Поручик Митенька Ржевский (СИ)
— А почему вы решили, что я человек до удовольствий жадный? — напрягся я, заваливаясь в карету боком. Щелкнул кнут, карета тронулась.
— Вижу, — спокойно ответил князь. — У меня глаз на людей наметанный.
Я пожал плечами и спорить не стал, потому что по сути не успел, ибо отъехали мы недалеко, а меня слегка сморило. Не прошло и десяти минут, как дверца распахнулась и на меня обрушился шквал звуков и красок.
— Барин приехал! — взвыл кто-то, и грянул цыганский хор.
— Ромалы-ы-ы! — взревел я, просыпаясь и выскакивая, и тут же упал навзничь с подножки в волнующееся море людей передо мной. С непоняток показалось, что тут тысячи, но вскоре я понял, что цыган не больше трех десятков. Кого среди них только не было: молодые парни с длинными усами, девушки-почти девочки, притоптывающие по голой земле босыми ногами, совсем белый старик… Все они не переставая двигались, монеты, нашитые на одежду, мелодично звенели, создавая неповторимый аккомпанемент.
— Шампанского! — покрыл все громогласный приказ князя Назумовского, и незамедлительно театрально хлопнула пробка, словно все в этом мире творилось по его приказу. Уже через секунды перед нами оказался поднос, на котором торжественно сияли два бокала. Я пожал плечами и взял один из них недрогнувшей рукой. Брудершафт так брудершафт. Как там делается? Выпить, скрестив руки, чмокнуть в щечку и перейти на ты? Почему бы и нет. Князь выгнул бровь и взял с подноса свой бокал. И вот тут у меня в голове что-то щелкнуло. Но князь уже изящно скрестил локоть с моим и поднес бокал с шампанским к губам. Я заколебался, потому что шампанское я на Митеньке еще не испытывал. Ну как мелкого дрыща сейчас растаращит со страшной силой? Но сачковать мне не дали. Князь, уже осушивший бокал до дна, видя мои колебания, придержал мой бокал до тех пор, пока я не выпил все до последней капли. Я покорно подставил щеку для поцелуя, но князь вдруг властно обхватил ладонью мой затылок и неожиданно впился поцелуем прямо мне в губы. Тут-то и выяснилось, что шампанского Митеньке точно нельзя. Ноги подкосились, и я стал съезжать по князю прямо на землю. Чтобы не свалиться окончательно, я судорожно схватился за борта княжьего сюртука, и Назумовский, видимо, решив, что это приглашение, обвил мою талию рукой, одновременно раздвигая губы языком на тот случай, если у меня еще остались надежды, что поцелуй формальный и дружеский. Ни тем, ни другим он не был. Князь сжал мои волосы в кулак и жадно-возбужденно выдохнул. У меня же дыхание сперло напрочь, а в голове остались одни пузыри от шампанского. Я разжал-таки руки, державшие сюртук князя, сполз на землю и к своему огромному облегчению отрубился, больше не принимая физического участия в этом кошмаре.
Комментарий к 4. Брудершафт
https://imageup.ru/img20/3794640/graf.jpg
https://imageup.ru/img235/3796301/rzhevs.jpg
========== 5. Лучше бы я вчера умер ==========
О, Божечки! Разве голова может так болеть?! Сколько я вчера выпил? И где я? И кто?
Вопросов было слишком много для моей несчастной головы, в которой при каждой попытке не то чтобы двигаться, а просто открыть глаза, натурально взрывались петарды. Я же спецназ! Я русский офицер! Да я ж раньше бутылку водки мог играючи… При мысли о водке желудок судорожно сжался, а я жалобно застонал не своим, а тонким противным голоском. А… Ну все точно. Я в теле мелкого неженки Митеньки, которому даже пробку от шампанского понюхать нельзя без жесточайшего похмелья. Я снова печально замычал, оповещая мир о своем пробуждении, которое больше походило на восстание из ада, и тут же услышал знакомый голос:
— В тазик, в тазик, барин! Если опять невмочь будет! Журка, а ну поди вон, усатое отродье! И как только ты тут очутился? Тебя ж в деревне оставили мышей ловить!
В голове окончательно все смешалось: тазики, Журки, мыши и жуткая тошнота…
— Лучше бы я вчера умер, — простонал я и с трудом разлепил тяжелые веки, чтобы увидеть Кузьму, который суетился вокруг с полотенцами и медным тазом. Увидев, что я открыл глаза, он захлопотал с удвоенной силой:
— Очнулись? Ох и натворили же вы вчера дел, барин! — Несмотря на то, что Кузьма меня вроде как укорял, в голосе у него прозвучала некая толика восхищения. — Ох и набедокурили!
