Потерянные ноты (СИ)

— На меня посмотри. И ответь на вопрос. Пожалуйста.
— Могу сказать, кого я перед собой не вижу, — Брок снова поворачивается к сидящему за столом другу, — Я не вижу перед собой солдата действующей армии Соединенных Штатов Америки. Тебе не идет хаки. Тебе идет черный фрак и безупречно отглаженные белоснежные рубашки. Ты талантливый пианист. Твои руки, — Брок сжимает длинные пальцы, перегибаясь через стол, — Они не созданы для оружия, понимаешь?
Себастиан понимает. Он потрясенно смотрит на собственные руки, будто видит их впервые. Пытается представить, как держит пистолет или сжимает нож — не получается. Он видит только кровь, льющуюся на ладони. «Они не созданы для оружия», — мысленно повторяет парень.
Он прекрасно знает, что никого не сможет убить, а идти на войну с этим знанием глупо. Брок улыбается, будто читает его мысли. Возвращается к плите и больше не оборачивается. Он спокоен на первый взгляд. Но живущий с ним человек сразу заметит напряженную позу, сжатые челюсти и нервозность в каждом движение. Брок уже знает, что будет делать.
Себастиан не успевает осознать, как оказывается за спиной у своего личного повара, как утыкается носом в лопатки. Он не сможет оставить свою семью. Не сможет уйти, зная, что где-то далеко Брок готовит рагу кому-то другому и тратит заработанные нечестным путем деньги на цветы для чужой бабушки.
28 сентября 1939 года Польша капитулирует. Немецко-фашистские захватчики продолжают движение на запад. В октябре Крис собирает вещи и уезжает на фронт, в разоренную огнем Европу. Его прикрепляют к мотопехотному медицинскому батальону где-то в Англии. Он пишет часто и помногу. Иногда даже звонит. Брок не упускает случая пошутить над ужасным акцентом брата. Крис только фыркает, но дальнейший разговор продолжает без британского акцента.
========== 10. ==========
 10. 
Утром Себастиан опять слушал новости из-за океана, поглощая на завтрак оладьи. Он перестал вздрагивать при озвучивании числа погибших, примерно через три месяца, после того, как США объявили о своем нейтралитете. А теперь Нидерланды, Дания и Норвегия захвачены. Великобритания ведет бои на море и в воздухе. Америка снимает запрет на ввоз оружия. Франция оккупирована. А СССР подписал пакт о ненападении с фашистской Германией еще в августе 1939, который им не сильно помог.
Год войны позади. Брок выключает радио. Не обращая внимания на слабые протесты парнишки, сгребает в охапку и тащит в спальню, сгружает на кровать.
— Ты опять не спал ночью?
Черные круги под глазами не оставляют сомнения в ответе. Музыкант не спит уже несколько ночей. Война никак не выходит из головы, заставляет мучиться кошмарами. Слишком творческий человек. Слишком богатое воображение. Укрытый одеялом по самый нос, он не перестает бубнить и утверждать, что сон ему не нужен. Брок строго просит его заткнуться и сам ложится рядом, утыкается в книгу. Под боком ворочаются и ворчат, а потом прижимаются, обвивают руками и успокаиваются.
Брока вызывают на завод в выходной день срочным звонком. Ведущий инженер предприятия привык являться на рабочее место по первому требованию хоть в выходной, хоть ночью, хоть в Рождество. Он целует крепко спящего парнишку в макушку и уходит, прикрыв за собой дверь. Миссис Грин провожает его тревожным взглядом. Женское сердце чует неладное.
На улице дождь. Сентябрь на удивление мокрый и холодный в этом году. Больше всего на свете Брок боится попасть под сокращение. Он все еще участвует в уличных боях, где получает большую часть своего дохода, но лишиться законной работы совершенно не хочется. Дверь начальника открывается, и его приглашают войти.
— Здравствуйте, мистер Райт. Спасибо, что пришли так быстро.
Босс улыбается устало, видимо его тоже выдернули на работу в неурочный час. Человек в форме здоровается, протягивает руку. Парень послушно пожимает ее, кивая. Лейтенант, а суда по погонам это был именно он, отдает ему письмо. Знакомым мелким чуть кривым почерком на мятом конверте выведен адрес и его имя. В горле пересыхает.
