Потерянные ноты (СИ)

— Так далеко, чтобы я до них не добрался, — цедит Брок.
Энтони — сильный мужик, особенно, когда адреналин в крови зашкаливает. Он хватает неудавшихся насильников за ворот курток и тащит прочь. Они извиваются червями, пока Тони по земле волочет их в лагерь. Он возвращается не один. С ним майор Чейз. Они приближаются бесшумно, потому отлично слышат, как лейтенант Райт напевает тихонько какую-то незатейливую мелодию, поглаживая дрожащую спину. Он еще с Нью-Йорка уяснили, как бороться с паническими атаками, которые периодически мучили слишком эмоционального музыканта. А на Филиппинах Брок начал петь и узнал, что это лучше всех успокоительных действует на Себастиана.
— Я опять стал принцессой. На этот раз, правда, без рыцаря, — шепчет Себастиан.
Ему это кажется смешным, а Броку — нет, но он все равно приподнимает уголки губ в жалком подобии улыбки. Говорит какие-то глупости, о том, что рыцарь всегда рядом, рыцарь почти не опоздал. Рыцарь никогда не оставит свою принцессу. Себастиан смеется. Брок глотает слезы.
Лейтенант видит замерших Фишера и Чейза. Он боится, что сюда придет весь взвод, но майор отдает какой-то приказ капралу и уходит. Судя по уверенной улыбке и столпившимся вокруг него бойцам, он примет на себя ответственность в объяснение утренней стрельбы. Это хорошо. Командир справится с этим лучше, чем кто бы то ни было еще.
Себастиан засыпает в палатке лейтенанта. Зарывается с головой в чужое одеяло, втягивает носом родной запах, затихает. Брок сидит на улице, охраняя неспокойный сон своего сержанта. Покурить бы, но он вроде как бросил, ни к чему начинать по новой. Капрал подкрадывается бесшумно, садится рядом.
— Как он?
— Нормально. Заснул недавно.
— Они…
— Нет. Не успели. Я…
Брок осекается. Он не может закончить фразу, просто не хватает мужества. Энтони отлично его понимает. Кивает в подтверждение, мол, хорошо, не продолжай. Он вообще хорошо разбирается в людях в целом, в Броке в частности. Он знает, что если его не сбить с тяжелых мыслей, то они просто сожрут его, уничтожат. Тони не хочет говорить, видит, что Броку не до того, но считает это слишком важным, чтобы молчать.
— Майор отдал приказ. Распорядился казнить тех двоих. За подрыв боевой мощи армии США, за предательство и грубое неоднократное нарушение уставных отношений, повлекшее за собой тяжелые последствия. Никто не знает о случившемся, кроме нас. Но Чейз пытается защитить его. Что ты об этом думаешь?
Брок ничего не думает. Он слышит, как беспокойно возится в палатке проснувшийся в одиночестве Себастиан. И больше всего на свете ненавидит себя за то, что позволил ему пойти на фронт. Фишер уходит, кладет напоследок руку лейтенанту на плечо, хочет подбодрить. Тот в свою очередь обещает явиться к майору, обсудить поспешность решения.
Это самая сильная боль, которую Броку приходилось испытывать в своей жизни. Она не физическая. Моральная. Оттого справиться с ней еще сложнее. Очень больно видеть, как страдает Себастиан. Нет ничего страшнее этого. И Брок по-детски боится этой боли, потому что он ничем больше не может помочь. Но он не имеет права жаловаться. Себастиану хуже, ему больнее. У каждого свой порог того, что человек может вынести. У Себастиана он очень высокий, как и у Брока. Разница в том, что Грин все пропускает через себя. Поэтому сейчас ему в два раза больнее. Так будет всегда. Себастиан страдает, а Брок старается не убивать тех, кто виновен в этих страданиях.
Себастиан спит до рассвета. Просыпается от кошмаров, мечется, хватается за Брока, как за спасательный круг. Опять засыпает. Он не говорит о том, что случилось. Не смотрит на лейтенанта. Шарахается от любых поползновений в свою сторону, как от огня. Уже засыпая, Брок слышит тихий голос. Себастиан смущенно касается его плеча кончиками пальцев, спрашивает, опустив голову:
— Тебе со мной не будет противно?
Кулаки чешутся. Хочется ударить так, чтобы выбить дурь из лохматой головы. Правда хочется. Брок выдыхает, сквозь зубы. Улыбается настолько искренне, насколько вообще возможно, целует мокрый висок.
