Темное искушение

Он считал, что со мной что-то не так. Я тоже так думала.
Эти слова, произнесенные шепотом в коридоре, свернулись внутри меня, словно вонзившая клыки змея, с годами отравлявшая меня все сильнее. Яд направил меня на тропу войны за принятие.
Иногда нас нами делают мелочи.
Тяжелый сочувствующий взгляд Ронана сжал мой желудок, как щелчок спускового крючка. Я не ожидала, чтобы он понял сказанное, но он понял. Я знала, что он понял.
– Следующий вопрос, – сказал Ронан.
Врач нахмурился.
– У тебя есть семья, с которой я могу связаться?
– Сколько тебе лет, мой котенок?
По тому, как неодобрительно сверкнули глаза врача, я осознала, что он понял фразу, произнесенную на английском, и это был не тот вопрос, который он задал.
Я ответила: «Девятнадцать» – прежде, чем вспомнила, что вчера мне исполнилось двадцать. Врач напряженно выдохнул.
– Девятнадцать. Ей девятнадцать.
Ронан не отвел взгляда.
– Я слышал.
Я почти не слушала этот обмен репликами, поскольку пыталась вспомнить, что означает «мой котенок». Мой что?
– Тебя… ранили, Мила? – Я увидела, как темная синева его глаз стала черной.
На мгновение его вопрос озадачил меня. Туман заволок все произошедшее на улице, как будто это случилось не со мной, а я – просто наблюдала со стороны. Все это казалось нереальным, и когда я думала об этом, то не чувствовала ничего, кроме легкого раздражения, что, вероятно, ставило меня в ту же категорию сумасшедших, что и арендаторов моего отца.
Я покачала головой.
– Хорошо.
Всего одно слово из шести букв, но оно повисло в воздухе, как самая главная вещь в комнате. Голос у Ронана был таким хриплым и тихим. Таким сдержанным и выразительным. Таким мягким, что проскальзывал под мою кожу, растапливая напряжение в теле, как масло. Бьюсь об заклад, к его словам люди прислушивались.
– У тебя что-нибудь болит, кроме головы?
Я кивнула, пристально глядя на него.
Улыбка коснулась его губ.
– Где?
– В боку.
Ронан поднялся во весь рост. Пока он разговаривал с врачом, мальчик, которого я видела с ящиком спиртного, вошел в комнату с моей спортивной сумкой в руках. Он бросил ее рядом с диваном и глянул на меня с отвращением.
Ронан посмотрел на него с молчаливым предупреждением. Мальчик сглотнул и развернулся, чтобы выйти из комнаты.
– Кирилл хотел бы осмотреть тебя, если позволишь.
Я кивнула.
Когда Ронан направился к двери, я встала на ноги, почувствовав прилив головокружения от резкого движения.
– Погоди, – пробормотала я. – Куда ты?
Он повернул голову и внимательно посмотрел на меня.
– Оставлю вас наедине, котенок.
Я пожевала губу, не зная, что заставляет меня просить об этом. Я была растеряна. И я очень не любила врачей.
– Прошу, останься.
Кирилл вздохнул и потер переносицу.
После минуты задумчивого молчания Ронан склонил голову и вернулся к своему столу. Меня странно успокоило то, что он остался.
Кирилл встал, достал из кармана рубашки фонарик и проверил мои зрачки. Прослушал сердце, легкие и осмотрел затылок. Я не сводила взгляда с Ронана, прислонившегося к столу и наблюдавшего за осмотром.
Когда Кирилл заговорил, я перевела взгляд на него. Он, должно быть, заметил, куда было направлено мое внимание во время осмотра, потому что лицо его выражало неодобрение.
– Он просит тебя снять пиджак.
Я ослабила хватку на лацканах и сбросила пиджак с плеч на пол. Красный синяк в форме ладони на талии объяснял, почему болят ребра. Но я уставилась на засохшую кровь на животе. Теперь я заметила, что и под ногтями у меня была кровь.
И тепло внутри меня заледенело, вызвав покалывание в затылке.
Никогда раньше я никому не причиняла вреда.
У меня вырвался судорожный вздох. Внутри все перевернулось. Комната начала расплываться, я покачнулась, чернота окутала подсознание и затянула на дно.
Когда я очнулась, во рту было сухо, Кирилл хмурился, а Ронан сидел на корточках рядом со мной, лежащей на диване.
