Отражения свободы (СИ)

— А ты тоже думаешь, пока стоит оставить план «бежим в лес и живем как Маугли» на потом?
Волк внимательно смотрит на нее — и оглушительно чихает.
— Это согласие?
Волк чихает вновь.
— Ладно, — Саша садится на неожиданно ставший теплым мох, который до того она словно и не замечала. Приятно на нем будет полежать. Отдохнуть. — Дожили. Советуюсь с химерой в чужом обличии и волком неизвестно где в надежде, что кто-нибудь мне что-нибудь подскажет.
Вместо ответа зверь подходит ближе, трется о ее плечо, лижет щеку и сворачивается клубком совсем рядом, касаясь ноги. Так, словно никаких проблем нет. Словно никто ни в чем ее не обвинял, никто не требовал рабской клятвы, никто не лишал сил и не отправлял жить в незнакомый поселок. Словно не болела спина и руки от целого дня в тяжелой, неблагодарной деревенской работе.
Саша сворачивается рядом с волком, обнимая зверя, словно желая хотя бы на мгновение им стать и забыть обо всем. Просто лежать на теплом мху и слушать журчание ручья в этом теплом, сонном и приятно-пустынном месте, где теперь точно кроме нее нет никого.
Завтра она проснется — и все вернется на круги своя со всеми проблемами и сложностями.
Но это будет завтра. Что бы Человек в Черном ни видел в будущем — это произойдет потом. А сейчас она будет спать здесь, наслаждаясь спокойствием и безопасностью.
  
Глава 9
 
Саша терла пятно на рубашке, ругаясь про себя. Не то чтобы ругань на что-то влияла, но приносила какое-никакое облегчение. Единственное облегчение в нынешней ситуации. От холодной воды по телу ползли мурашки, а от целого часа монотонной работы сводило руки. Здесь и сейчас, стоя на берегу ледяной горной реки и тоскливо рассматривая множество грязной одежды, которое никак не желало уменьшаться, Саша чувствовала глубокую тоску по цивилизации. В особенности — по бойлерам и стиральным машинам.
Даже не будь этих дурацких ограничителей магии стирать бы все равно пришлось руками. Только в теплой воде, пожалуй. Вообще она могла бы пройти пару сотен шагов вверх по течению реки и выйти за зону действия браслетов. Работали они на территории, конечно, большей, чем Резиденция Ордена в городе, но, на деле — не слишком сильно большей.
Впрочем, оно и понятно. Полноценно лишить кого-то сил требовало сложного ритуала, причем проводимого не одним, а как минимум тремя волшебниками, ведь в этом случае приходилось ломать естественную защиту Затронутого, буквально разламывая на куски его магическое ядро. Это — долгая и сложная процедура. Но тот факт, что неподалеку отсюда проживало как раз трое магов, не мог не беспокоить Сашу. Просто смутная тревога, неотступно преследующая ее с того разговора с Андреем.
Пусть никто из Затронутых не появлялся в человеческом поселении, где ей без споров выделили угловой заброшенный дом, и, с некоторым удивлением, но все же нашли фронт несложной работы, с которой мог справиться человек без особых навыков. Стирка была одной из забот, и не сказать, что Саша подружилась с мылом и порошком, которого вечно не хватало. Но просто сидеть сложа руки ей не давала совесть.
— Отпусти ты ткань — дыру ведь протрешь, — голос Бэллы, дородной немолодой женщины, вывел Сашу из задумчивости. Она действительно едва не протерла ткань насквозь за последний десяток минут.
Саша подняла глаза и чуть улыбнулась женщине, откладывая рубашку. Бэлла ей нравилась. Хотя бы потому, что при встрече не опускала глаза и не называла ее «госпожой», а относилась как к горожанке, ничего не смыслившей в жизни на природе, но готовой учиться. На второй день ее пребывания среди людей Бэлла, увидев, как Саша пытается рубить дрова, вместо насмешки подошла и объяснила, как и что делать.
А еще она была матерью Тамары, и разительный контраст в поведении матери и дочери по сей день ставил Сашу в тупик. Тамара все еще не могла смотреть ей в глаза, постоянно стремилась «выкать» и не смела и слова сказать первой, не то что исправлять ошибки или подсказывать, как лучше сделать.
 