 
— Он погиб четыре дня назад во время артналета. Мне жаль. Он просил передать вам лично в руки. Не успел отправить.
У лейтенанта лондонский акцент. Это неприятно режет уши. Последний раз, когда ему удалось поговорить по телефону с отправителем письма, этот самый акцент был темой для сотни едких шуточек. У Брока дрожат руки, когда он прячет в карман конверт. Открыть его в кабинете начальника просто не хватает мужества.
Он минует знакомую дверь, поднимается по лестнице, стучится тихо, будто боится, что услышат, действительно откроют. На пороге появляется женщина в коричневом платье, у нее волосы забраны наверх, румяные щеки и только глаза непривычно жесткие. Брок не стучал в эту дверь больше трех лет. Они виделись в магазине по соседству или когда сталкивались в подъезде, но никогда не разговаривали. Ниточкой, связывающей их все это время, был Кристофер.
Джулия видит письмо в руке младшего сына, тоже узнает почерк и сердце пропускает удар. Парень входит в отчий дом и чувствует, как там стало пусто. Холодно. Тоскливо. Это больше не его дом. Здесь ничего не осталось…
— Завтра привезут, — тихо говорит он, и женщина рядом содрогается от рыданий.
Брок обнимает мать. Она плачет, а у него глаза суше Сахары. Только дыхание из груди рвется хрипами. Они идут на кухню. Парень наливает воды и протягивает стакан матери. Письмо он так и не открыл. Впрочем, домой надолго тоже возвращаться не собирался.
Он отчаянно колотит в оранжевую деревянную дверь. Кажется, даже кричит что-то. Себастиан открывает почти сразу. Тут же ловит застывшего друга за рукав, тянет на себя, обнимает. Хлопает дверь. Брок цепляется за него, виснет на шее. Ноги ватные, совсем не держат. Себастиан опускается на пол по стене, придерживая, помогая осесть рядом. Брок дрожит, будто при лихорадке. Хрипит. Задыхается.По щекам катятся слезы.
— Крис! — воет Брок.
Себастиану почему-то вдруг становится жаль, что Крис никогда не услышит положительный ответ на вопрос «и вы уже… ну?». Никогда. Он крепче обнимает рыдающего в голос Райта. Словно объятия способны заглушить ту боль, что сейчас разрывает Брока изнутри. Гладит по голове. Молчит. Сам держится на честном слове и недюжинной силе воли. Нельзя расклеиваться.Он должен быть опорой. Сейчас время Брока быть слабым.
Кристофер был хорошим другом. Отличным братом. Прекрасным человеком. Он стал для него семьей, как и его брат. Их первая общая жертва принесенная этой войне. Когда перечисляют цифры, пусть даже с фамилиями, погибшие не имеют лица, теперь оно у всех одно.Брок протягивает мятый конверт.
— Это тебе. Лично в руки, — шепотом говорит музыкант.
— Прочти. Я сам не могу. Пожалуйста.
Спорить не хочется. Он принимает конверт. Бережно вынимает письмо. На мгновение замирает, рассматривая черно-белое фото улыбающегося Криса в новенькой, не видавшей боя, военной форме, а после начинает неторопливо читать.
«Привет, мелкий. Сижу в блиндаже. Воды мало, кровь после операций нечем смывать. Сейчас затишье. Немцы, черти, день и ночь обстреливают. Наши их сбивают, а они все лезут. Точно черти! Прямиком из ада лезут. Ведь прицельно бьют, по кресту. Твари. Через неделю меня отправят в Америку. Лондон — та еще зловонная яма. А их акцент. Ужас, да? Ко мне тоже привязался. Теперь сам не всегда понимаю, что говорю. Буду избавляться целую вечность, когда вернусь.
Послушай, что скажу, держись подальше отсюда. И мальчишку своего не пускай.Они не люди, не звери даже. Демоны! Взрослые без вас повоюют. Тем более США до сих пор не вступили в войну. Фронт не место для ваших…отношений. Если не хочешь под трибунал попасть, а там и до расстрела недалеко. Позаботься о семье. Маме скажи, что я ее люблю. Не пиши. Через неделю встретимся. До скорого. Крис».
Себастиан вытирает щеки, заканчивая чтение. Он возвращает помятый листок и фото в конверт. Он уверен, перечитывать это послание ему захочется очень нескоро.