Темное искушение

– У вас есть дети? – спросила я ее.
– Их слишком много.
Не самое лучшее начало, но и Рим не сразу строился.
– Что бы вы сделали, если бы один из них оказался в моем положении?
– Велела бы ему не смотреть в зубы дареной лошади.
Я медленно моргнула.
Должно быть, я плохо знакома с русскими подарками. В Америке похитить – не то же самое, что рождественским утром получить банку печенек и отвратительный шарф, который связала бабушка.
Закатив глаза, она двинулась поправлять ковер.
– Есть вещи похуже, чем трехразовая кормежка.
– Всю ночь провести окровавленной и привязанной к постели?
– Ты сама в это вляпалась, девушка. – Должно быть, у нее комната по соседству или потайные ходы в стенах, чтобы подглядывать. Меня все больше раздражало, что она выставляла меня не в том свете, и еще больше раздражало ощущение, будто она права.
– Так и поверю, что вы просто лежали бы тут и принимали все как есть, – сказала я не веря своим ушам.
– Ты драматизируешь. Хозяин – неплохой человек.
У меня начинала болеть голова всякий раз, когда кто-нибудь заговаривал со мной в этом доме, бросавшем вызов всякой рациональности. Единственное, чего не хватало Ронану, чтобы стать классическим злодеем со страниц вампирского романа, – это пары клыков. Тот факт, что Юлия называла его «хозяином», вызывал в воображении образ того, как он сверхъестественной силой промывает ей мозги.
– Не уверена, как мужчины ухаживали в ваше время, но в двадцать первом веке это, – я потянула веревки на своих запястьях, – не самое лучшее третье свидание.
– Американцы. Жадные вы все.
Я уронила голову обратно на подушку. Очевидно, от Юлии я не получу никакой помощи.
– Мне нужно в туалет, – невозмутимо сказала я.
– Поздравляю.
– Ладно, – пожала я плечами. – Кажется, стирать – не моя забота.
Ее прищуренные глаза встретились с моими. После пристального взгляда, который длился дольше, чем было бы комфортно кому бы то ни было в здравом уме, Юлия подошла к кровати и быстро, с мастерством, свидетельствовавшем о том, что она не впервые имеет дело с веревками или зверушками, развязала мои запястья.
Освободившись, я уставилась на свое отражение в зеркале ванной.
Я выглядела словно студентка колледжа из кровавого фильма ужасов, которую бензопилой убили первой. Учитывая глупость, из-за которой я попала в эту ситуацию… какое подходящее сравнение. В животе у меня заурчало, поэтому я включила горячий душ, разделась и встала под струю воды.
Что-то красное потекло в канализацию, и от этого зрелища по затылку у меня побежали мурашки. Воспоминание обрушилось на меня, словно приливная волна, вырвало из груди бьющееся сердце и позволило ему утонуть в водах Атлантики.
Держа мистера Банни за обвислое ухо, я наблюдала из окна, как на подъездную аллею въезжает сверкающая красная машина. Я видела эту женщину всего пару раз после того, как папа укладывал меня в постель и решал, что я уснула.
Я нахмурилась, вспоминая вчерашний день, когда сказала соседскому мальчику, что у меня нет матери. Он посмотрел на меня как на дурочку, а потом сказал, что у всех есть мамы, а у кого мамы нет, те значит, сироты. Я не хотела быть сиротой.
У этой женщины были длинные светлые волосы, совсем как у меня. Может, она даже была моей мамой.
Внезапно я почувствовала, что очень хочу пить, и стакан, оставленный папой у моей постели, не подойдет. Вода была холодной, и в ней, вероятно, плавала пыль.
Держа мистера Банни, в одной ночной рубашке, я на цыпочках спустилась по лестнице. Папа всегда говорил, что у него есть шестое чувство, которое всегда подсказывает ему, если я не в постели, как положено, но в это поверит только четырехлетка, а мне вчера исполнилось пять.
Внутри все рухнуло, когда из коридора донеслись крики. Папа никогда не повышал голос. Он, должно быть, очень разозлился. Я пошла на звук и остановилась перед закрытой дверью библиотеки.