— Извиняюсь.
— Ты не просто три, в облаках витая — так ничего и не выйдет, — Бэлла подошла ближе и сама подняла многострадальную рубашку. — Вот так берешь, вот так складываешь. И тут понимание нужно, а не сила и ненависть к этому пятну. Ясно?
— Вполне.
— Вот и прекрасно. Но практиковать потом будешь. Тамара хочет поговорить с тобой.
— Сейчас? — смутная тревога начала принимать ощутимые очертания. Если Тамара сама решила заговорить первой… Это что-то до значит.
Бэлла кивает.
— Иди, я тут сама справлюсь. Найдешь Тому у дровяного сарая.
Саша кивает и поднимается, наконец, разгибая порядком затекшую спину. И отправляется к дровяному сараю, массивной конструкции на окраине деревни. В отличие от поселения Затронутых, занимала деревня людей куда больше места и вмещала намного больше жителей. Домов здесь было три десятка, в каждом жили или по двое, или и вовсе семьями, по три, а то и четыре, и пять человек. Из всего увиденного и услышанного Саша считала, что местные жители целиком и полностью сосредоточены на удовлетворении нужд Затронутых. Здесь охотились, ловили рыбу, собирали грибы и ягоды, сушили траву, стирали, вырезали деревянную утварь, сучили нити, ткали, вышивали и делали еще множество дел, привычных для крестьянского быта века так два — три тому назад. Разве что поля не засевали, ввиду отсутствия места. Ни электричества, ни водопровода в человеческом поселении не имелось. Часть местных жителей и вовсе работала на Затронутых напрямую. Как, например, Тамара, бывшая в доме Ани и горничной и кухаркой в одном лице. И теперь именно Тамара хотела о чем-то поговорить.
Девушка и правда ждала ее около сарая. Выглядела она разом напуганной и решительной.
— Госпо… Александра. Нам нужно поговорить. Наедине — кажется, даже эти простые фразы требовали от Тамары мужества — где нас не услышат. Вы же можете сделать так?
— Тогда придется прогуляться.
— Идемте, г… Александра.
Пока они пробираются через лес, удаляясь все дальше и дальше от поселения, Тамара ни словом, ни взглядом не намекает на причину своего внезапного желания поговорить.
Только когда Саша наконец ощущает исчезновение наручников, она делает знак остановиться и, сосредоточившись, устанавливает вокруг них двоих разом щит невнимания и сокрытия слов. По иронии судьбы этим чарам научила ее Аня. Первым — еще в самом начале обучения в Ордене, на одном из сборов в ее собственном, теперь далеком, доме. А вторым — в день приезда сюда, загадочно улыбнувшись.
Теперь знания пригодились. Хотя большого опыта ни в той, ни в другой защите у Саши не было, сомнений в правильности заклинаний не возникло — появившиеся щиты она ощущала на Изнанке очень и очень хорошо. Как и то, что стоящая рядом Тамара мучается разом от страха и боли и чего-то еще, смутно видимого на Изнанке как темное, тяжелое облако вокруг головы.
— Что с тобой? Я могу помочь? Как с ожогом, это не будет больно…
— Вы так добры. Жаль, что я не смогла стать одной из господ, что кровь матери оказалась сильнее, — Тамара чуть улыбается, хотя улыбка выходит неожиданно жесткой. — Вы поможете мне, если выслушаете. И потом… Поймете. Мне все равно не жить. На меня пал жребий и охота скоро начнется. Времени очень мало. Но это не имеет значения. Не обращайте внимания. То, что я хочу рассказать, вызывает боль в моей голове.
— Я могу…
Тамара качает головой.
— Не можете. Это… обещание. Которое я сейчас нарушаю.
— Обещание? Клятва вечного служения?
Андрей что, взял клятвы и с людей?
— Вечного… Наверное. Я обещала Верховному господину подчиняться. Но сейчас… Вы не такая как они, г…Александра. Вы другая. Как только я увидела вас, я сразу поняла. И я хочу чтобы вы меня выслушали.
Саша с некоторой нерешительностью кивает. Сколько Тамаре — шестнадцать? Восемнадцать? Двадцать? Сейчас она выглядит разом и беззащитным ребенком, и стоящей перед безнадежной чертой взрослой женщиной — из тех, кто стоял перед расстрельными командами на оккупированных землях и закрывал собой своих же детей. А в ее эмоциях, искренних и сильных, разобраться не удается ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза.