Поручик Митенька Ржевский (СИ)
Второй вопрос, который вроде как и не всплывал на поверхность, однако нет-нет да и царапал меня коготком сомнения, состоял в том, как это князь за считаные минуты смог заставить меня, российского офицера, ощутить себя дитем неразумным.
«Однажды вы это поймете», — сказал он. Но я не понимал. Как можно из нормального мужика невесту лепить? И как я себя должен чувствовать при этом? Князь же не считал, что оскорбляет меня своим поведением, и, даже предлагая перемирие, назад не отступил и от сделанного не отказался. Упрямец. Такой же, как я. Я ведь тоже от задуманного в жизни не отступался. Не слабее, а то и покрепче князя буду. Так что все, что мне оставалось, это пытаться переключить мысли в сторону учебы и строевой подготовки. Жаль, что нервы нельзя накачать как бицепсы.
— Обездашков, вы костюм карнавальный для бала уже придумали? — Абашинский, крепкий, помешанный на физической подготовке юнкер, с которым я неплохо сблизился в последние несколько месяцев, часто пересекаясь в гимнастической зале, аккуратно тронул меня за рукав. Юнкера с моей двойной фамилией не заморачивались, урезали наполовину, используя лишь одну из них. Я чуть скосил глаза в его сторону и едва заметно кивнул, дабы не привлекать внимания дежурного офицера. Розги в училище выписывали только так, и за любую провинность.
— А я вот не решу никак, в кого лучше: в гладиатора или в античного бога, — тяжело вздохнул Абашинский.
Я хмыкнул, думая, что и тот и другой наряд призваны продемонстрировать степень накачанности икр юнкера юным институткам, которые имели честь всенепременно прибыть на бал в сопровождении своих классных дам. У меня же особых колебаний с костюмом не возникало. Мундир лжегусара я почему-то до сих пор не выкинул. Хранил как символ своего позора. Так что тратить время на изготовление костюма паяца или шута горохового не собирался. И гусар сойдет. Тем более, что князя в столице нет, а слухи про поручика, спаивающего и лапающего всех на своем пути, к зиме утихли. Ведь в отсутствии князя «Ржевский» себя больше не проявлял.
Но все эти доводы не помешали мне испытать в день бала смешанные ощущения, стоило мне снова облачиться в форму гусара. Моя мрачная физиономия сильно диссонировала с общим настроем мероприятия, поскольку остальные курсанты буквально излучали вокруг себя позитив, благодушие, а заодно и сильное амбре. Источник позитива нашелся сам собой. Все тот же Абашинский в обещанном мини прихватил меня за рукав, увлекая в сторону гардероба, где, спрятавшись за вешалками, сидел наш сокурсник — обряженный в костюм попа, круглый добродушный весельчак юнкер Рязанов. Он лелеял на руках как младенца огромную бутыль, в которой колыхалась загадочная жидкость. Именно она, судя по лицам окружающих в радиусе десятка метров, и являлась источником веселья. Я же оставался единственным, кто еще не приложился к «прекрасному». Мне тут же протянули небольшой мельхиоровый стаканчик, до краев наполненный мутным сладко пахнущим напитком.
— Не побрезгуйте, Обездашков, — пьяно улыбнулся раскрасневшийся поп Рязанов. — Наливочка. Бабка моя сама делает. Передала на днях с оказией.
— И как вы только ее мимо дежурных протащили? — проворчал я, чувствуя себя старым баобабом в компании молодых да резвых. Ведь биологически я был лет на десять старше всех юнкеров в училище, а морально — на все двести. — Пить не буду. Я буйный делаюсь.
— Да тут же крепости нет никакой, — пожал плечами Рязанов и, словно подтверждая безобидность «наливочки», махнул предложенную мне стопку сам.
— Что вы, право слово, Обездашков, против всех идете? — услышал я у правого плеча. Самый нелюбимый мной юнкер граф Краснов, отличающийся редким снобизмом, стоял, картинно облокотившись на перила и выразительно выгнув бровь. Выбирая наряд, он особо не скромничал. Нарядился явно королем Артуром. Корона, по крайней мере, присутствовала. — Мы все выпили и отвечать всем. Или вы замайорить боитесь?