Бах!
Мое сердце подпрыгнуло. Я отпрянула назад, и мистер Банни выскользнул у меня из пальцев. Затем все стихло.
 
Красная краска просочилась из-под двери, пропитав мою любимую мягкую игрушку. Он был моим, а теперь он испортился. Я подхватила его на руки, пока рыдания подступали к горлу. Теплая краска испачкала мои руки и ночную рубашку. Все было в полном беспорядке, и теперь мне нужно было искупаться. Все испортилось.
Дверь библиотеки открылась. Папа сказал плохое слово и закрыл дверной проем своим телом, но я увидела его подругу, спящую на полу, с длинными светлыми волосами, перепачканными красной краской.
Закрыв дверь, папа взял меня на руки, мои щеки были мокрыми от слез.
– Мистер Банни испортился, – заплакала я.
– Мы его почистим.
Я шмыгнула носом, слезы прекратили литься, и я прошептала:
– Я пить хочу.
– У тебя водичка рядом с кроватью.
– В ней амебы. – Я переживала фазу Бо из фильма «Знаки».
– Ты не знаешь, что это такое.
Он заставил меня искупаться и причесал, подсушивая волосы феном. Если бы не это, мои кудряшки завились бы так сильно, что их было бы больно расчесывать.
– Папа, твоя подружка… Она моя мама?
Его взгляд смягчился.
– Нет, ангел.
Веки у меня отяжелели, когда он завернул меня в полотенце. И последнее, что я увидела перед тем, как меня сморил сон, была красная краска, стекающая в канализацию…
Я сползла по стене душа, каждая клеточка моего тела онемела. Мне хотелось верить, что разум запихнул это воспоминание так глубоко, что ради моего же блага оно никогда не напомнит о себе, но это было не так. Подсознательно я всегда знала: все не так чудесно, как кажется, – и подавляла чувство вины за то, что игнорировала правду, живя альтруизмом. Хотя теперь, признав это, я больше не могла жить в блаженном неведении.
Мой папа, возможно, был хорошим отцом. Но не был хорошим человеком.
Даже сейчас я не знала, что делать. В этом мире все было извращено и перевернуто с ног на голову, и, по мере того как спадало оцепенение, меня терзала неуверенность в том, кому я должна оставаться преданной.
Поднявшись с пола, я обернулась полотенцем и вышла из ванной, успев сделать шаг назад, прежде чем столкнулась с Юлией. Без церемоний она сунула мне в руки мою сумку чирлидера.
– Одевайся и спускайся к завтраку.
Я колебалась, глядя на сумку, которая казалась чужой в моих руках. Неделя в этом доме, и мое прошлое стало далеким воспоминанием. Я хотела выйти из этой комнаты, но сегодня ни в чем не была уверена.
– Это была не просьба, – нетерпеливо рявкнула Юлия.
– А если не спущусь? – Бросив многозначительный взгляд на ее маленькую фигурку, на тринадцать сантиметров ниже меня, я спросила, – Вынесете меня на руках?
Выражение ее лица посуровело, и, хмыкнув, она развернулась на каблуках и целеустремленно зашагала к двери. Она собиралась донести на меня, и последнее, чего я хотела этим утром – быть избитой великовозрастным психопатом.
– Я иду, – прорычала я.
Она медленно повернулась ко мне с торжествующей улыбкой.
– Злобная женщина, – сказала я себе под нос, только чтобы услышать в ответ:
– Соплячка.
Отказываясь позволить ей опустить меня до уровня восьмилетнего ребенка, я проигнорировала оскорбление и порылась в сумке, как будто там мог быть ключ к побегу из этого дома, хотя, к сожалению, в ней была лишь куча яркой скомканной одежды.
В последний раз я не брилась так долго лет с тринадцати, но надеть брюки, чтобы скрыть это, значило признать победу Ронана в необъявленной битве. Мне было все равно, что он думает о моей внешности, но если небритые ноги его отталкивают – тем лучше. Я надела струящееся богемное платье с открытыми плечами и вдохнула полной грудью, чтобы обрести уверенность, которая мне понадобится, чтобы пройтись по логову Дьявола.