Поручик Митенька Ржевский (СИ)

— Кто ты такой? — спросил вдруг мой бородатый помощник без тени улыбки, и я понял, что шутки кончились. Но памятуя всю нелепость положения, в которое попал, исповедоваться решился не сразу.
— Как кто? — наиграно возмутился я, отбирая у Кузьмы пистоль и вертя его в руках, чтобы скрыть замешательство. — Барин твой. Дмитрий Ржеп… Как же там?..
Несносная фамилия снова, как назло, вылетела из головы. Как же ее запомнить-то!
— Ты мне зубы не заговаривай, мил человек, — хитро прищурился Кузьма. — Я барина своего с пеленок знаю. Бесполезнее существа свет не видывал. Он этот пистоль в руки бы не взял по доброй воле. А если б взял, в бутылку сроду не попал. Он и в забор-то не попал бы. Скорее, в обморок грохнулся бы от запаха пороха. А ты палишь так, не иначе как с этим пистолем родился.
Я вздохнул и понял, что отвертеться не получится. Да и проблема была не в том, чтобы рассказать все как есть, а в том, что никто бы мне в жизнь не поверил. Но делать было нечего, и я принялся излагать.
На саму историю переселения в тело Митеньки я потратил от силы пять минут, чего там рассказывать: «упал-очнулся-гипс». А вот на то, чтобы описать Кузьме мир, из которого меня так бесцеремонно выдернули, и ответить на шквал вопросов, ушло порядка двух часов. А интересовало Кузьму абсолютно все: что за птицы-самолеты такие, что летят и крыльями не машут; как такое возможно, чтобы два отрока в разных имениях жили, а беседу могли вести по загадочному «телефону»; и главное, что это за волшебное зеркало такое, что сказки показывает, и если по нему можно узреть все на свете, то нельзя ли заодно углядеть в нем, как девки в бане моются. Последний вопрос Кузьму, кажется, волновал больше всего. Он время от времени принимался бегать по двору, причитать и хвататься за голову. Я отвечал, пока окончательно в горле не пересохло, а потом взмолился:
— Помоги мне, Кузьма, мне без тебя не справиться. Мне во вторник с князем на дуэли стреляться, а я даже правил не знаю.
— Еще чего удумали, барин, — мгновенно пришел в себя Кузьма. — Я смертоубийству потворствовать не собираюсь. Да и подсудное это дело. За дуэль — смертная казнь!
— Ого, — только и смог выдавить я. Но сдаваться не собирался. — Кузьма, я все равно стреляться буду. Я российский офицер. Не могу я князю свою задницу подставить! Но без тебя меня стопудово убьют, а с тобой хоть какая-то надежда. Ты в дуэлях шаришь? — И видя непонимающий взгляд в ответ, поправился в духе времени: — Разумеешь, говорю, в дуэлях хоть что-нибудь?
— Что-нибудь? — возмутился Кузьма. — Батенька ваш, упокой господи его душу, бретер был, каких свет не видывал. Чуть что не по егойному — на дуэль. Как только до тридцати дожил? А ведь словил-таки свою пулю. Сам себе в лоб пустил. Вот уж меткий выстрел.
— Тогда будешь моим секундантом, — объявил я ему твердо. — Про правила расскажешь потом, а сейчас давай-ка тренироваться. Времени мало.
С этими словами я снова вытянул руку, но Кузьма меня остановил.
— Вот что, барин, — сказал он, в задумчивости пощипывая седую бороду. — Ты мне таким больше нравишься, чем давешний барин. Тот-то тюфяк тюфяком. А в тебе вроде и росточку, как в прежнем Митеньке, но вижу, мужик ты настоящий. Тем более негоже, ежели тебя на дуэли убьют. Чем смогу, подмогну. Стреляться тебе придется на ходу. Это много сложнее, чем стоя по бутылкам палить. Так что давай-ка тренироваться, как батенька Митенькин.
С этими словами он куда-то исчез, а я выдохнул с облегчением. С помощником в виде расторопного Кузьмы мне будет всяко легче. Тем более, что тот и правда оказался незаменим. Через несколько минут он появился с подносом, на которой стояли графин с водой и десяток стаканов. Под моим удивленным взглядом он наполнил два стакана. Один водрузил мне на голову, а второй прямо на тонкую Митину кисть, в которой я держал пистолет.