 
— Я люблю тебя. Этого ничто не изменит.
Себастиан шепчет «спасибо» вперемешку с «я тебя люблю». Несколько раз повторяет, для верности. Парень снова засыпает.
Брок должен сходить к майору до начала очередной операции. Оставлять Себастиана он категорически не желает, боится. Но и брать с собой не хочет. Капрал Фишер приходит на помощь. Он уже привык быть нянькой. Только сейчас он не смеется от этих слов. И Брок понимает вдруг, что Энтони не клоун, который все может обратить в шутку. Он — человек, которые не меньше его переживает за, вновь притихшего в палатке, сержанта.
Райт врывается в шатер командования без предупреждения. Там проходит совещание. Командир жестом дает понять всем присутствующим, чтобы те оставили их вдвоем. Он устало смотрит на одного из своих лучших солдат. Он готов услышать от него все, что угодно, но судя по вытянувшемуся лицу, к такому повороту майор себя не готовил.
— Мы не можем расстрелять этих двоих, — чеканит запыхавшийся лейтенант.
— Мы не просто можем. Мы должны. И если не из мести, то по закону, — возмущается Чейз.
— Он не простит нам. Ты же знаешь его, майор. Себастиан никогда не простит, если из-за него кто-то пострадает. Даже такое… он не захочет, чтобы их казнили.
— И что делать? Вылечить и пустить обратно? Пусть воюют? Под знаменем этого полка такие… люди идти не будут! Я не позволю. Мне вас двоих достаточно! Вот отдал бы вовремя под трибунал, не случилось бы этого дерьма! Чертовы гомики!
— Ну, так отдайте. Никто не будет против.
— Хоть ты мне тут не начинай. Дерзкий какой стал, дослужившись до лейтенанта. Прямо как брат. Лучше скажи, что будем делать.
— Отошлите их. Хоть немцам на поруки сдайте. Но не убивайте. Себастиан не сможет жить с таким чувством вины. Оно его уничтожит.
Чейз опускает голову на лежащие на столе руки. Стягивает форменную фуражку. Броку хочется сесть рядом, тоже постучаться головой об стол. Он держится только на понимание того, что Себастиан действительно не простит ему, если те двое вдруг погибнут в перекрестном огне. Иначе бы Брок давно собственными руками вырвал хребет у пары козлов, отдыхающих в лазарете. Майор устало кивает и обещает подумать над этим. Напоследок спрашивает как так «его лучший снайпер» и не пора ли «нью-йоркским гомикам домой»?
Брок возвращается в палатку к Себастиану. Тони отчитывается — все спокойно. Слухи никто не пустил, все думают, что сержант просто держится поближе к другу детства. Мол, беспокоится, вот и ведет себя как мамаша. В конце концов, ни для кого не секрет, что порой сержант действительно мог вести себя как курица-наседка, особенно со своими новобранцами. Брок благодарит его и отпускает отдыхать.
Себастиан не спит. Смотрит пустыми глазами в потолок.
— Малыш? — зовет Брок.
— Я в норме.
Райт не верит. Но впервые за несколько часов абсолютного молчания, услышав задушенный слабый голос, он улыбается. Говорит, значит, не закрылся в себе окончательно. А с этим уже можно работать. Главное теперь, чтобы поскорее начались бои. Затишье убьет их обоих. Брок заставляет себя успокоиться, убеждает, что всё в порядке. Они справятся с любым дерьмом, что выпадет на их долю. Вдвоем. Даже с этим. Он ведь успел. Почти вовремя.
— Ты не в норме. Мы оба это знаем.
— Мы на войне, Брок. Здесь все не в норме,- нехотя говорит Грин.
— Себастиан, расскажи мне что случилось.
— Меня хотели изнасиловать трое наших сослуживцев. Те самые, которые рисковали жизнями ради нас и ради которых рисковали мы. Что тут скажешь? Дерьмо случается.
— Дерьмо случается? Ты в своем уме?
— Чего ты от меня ждешь? Чтобы я разрыдался и рассказал, как мне было страшно? Как паника сковала каждую мышцу, и я даже закричать не мог? Как я боялся, что ты придешь и увидишь меня, стоящего на коленях перед ними? Как я боялся, что ты не придешь?! Мне было так страшно. Я никогда так не боялся.