым, как колбаска. С двух сторон меня прижали Майк и Каллум. Кудряшки, которые я накрутила, не шли мне, с ними я походила на хрюшку. Но я была счастлива, ведь меня обнимали веселые растрепанные парни, мои друзья. Джоди стояла по другую руку Каллума. Билл, стиснутый между нею и Карен, побоялся упасть во время этих коллективных объятий и отстранился от нас. Я хотела понять, куда он смотрит, то есть смотрит ли он на меня, — но мне это не удалось. Майк же глядел на Карен, а она — в камеру.
Только много лет спустя я увидела Марту Рэсби на этом фото. Вот она, в самом углу, навеки запечатленная в белом платье, с льняными косами. Я не была уверена, просматривала ли полиция наши фото, чтобы найти зацепки, но после бала нас просили отдать негативы. В доцифровую эпоху фотографии печатали, а я была не лучшим фотографом: всегда умудрялась испортить пленку. Лучше всех снимала Джоди, а мальчики редко этим занимались, ну а Карен было не до того, как она сама говорила, — слишком бурная жизнь.
Помню, что на лужайке мы пили шампанское или, скорее, игристое вино, а Майк, увидев мое платье и макияж, сделанный мне Карен, подмигнул: «Ты очень нарядная». Я приняла это как комплимент, но, возможно, зря. Алкоголь сделал меня смелее, кроме того, я притворялась более пьяной, чем была на самом деле, и поэтому запросто взяла Майка под руку, а он, хорошо воспитанный юноша, не воспротивился.
— Ты можешь поверить, что учеба закончилась? Я вот не верю, что мы расстанемся.
— Мы постоянно будем видеться! Клэпхем — это мини-Оксфорд. Я переезжаю туда вместе с Каллумом.
— Точно! От меня так просто не избавишься, дружище! — Каллум хлопнул Майка по спине.
— А я не знаю, куда поехать, — многозначительно произнесла я.
Майк промолчал, и во мне вскипело возмущение: ну почему я не могу отправиться с ними? Ведь мы друзья. И почему он не предложил мне этого сам?
— А Билл уедет колесить по миру, — добавила я.
— Трахать скандинавских цыпочек, — ухмыльнулся Каллум. — Везет. Они все похожи на Рэсби. Хотя она и занята.
Впоследствии, вспоминая его комментарий, я не находила в нем ничего странного. Все парни с нашего курса считали Марту потрясающе красивой и самой желанной, а она только и думала о своем французе Кристиане, который был старше ее. Наши мальчишки боялись подкатить к ней, чтобы не получить отказ.
— Сейчас не занята, — усмехнулась Джоди с азартом заправской сплетницы, — он ее бросил. Не хочет переезжать в Англию, а у нее стажировка в «Вог». Так что…
Каллум присвистнул:
— Рэсби свободна, а я — в кандалах!
Джоди шлепнула его, и он обнял ее за плечи.
Появился ли в этот момент на лице Майка интерес? Как он отреагировал на новость, что самая красивая девушка курса теперь одна? Вспоминая прошлое, очень легко ошибиться, но возможно, тогда на лужайке у него зародилась мысль о том, что закончилось так трагически позже, ночью.