Я нахмурился, прекрасно понимая, что меня тупо берут на слабо, но липкую стопку все же в руки взял. Ведь настроение и правда было на нуле. Может, наливка поможет расслабиться? Пара десятков глаз смотрела на меня выжидательно. Я выдохнул и принял сладкое пойло как лекарство — одним махом. Кто-то одобрительно похлопал меня по плечу:
— Еще по одной!
Вокруг дружно загалдели.
***
Бальная зала была чужой и торжественной. Я вроде бы видел ее с утра, так как именно мы, юнкера, самолично полдня натирали паркет, а потом украшали колонны свежесрезанными еловыми ветками и лентами. Но все же большое скопление самого разного народа и общий приподнятый дух даже мне повысили настроение. Хотя, скорее всего, дело было в наливке. Становилось душновато. Густо пахло мастикой, свечным воском и дамскими духами. Юные дамы, облаченные в яркие карнавальные костюмы и загадочные бархатные полумаски, не спеша прохаживались туда-сюда. Их классные дамы томно обмахивались веерами. Вокруг царили блеск, яркие цвета, мишура и мерцание драгоценностей. Так что строгий и даже мрачный черный сюртук князя я заметил сразу. И едва удержался, чтобы не протереть по-детски глаза кулаками. Я абсолютно точно помнил, как Хренов сокрушался, что князь уехал из столицы до весны. Так что же его сюда привело?!
Я машинально оперся рукой о подоконник, пережидая, пока успокоится вдруг ни с того ни с сего скакнувшее сердце и кляня себя на все корки за невольное волнение, которое было вызвано только что неожиданностью. В этот момент небольшой оркестр училища, до этого вразнобой настраивавшийся на балконе, сначала затих, а след за этим грянули первые ноты вальса. Я оторвался от подоконника и взял курс через толпу, метя прямо в распахнутую дверь из залы. Краем глаза я поискал черный сюртук, но князь, судя по всему, направился в другую сторону помещения. Я почти успокоился, неловко обогнул попа Рязанова, старательно оттаптывающего ноги хорошенькой институтке, облаченной в костюм не-пойми-кого-с-крыльями. Затем чуть не был сбит с ног Красновым, несущимся на меня в туре вальса с другой институткой в еще менее понятном мне костюме. Почти достиг заветной двери, как вдруг…
— Разрешите ангажировать вас на тур вальса, поручик?
Стальной хват на моем предплечье не давал мне ни малейшего шанса на то, что я могу вывернуться и скрыться. А впрочем, российские офицеры не бегут с поля боя. Я резко развернулся на сто восемьдесят градусов и бесстрашно взглянул в смеющиеся темные глаза стоящего слишком близко ко мне князя.
— Меня?! — восхитился я, отцепляя от своего рукава его пальцы. — Что вы тут делаете, князь? Любите маскарады? И где ваш костюм? Или вы обрядились в наряд мрачного бирюка?
Я скептически окинул взглядом его темный сюртук, скрывая за градом вопросов свое замешательство, а вот князь и бровью не повел.
— Ну вы-то и вовсе решили без костюма обойтись, — окинул он мой мундир скептическим взглядом и решительно положил руку на мою талию, увлекая на середину зала. Я заартачился, но наша возня привлекала слишком много внимания. Мимо нас провальсировала белочка в обнимку с зайчиком, и я плюнул, понимая, что в шумихе маскарада на нас вряд ли кто-то обратит внимание. Только сдвинул руку наглеца чуть выше, уводя ее со своего крупа, чтобы Назумовский не отвлекался во время разговора.
— Итак, что вы здесь забыли, князь? Вы вроде как планировали в Сибири быть до весны?
— А вы неплохо осведомлены, — хмыкнул он, уверенно ведя меня в танце. Я бы перехватил инициативу, если бы танцевал чуть лучше, но увы — я еле поспевал за его движениями. Да к тому же мне впору было постучать головой о гранитную колонну. Потому что я категорически не помнил, кому князь говорил о своем отъезде: Ржевскому или Митеньке. «Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу», — пронеслось у меня в голове.
— Так ведь весь Петербург в курсе ваших передвижений, — ловко обошел я скользкую тему. — И не уходите от вопроса.
Собственно, больше всего на свете я боялся, что он ответит что-то в ключе: «У меня тут драгоценный жених учится». Работать и за Митеньку, и за Ржевского сегодня у меня не было никаких моральных сил, но князь рассеянно пожал плечом.