— Как я тут очутился? — окончательно проснулся я. Моей голове было холодно, а ногам, напротив, горячо. Я поднес ко лбу руку, нащупал холодный компресс из мокрого полотенца и стащил его. На ногах же у меня развалилась полосатая наглая скотина — кот Журка, неизвестно откуда взявшийся в Петербурге. В мозгах от всего этого бардака мгновенно взорвалась очередная петарда. — Кузьма-а-а! Аспиринчику мне дай. Две таблетки.
— Что такое аспиринчик, мне неведомо, барин, а вот рассолу пожалуйте, — бросился ко мне Кузьма, поднося чашку с отвратительным пойлом. — Потом супчику горячего и в баньку. Попарю вас с веничком и поправитесь с божьей помощью. Что ж вы вчера, голубь мой, так накушались-то?
— А что с моими пальцами?! — я поднес ладонь к глазам. Подушечки пальцев горели адским пламенем, и тут память наконец стала возвращаться яркими флешбэками, да еще именно такими, которые вспоминать совсем не хотелось. От этих самых воспоминаний мне стало совсем херово, хотя казалось, херовей уже некуда. Память выдавала на гора и ор а-ля Высоцкий, и бадью пунша, в котором, судя по всему, какой-то процент алкоголя все-таки содержался, и брудершафт, и наконец жирной позорной точкой мой эпичный поцелуй с князем Назумовским в цыганском таборе, а потом… А что было потом?!
— Кузьма, как я здесь очутился?! — резко сел я на постели и пожалел об этом. Жестокий мир опрокинул меня обратно на лопатки, и очередная волна тошноты накрыла девятым валом.
— Так ведь господин Хренов вас по всему Петербургу искать заставили, барин, — хмыкнул Кузьма, снова пристраивая на мой лоб компресс из холодной тряпицы. — После того как вы с бала как в воду канули. Уж какой скандал разразился. Графиня Оболонская чуть чувств не лишилась, когда вас потеряли. Велено было все злачные места обыскивать. Думали, вас цыгане украли. Там я вас и нашел. Правда, вы на похищенного не особо походили. Я вас и не признал поначалу: уж такой вы буйный сделались. Когда я прибег, вы князю Назумовскому яблоко на голову пристроили и ножи в него собирались метать. Кричали непонятное: «Никто, кроме нас!». Чудно, там же никто, кроме вас, кидать и не собирался. Ой, что было… Если б я не подоспел, убили бы вы князя. Не в обиду будет сказано, но вам бы подальше от острых предметов…
— Это мне-то? — оскорбился я. Да я саперные лопаты метал лучше всех в роте. Я бы этого Назумовского и не поцарапал даже. Хотя, с другой стороны, навыки моего тела — это одно, а Митенька нетренированный. Вот бы был цирк, если бы я нож князю в глаз засадил. А с другой стороны, не хера целоваться лезть. Хорошо, Кузьма вовремя подоспел. Отличный он все-таки мужик. — Спасибо тебе, Кузьма, — поблагодарил я искренне и осекся. У Кузьмы на пол-лица сиял огромный сине-багровый бланш. — Кто это тебя так?
— А вы, барин, полагаете, меня как увидели, сразу домой пошли? — хохотнул Кузьма, впрочем, весьма беззлобно. — Вы меня еще с четверть часа ножкой от венского стула по улице гоняли, после того как я у вас ножи отобрал. Ух-х-х, не думал, что вы такой горячий бываете! Мундир на вас гусарский почему-то был! Но не беспокойтесь, я господину Хренову ничего не рассказал. Уж больно тот осерчал бы. Вы как выдохлись за мной по улицам бегать, я вас сюда тихонько через черный ход, а советнику доложил, что вы-де на лавочке перед особняком графини Оболонской придремали. Пуншу выпили, вот вас и сморило с непривычки.
— Стыдобища-то какая! — Митенька во мне предсказуемо впал в истерику и жалобно заскулил. — Что я еще натворил?
Кузьма так многообещающе ухмыльнулся, словно был ведущим в программе «Интриги, скандалы, расследования», и я понял, что самое страшное еще впереди. Однако договорить нам не дали.
— Это переходит все границы! — Советник Хренов ворвался в спальню страшный, как наш ротный. На щеках у него пылали ярко-красные пятна, а в руках была газета, которой он размахивал как штандартом. — Вы что себе, сударь мой, позволяете?!