Замок пепельной розы (СИ)

Вспоминаю, наконец, правила приличия — отмираю и делаю учтивый книксен.
А когда выпрямляюсь, натыкаюсь на холодный взгляд тёмно-серых, как хмурое осеннее небо, глаз. В сумерках они кажутся почти чёрными.
Я ведь должна что-то сказать? Слова вдруг как-то все потерялись. Но и он — этот красивый темноволосый мужчина в чёрном дорожном плаще, с таким равнодушным, предельно отстранённым лицом — тоже не кажется настроенным на светские беседы.
Гость слегка слонил голову в знак того, что ему приятно познакомиться. Но я знала, что ему не «приятно».
Ему вообще никак.
Моё присутствие — лишь досадная помеха каким-то важным разговорам.
Вот так я впервые его увидела.
Дорнан Морриган…
Блистательный герцог, красавец-мужчина, гроза девичьих сердец.
Моя первая, моя единственная любовь.
Человек, который растоптал моё сердце, даже не заметив.
Мой будущий муж.
  
Глава 3
 
По длинной аллее к дому мы шли втроём. Я — справа от Олава, подальше от чужого мужчины, как и положено по этикету. Они же, очевидно хорошо знакомые, вели ничего не значащую светскую беседу. Ну, то, что можно было без зазрения совести обсуждать при посторонних, судя по всему. Погода, природа и всё такое. Говорил в основном брат. Гость больше молчал. Я едва поспевала за их широкими шагами и помалкивала. Хотя нестерпимо жгло любопытство — зачем к отцу приехал этот герцог, и главное — какой такой опасности ожидает в нашем доме.
Осенью темнеет быстро, стремительно, и уже на середине аллеи нас окутали плотные сумерки, в которых моё тонкое бальное платье выделялось призрачным пятном.
Морриган вдруг остановился на середине шага.
— Пока ты болтаешь, твоя сестра замёрзнет насмерть.
— Эм-м… — Олав сбился с мысли и бросил на меня удивлённый взгляд. — Элис, тебе что, холодно?
В этом весь мой брат. В лепёшку расшибётся ради близкого человека, но иногда не замечает самых очевидных вещей. У него было… непростое детство. Я у родителей поздняя, и они не любят распространяться о том, что случилось до моего рождения, но я знаю, что из-за коварства древней магии моя мать попала в ловушку в подземельях одного из Замков роз, будучи беременной. Так что первые десять лет жизни моего брата они провели вдвоём в очень опасном подземном мире, где совсем не было других людей. Олав из-за этого вырос очень крепким, и холод на него практически не действует. Он его просто не замечает. Вот и сейчас идёт в одном тонком светло-голубом сюртуке, наверное из летней ткани вообще — и хоть бы хны. Так что ему трудно понять, как это, когда замерзаешь до мозга костей на «каком-то освежающем», а на самом деле ужасно холодом ветру.
Но вот выставлять брата в невыгодном свете при чужих как-то не хочется. Так что улыбаюсь Олаву невозмутимо, и стараюсь, чтобы зубы при этом не стучали:
— Что ты, я совсем не замёрзла! Глупости какие. Да и до дома совсем…
— Вот, возьми. Отдай ей.
Я осекаюсь и, не веря своим глазам, смотрю, как длинные аристократические пальцы расстёгивают металлическую фибулу плаща. Как Морриган одним небрежным движением перекидывает его в руки моему брату. И конечно, герцог не стал бы надевать его на меня сам, потому что грубейшее нарушение приличий — прикасаться вот так к незамужней девушке.
Но ещё более грубое — делиться с нею своей одеждой.
Правда, брат как всегда «плавает» в тонкостях этикета. И судя по всему, ничего предосудительного в таком поступке не видит. Потому что благодарит и накидывает этот плащ на меня, тут же невозмутимо продолжая прерванную беседу, как будто ничего не случилось. Идёт по аллее дальше.
А я отстаю на шаг, потому что в себя прихожу не сразу.
Тяжёлая ткань давит на плечи. Окружает со всех сторон, будто броня. Да так и есть — ведь она полностью скрывает моё белое платье, и теперь я тоже растворяюсь в темноте. Я спрятана от чужих глаз, и почему-то становится спокойнее.
А ещё он… тёплый. До сих пор хранит тепло чужого тела. Как будто тот мужчина согрел меня вовсе не плащом. А собой.
 