Осознав, что потеряла сознание, я снова закрыла глаза.
 
В детстве у меня были панические атаки перед тем, как мне делали укол или брали кровь на анализ. Во время прививок папа обычно держал меня на руках, пока я не теряла сознание окончательно. Даже сейчас я бы предпочла заклеить собственную сломанную руку скотчем, но только не идти к врачу.
Ронан протянул зеленую банку содовой, которую ему передал Кирилл.
– Ты ведь не потеряешь сознание еще раз, а?
Я медленно села, запахнула одной рукой блузку, а другой взяла банку. Мало кто знал о моей фобии. Чтобы справиться с ней, я заставляла себя смотреть кровавые ужастики, но это ослабило лишь мою чувствительность к фильмам, а не к реальной жизни.
– Не люблю кровь, – призналась я.
Ронан с любопытством посмотрел на меня, будто я сказала что-то забавное.
– Интересно.
– Прошу прощения, похоже, ты занятой человек, а я испортила тебе весь вечер.
– Пей газировку, котенок.
Я так и сделала. Холодная шипучка приятно обжигала горло. Я облизнула пересохшие губы и оглядела комнату, начиная с хмурого взгляда Кирилла и заканчивая трещинами в оштукатуренных стенах и потертым ковром. Это был не самый модный кабинет директора.
– Я все возмещу, – сказала я. – Врача и… – Я опустила взгляд на банку в руке, что развеселило Ронана.
– Я добавлю содовую в счет, – сказал он.
В этот момент я поняла, что упустила из виду его дорогой костюм, уверившись, что ему не по карману визит частного врача. Осознав вдруг, что он играет со мной, я посмотрела ему в глаза.
«Щелк».
Это не был спусковой крючок. Это он щелкнул ручкой в руке.
– У нее сотрясение мозга, и ее нужно осмотреть в больнице, – сказал Кирилл.
– Он убежден, что у тебя легкое сотрясение, – перевел Ронан. – Симптомы могут сохраняться несколько дней.
Полагаю, это объясняло мои странные мысли и поведение. Как бы там ни было, мне уже стало немного лучше, а в организм поступило немного сахара. Недостаток еды и сна, вероятно, усугубил ситуацию.
Догадка растревожила мысли. Кирилл, вроде, снова сказал «больница»? Должно быть, мне показалось, поскольку Ронан ничего не сказал о больнице. Все равно я туда не поеду.
– Ты не передашь ему мою благодарность? – спросила я. – Не стоило приезжать из-за меня.
Ронан на мгновение задумчиво склонил голову – щелк – затем сказал врачу:
– Она не хочет в больницу.
Это было самое странное русское «Спасибо», какое я когда-либо слышала. Должно быть, «больница» значило что-то другое.
Прежде чем ответить, Кирилл поджал губы.
– Он сказал, что кто-то должен разбудить тебя сегодня вечером. Протокол при травмах головы.
– О.
– Ты здесь одна?
Я кивнула.
– Можешь остаться здесь на ночь. Я пошлю кого-нибудь, чтобы будил тебя.
– Нет, не нужно, – сказала я. – Ты и так уже столько для меня сделал.
Во взгляде Ронана промелькнуло недовольство. Тихая напряженность могла бы убить, если бы я не привыкла к подобному во взгляде своего отца.
– На тебя напали на моей улице. Я отвечаю за то, чтобы с тобой все было в порядке.
Неудивительно, что он стоял так близко к задней двери. Слышал ли он мои крики?
Мои мысли и дыхание перехватило, когда он ручкой поднял кулон, висевший у меня на груди.
– Интересное украшение.
Он и тот, кто напал на меня, были единственными, кто заметил его.
Я никогда не видела папу в чем-то более открытом, чем майка и свободные черные штаны, но даже в тот единственный раз, в свои восемь лет, я мельком заметила татуировки в виде морских звезд на его плечах и, конечно же, захотела себе такие же, и он подарил мне эту подвеску.
– Это семейная реликвия, – выдохнула я.
В ответ прозвучало лишь задумчивое «Хм».
Он опустил кулон обратно на мою кожу, и легчайшее скольжение руки меж моих грудей заставило пульс сбиться. Банка с содовой выскользнула у меня из пальцев. Он поймал ее левой рукой, не отрывая от меня взгляда.