— Как после выстрела оба стакана удержите, так, считайте, готовы, барин, — ухмыльнулся он на мое вытянувшееся лицо. Такую тренировку я видел впервые. Задержал дыхание, сосредоточился, нажал на спусковой крючок и… в следующую секунду попал под холодный душ. Второй стакан, который балансировал на запястье, разлетелся вдребезги у моих ног. Кузьма невозмутимо наполнил до краев два стакана и снова водрузил на прежние места. Я сцепил зубы покрепче и затаил дыхание.
 
— Противник будет стоять к вам вполоборота и, коли не дурак, всенепременно пистолем прикроется. Стрелять следует в грудину, а если желаете, чтобы помучился перед смертью, так и в живот, — поучал Кузьма.
— Да не хочу я его убивать, — процедил я, не сводя взгляда с бутылки и прицеливаясь. — Попугаю, и ладно.
— Кто еще кого попугает, вопрос, — проворчал за моей спиной Кузьма. — Князь Назумовский, говаривают, туза бьет с двадцати шагов.
Грянул выстрел. Очередной ледяной душ окатил меня с ног до головы.
 — Что ж ты раньше молчал, вражина! — взревел я, утираясь рукавом, ибо ситуация поменялась кардинальным образом.
— Так вы раньше и не спрашивали, барин, — оправдался Кузьма и философски заметил: — Но так-то вам и помирать не впервой. Глядишь, в этот раз в котеночка перекинетесь после смерти.
— И что я буду делать котеночком? — возмутился я, пока Кузьма заново водружал мне на голову наполненный до краев стакан.
— Что все коты делают? Яйца себе будете лизать, — гоготнул мой бородатый ангел-хранитель до чертиков довольный своей искрометной шуткой.
— Главное, чтобы не князю, — выцедил я и спустил курок. Бутылка разлетелась на тысячи сияющих осколков. Стакан с запястья бахнулся вниз, но тот, что балансировал на голове, устоял. Правда, ненадолго. Стоило мне перевести дух, как я потерял бдительность и меня снова окатило водой. Кузьма молча протянул полотенце.
— Если вы не будете стрелять первым и не убьете князя, он убьет вас, — подвел итог он будничным тоном.
***
К обеду я изрядно продрог и основательно проголодался, поэтому на еду накинулся так, словно неделю не ел, чем изрядно порадовал сразу обеих тетушек. Хренов советник, которому на мой аппетит было наплевать, недоверчиво шуршал газетой на другом конце стола и бросал на меня подозрительные взгляды. Я делал простовато-дебильное лицо и мило улыбался ему через весь стол, пока одна из тетушек мазала мне булочку маслом, а вторая пододвигала поближе блюдо с расстегаями.
— Итак, как вам понравился ваш жених? — Хренов не выдержал наших гляделок первым. Я жеманно отставил мизинчик, шумно прихлебнул из тонкой фарфоровой чашки и пропищал:
— Ах шарман и манифик! Князь невероятно интересный мужчина!
Хренов покосился на меня еще подозрительнее и сообщил пренеприятные новости:
— В таком случае, думаю, вы счастливы будете узнать, что я пригласил князя отобедать с нами на днях.
— На каки-таких днях? — машинально переспросил я, не в силах переключиться от мыслей о дуэли на что-либо другое.
— В нынешний вторник. Позднее не получится, ибо в среду князь отбывает в Сибирь и до весны не появится, — Хренов сложил газету, бросил ее на край стола и поморщился, потому что тетушки подняли невообразимый галдеж, а я тем временем погрузился в глубокую задумчивость. Ведь именно в этот вторник мы с князем условились стреляться. Так что же получается, князь забыл? Или он не собирается ни на какую дуэль являться? Но все эти вопросы перекрывал единственный вопрос стратегической важности: что делать, когда князь обнаружит, что поручик Ржевский, который в тот же вторник пообещал ему всадить пулю в лоб, и его жених одно и то же лицо?
— В котором часу обед? — уточнил я, пока мозги ржаво скрипели.
— В двенадцать. Вечером у князя какие-то дела, — пожал плечами Хренов.
«Какие-то дела?!» — чуть не заорал я вслух. Дуэль должна была состояться в пять вечера. И получалось, что князь вознамерился сначала отобедать с семейством Митеньки, а потом вышибить мозги поручику Ржевскому. Вот это выдержка. Я уткнулся в свою чашку, чтобы скрыть замешательство. Мне-то что прикажете делать? Спалюсь же я во время обеда! Как пить дать спалюсь.