Я краснею, и теперь-то со всей очевидностью понимаю, отчего этикет запрещает подобные штуки.
Но самое странное… это запах. Плащ пахнет не мужскими духами, не помадой для волос, не лосьонами и накрахмаленными воротничками, и ни одним другим их тех ароматов, которыми так любят окружать себя светские модники.
Этот плащ пахнет им.
И снова меня будто толкает что-то в грудь — когда герцог бросает мимолётный взгляд через плечо. В нём читается раздражение, он словно спрашивает «идёте вы уже, или нет?» Но кажется, меня не сочли достойной лишних разговоров.
Я тоже ничего не говорю. Смотрю прямо перед собой, и делаю вид, что ничего не заметила — а просто сама решила ускорить шаг. Догоняю брата, опять иду рядом. Стараюсь так, чтобы он мне загораживал герцога. Так надо — чтобы я успела хоть немного привести в порядок сумятицу мыслей в своей голове прежде, чем мы доберёмся.
Тщетно, разумеется.
— Я сейчас немедленно пойду, и сам доложу отцу о твоём прибытии! — заявил брат, как только дворецкий распахнул перед нами высокие створки входных дверей тёмного дерева с ручками в виде собачьих голов. — Уверен, как только он поймёт срочность дела, уделит тебе время.
— Очень надеюсь, — бесстрастно ответил герцог, рассматривая холл с добротной дубовой мебелью, обтянутой не очень изящной, но прочной тёмно-зелёной материей. — Я хотел бы уехать тотчас же после разговора. Продуктивного, смею рассчитывать.
— Не бойся, мой отец отлично умеет слушать. И слышать, что самое главное. Элис, проводи гостя!
И брат торопливо скрылся, оставляя меня наедине с герцогом.
Подбежавший лакей торопливо принял у меня плащ — и хотел было его куда-то унести… но герцог поморщился и забрал у него свою вещь, не церемонясь. Перекинул на спинку ближайшего стула. Кажется, он и правда спешил поскорее уйти.
При свете дюжин свечей в канделябрах я смогла, наконец-то, рассмотреть гостя.
Широкие плечи, обтянутые отменно сшитым тёмно-серым сюртуком из дорогой ткани. Шито явно на заказ. Но не та вещь, в которых являются на приёмы. Статная осанка, горделивая посадка головы. Тёмные короткие волосы без следа напомаженности, небрежно повязанный шейный платок… всё выдавало человека, которого не слишком заботит мнение света. Потому что он прекрасно знает, что при его происхождении, титуле и доходах свет в любом случае будет более чем к нему расположен. А особенно матушки незамужних девиц.
Как же хорошо, что моя не похожа на всех этих наседок — у которых, кажется, весь смысл жизни в том, чтобы продать дочурку подороже, а потом хвастаться соседкам за чаем годовым доходом зятя! Как только отец заводит осторожные разговоры о моём замужестве, она закатывает глаза. «Ох, Уильям, как по мне — пусть бы Элли подольше побыла дома. Ну зачем ты торопишь время? Неужели думаешь, оно бесконечное у нас?» «Вот именно, что нет, Мэри! И я очень хотел бы поскорее увидеть внуков» «Только мужчина может так говорить. Который не знает, что такое выносить, родить и поднять на ноги ребёнка. Элис, крошка, не слушай отца! Джен за тебя двойную норму выполнит, ему скоро и так будет с кем посюсюкать на выходных».
Щекам становится жарко, когда понимаю, куда увели меня нечаянно мысли.
Герцог меж тем невозмутимо разглядывает картины на стенах, стоя ко мне спиной. А я совершенно забыла о своих обязанностях младшей хозяйки. Да и сказать спасибо бы не мешало…
— Хм. Ваша светлость, позвольте поблагодарить…
 
— Почему вы не сказали, что вам холодно?
— Что?..
Я так была занята тщательным выбором слов для учтивой благодарности, что не услышала, о чём он спросил.
Герцог повторил вопрос, не отрываясь от созерцания картины. Это было одно из батальных полотен, изображавших эпоху Завоевания.
Много веков назад люди переправились с Материка и захватили Ледяные острова, почти на корню уничтожив народ эллери. Разрушили до основания часть выращенных ими волшебных Замков роз, а остальные забрали себе. Но драгоценные трофеи со временем вяли и рассыпались в прах, угасая без магии своих истинных хозяев… После этого много веков в Королевстве ледяных островов даже слыхом не слышали о волшебстве. До тех пор, пока магия, слкрытая в крови немногих уцелевших потомков эллери, не начала пробуждать Замки к жизни.