Ступень вторая (СИ)
— Как ты мог? — возмутился он. — Это нерационально! Там же могли находиться документы, ценные вещи и вообще…
— И вообще гнезда вот таких вот фиолетовых медуз, — парировал я. — Оно мне надо? Я лучше все вынесу, чем буду думать, что в комнате где-то зреет бомба, которая рванет тогда, когда этого никто не ожидает. Я потому и делаю все медленно, чтобы ничего не пропустить — не хочу стать причиной мора в целом городе, а то и в стране.
— Думаешь, оно так опасно? — скептически спросил Ефремов.
— Варсонофий говорит — очень, — привел я самый убедительный довод. — Сказал мочить сразу, как увижу, а то беда будет. Вы думаете, он неправ? Я проверять не хочу.
— Может, ты и прав, — неохотно решил Ефремов.
Разговор закончился сам собой, потому что мы доехали. Ефремов вылезал не торопясь, как положено в его солидной должности. Но при этом отправлял сканирующие заклинания, уверенный, что никто этого не замечал. Не замечал этого только Иван, да и то потому что не был магом. Серый вопросительно на меня посмотрел, я пожал плечами: мол, пусть человек развлекается, не жалко. Сам-то я уже выжег очередные наблюдательные устройства, дождался, пока разочарованный полковник вылезет, поставил на машину защиту, после чего подошел к куполу.
— Все готовы?
Ефремов неторопливо приблизился, я сделал разрез в куполе, в уверенности, что полковник внимательнейшим образом следит за моими руками, чтобы понять, что я делаю. Но тут не за руками смотреть надо, а за потоками маны, которые он не видит без специальных приспособлений.
Мы зашли внутрь, и я закрыл разрез, на что полковник отреагировал сдавленным кашлем и вопросом:
— А мы точно выйдем?
— Точно-точно, — заверил его Серый. — Мы уже столько раз входили и выходили, и ни разу не возникало проблем.
— Для начала, Дмитрий Максимович, я предлагаю вам обойти ограду и убедиться, что между ней и куполом не осталось не только химер, но и их останков.
Ефремов посмотрел по сторонам, скривился и сказал:
— Ну уж нет, поверю вам на слово. Не такая это интересная экскурсия, чтобы тратить на нее время. Но вы сказали — с этой стороны. Что, с другой остались?
— Один, разумный, не до конца превратившийся, — ответил я. — Так что вы не пугайтесь, если что. Он не опасен.
— Если что, я способен себя защитить, — сухо сказал полковник, явно обидевшись.
— Я в этом не сомневаюсь. Я боюсь за Сереженьку.
— Сереженьку?
Он недоумевающе повернулся к Серому. Пришлось пояснить:
— За химеру. Он выглядит страшно, можете убить его прежде, чем поймете, что он безобиден.
Ефремов глухо хохотнул.
— Не беспокойтесь за Сереженьку. Я пришел сюда не убивать.
А контролировать, закончил я за него, потому что полковник явно рвался проверить, какие тайны я уже выудил из особняка. Что ж, я даже последнюю мелкую медузу готов прибить при свидетелях, лишь бы тайны особняка Вишневских не просочились наружу.
Глава 30
При виде Сереженьки Ефремов проявил армейскую выдержку. Даже не вздрогнул, выразительно потряс рукой, показывая, что ничего не заготовил, и участливо спросил:
— Эка тебя изуродовало-то, дружок. Тяжко, небось в таком виде ходить?
Химера потряс головой и выразительно вздохнул.
— Вот поэтому, Дмитрий Максимович, я здесь все и выжигаю, — напомнил я. — Вишневские были опасными преступниками. Никогда не знаешь откуда какая дрянь вылезет.
— Это да, — согласился Ефремов. — И спорить не буду.
Оглядывался он вроде бы с праздным интересом, но цепкий взгляд обшаривал все доступные уголки. Не приходилось надеяться, что он останется здесь с Иваном, Серым и с прислугой Вишневских, но я все-таки сделал попытку.
— Дмитрий Максимович, вы пострадавших опрашивать будете?
— Да что там опрашивать. Ваш юрист их наверняка уж опросил от и до, — благодушно улыбаясь, ответил Ефремов. — Вот копию опросов я у вас попрошу, да. А пока ты обещал экскурсию по особняку.
— По всему особняку не выйдет. Только второй этаж с жилыми комнатами — ответил я. — Да и то там не все в порядке. Но пойдёмте, Дмитрий Максимович, чего время тянуть?
Пусть Императорская гвардия и пообещала присмотреть за моими, но я бы предпочел делать это лично. Я не знаю сил ни Императорской гвардии, ни Глазьевых. Не хотелось бы определять экспериментально и мстить постфактум.
— А и правда, чего тянуть? — согласился полковник. — Ярослав, ты же не будешь возражать, если я немного поснимаю внутри?
— Не буду, — скрепя сердце согласился я.
А ведь я только что придумал как можно спасти последнюю медузу: создать иллюзию ее нападения и последующего уничтожения. Без телефонной съемки можно было бы обойтись простой иллюзией, теперь потребуется сложная и плотная, потому что я уверен: в Императорской гвардии это видео будут под лупой изучать. Или вообще не рисковать?
— Вы знали Вишневских? — спросил я, когда мы уже подходили к защитной пленке на лестнице.
— Лично? Знал, разумеется. Серьезные игроки были. Многие вздохнули с облегчением, когда их не стало.
— Это касается и главы клана, и его супруги?
— А с чего ты вдруг о ней? — неожиданно напрягся полковник.
— Ее же комнату будем вскрывать, — удивился я. — Вот и думаю, какие могут ждать подлянки. Второе лицо клана, как-никак.
— Да ни боже мой, — фыркнул полковник. — Скажешь тоже, второе лицо клана. Да она была задвинута так глубоко, как только можно было. Вишневский не приветствовал ее контакты с кем бы то ни было. Она даже в благотворительных фондах не состояла, не говоря уж о посещении выставок или театров. Считай, она из дома и не выходила почти.
— И даже это ее не уберегло, — философски заключил я. — Участвуй в делах клана, не участвуй — конец один.
Как только я понял, что у этой особы не могло быть интересной информации, или могло, но исчезающе мало, то решение показательно уничтожить медузу окончательно укрепилось. Но знаний все равно было жалко, так что я невольно вздохнул.
— Да не переживай, там непричастных не было, — уверенно ответил полковник. — Все всё знали и соглашались.
Подозрения, что знали отнюдь не все, у меня были. Вишневский вполне мог на своих воздействовать посредством медуз, и тогда даже те, кто изначально были против, через некоторое время становились за.
Тем временем я сделал проход в защите, пропустил полковника и заделал за нами дыру. Опасаться было уже нечего, но привычка осталась.
Первым делом Ефремов подошел к саркофагу, оценил количество двухлитровых банок с наклейками и одобрительно хмыкнул.
— Хорошая работа проделана, даже не верится, что пацаном.
— У меня хороший учитель, — напомнил я.
Ефремов шутку оценил. Гулко захохотал, оживив сразу тишину в коридоре. Она перестала казаться столь зловещей. По дороге полковник заглядывал во все комнаты, чтобы убедиться, что там и впрямь ничего нет одни голые стены, выжженные до кирпичей.
— Сурово ты с ними.
— Мне гарантия нужна. Я планирую тут жить и родных перевезти, — напомнил я. — Мне нужно, чтобы чужой поганой магией тут не воняло.
— Похвальный выбор, — кисло сказал полковник. — Но здесь может быть куча полезной информации.
Похоже, он так и носится с идеей вытащить отсюда что-то, что можно использовать во вред врагам, то есть на благо родины.
— Если она здесь есть, она отсюда не выйдет. Я предупреждал. — И добавил для вескости: — Решение Варсонофия. Кто я такой, чтобы с ним не соглашаться? Я ни за что не пойду против него. Я не самоубийца.
— Ну да, — разочарованно сказал полковник.
Мы стояли напротив комнаты, в которой был последний труп, и я разминал пальцы, готовясь к уничтожению фиолетовой пакости, влезавшей в мозги. Полковник встал рядом, пихнул в бок и проникновенно спросил:
— Может, все-таки?..
Отвечать я не стал, снял защиту с комнаты, после чего через дверь просочилась фиолетовая медузка. Печатку я не надевал, но все равно она выбрала полковника то ли как лицо более знающее, то ли как лицо, более толстое. Как там происходил выбор, я не интересовался.