Разрушенный (ЛП)

Большой лист голубой бумаги, разложенный на музыкальной стойке, привлекает мое внимание.
Я наклоняюсь ближе.
― Что это? ― я достаю телефон из кармана и включаю фонарик.
― Продолжай искать.
Я пролистываю первую страницу с основным наброском земли. В примечании внизу говорится о том, что архитектору необходимо включить в проект кинотеатр и шкаф с дополнительным местом для каблуков и туфель.
Следующая страница заставляет меня улыбнуться. Это эскиз экстерьера с патио, камином, подвесными светильниками, бассейном с горкой и ленивой рекой, а также макетом поля для мини-гольфа.
На последнем эскизе слезы заливают мои глаза. Я провожу пальцем по красочному рисунку самого крутого домика на дереве, перед которым висит табличка с надписью The Kingston Kiddos. (прим. пер. Мыши Кингстоны)
Я не могу скрыть счастливые слезы, которые текут по моему лицу, когда вспоминаю, как мы с Джаксом обсуждали, как будет выглядеть будущий дом. Он выслушал каждую идею и попросил кого-то нарисовать ее, чтобы она соответствовала нашему видению.
Я обхватываю Джакса руками и ногами, заставляя его остановить песню.
Его руки прижимают меня к себе.
― Я так понимаю, тебе нравятся планы?
― Нравятся? Я люблю их!
Я притягиваю его губы к своим, оставляя после себя обжигающий поцелуй. Мои пальцы ног впиваются в кроссовки, пока он целует меня до потери сознания, а его руки оставляют за собой дорожку тепла везде, где задерживаются.
Он указывает на массивное окно в другом конце комнаты.
― Домик на дереве может быть там. ― Он заставляет нас встать лицом к другому окну, выходящему на огромный лес. ― А бассейн и костёр ― вон там, рядом с полем.
― Мы будем здесь жить? По-настоящему?
― Не только мы.
Я наклоняю к нему голову.
― О, правда.
― Ни один дом на дереве не может быть полным без детей. ― Он ухмыляется.
Я снова целую его. То, как светлеют его глаза при мысли о детях, наполняет мое сердце до краев. Я не сомневаюсь, что этот человек сделает все возможное, чтобы его дети почувствовали каждую унцию любви, которая в нем есть. Мне ли не знать, ведь я получала ее на протяжении многих месяцев.
Джакс прислонился своим лбом к моему.
― Я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что хочу держать тебя при себе. Но большая часть моего сердца хочет передать твою любовь детям, которые в ней нуждаются. Нашим детям однажды. Это не обязательно должно произойти сейчас, но я хочу, чтобы ты знал о моих намерениях. Ты заслуживаешь всего этого, и я хочу быть тем, кто воплотит это в жизнь.
Волна обожания проносится сквозь меня.
― Я люблю тебя. Все до единой черточки в тебе.
― Отлично. Теперь о второй части сегодняшнего вечера.
Я поднимаю бровь.
― Есть еще?
― Конечно. Теперь, когда с романтикой покончено, я здесь, чтобы показать тебе вторую причину для пианино. ― Джакс оставляет мягкий поцелуй у уголка моих губ.
― Хм. Расскажи мне больше.
― Я мечтал трахнуть тебя на нем уже несколько месяцев. Теперь у меня есть шанс.
Я смеюсь в ночное небо.
― Ну, Джакс Кингстон, чего ты ждал?
― Тебя. Всегда тебя.
По моему телу разливается тепло, когда Джакс показывает мне, как сильно он меня любит. Наша история не будет легкой, но она реальна. Джакс был не единственным, кого нужно было спасать. Пока он боролся со своим будущим, я боролась со своим прошлым. Но вместе нам не нужно бороться в одиночку.
Мы сильнее, чем диагноз или страх.
Но самое главное ― мы сильнее вместе, чем порознь.
  
Бонусный эпилог
 
Елена
Три года спустя
― Как долго обычно длится кесарево сечение? ― я вытираю потные ладони о платье.
 
― Да хрен его знает. Может, нам стоит погуглить? ― Джакс покачивает коленом вверх-вниз. Зал ожидания немецкой больницы заполнен семьей Лиама, нашими друзьями и отцом Софи, который, как оказалось, является моим боссом.
― Около 45 минут. ― Лукас, похожий на Лиама старший брат, отвечает, прохаживаясь по небольшому помещению.
Джакс смотрит на часы.
― У нас еще тридцать минут.
Я вижу, что он волнуется, но не знаю почему.
― Хочешь прогуляться?
Джакс кивает. Мы оба выходим из комнаты ожидания и вместе идем по коридорам. Он молчит несколько минут, пока не замирает.
― Ты уверена, что не хочешь иметь собственных детей? ― спрашивает он.
Я делаю шаг назад.
― Почему ты спрашиваешь меня об этом?
― Потому что и Майя, и Софи уже забеременели, а ты никогда не поднимаешь эту тему. ― Он проводит трясущейся рукой по волосам.
― Я не думала об этом. ― Ложь. Я не могу перестать думать об этом в последнее время, особенно после вечеринки Софи.
― Будь честна со мной.
Я игнорирую его и продолжаю идти, не желая встречаться с ним взглядом.
Он ворчит.
― Не обращайся со мной так, будто я какой-то хрупкий фарфоровый сервиз. ― Его предположение не может быть дальше от истины.
Мы поворачиваем за следующий угол, и я снова останавливаюсь. Через стеклянную витрину видно несколько младенцев в маленьких пластиковых контейнерах, завернутых в голубые или розовые одеяльца.
Я прикладываю руку к стеклу и делаю глубокий вдох.
― Я знаю, что ты не хрупкий.
― Тогда что мешает тебе хотеть ребенка?
― Дело не в тебе. Дело во мне. ― Мои слова повисли между нами.
― Что ты имеешь в виду? ― он стоит рядом со мной и тоже смотрит на малышей.
Правда вырывается из меня прежде, чем я успеваю остановить себя.
― Я боюсь быть недостаточной для них.
Джакс обхватывает меня руками и прижимает мою голову к своему подбородку.
― Тебя всегда будет достаточно. Любой ребенок будет счастлив, если ты станешь его мамой.
― Я боюсь делать это сама. Я скучаю по родителям, и у меня нет никого из родных, кто мог бы мне помочь. И я боюсь, если что-то случится. Что, если я потеряю и их? ― мой голос трещит.
― Я не могу вернуть твоих родителей, но я могу поделиться с тобой своими. И я буду рядом, чтобы защитить тебя и любого ребенка, который у нас появится. Ты никогда не останешься одна, пока я жив. Я буду рядом с тобой, буду учить их произносить правильные британские ругательства и учить их тому, что их мама ― лучшее, что есть в этом мире.
Моя грудь сотрясается от смеха. Его руки сжимают меня еще раз, прежде чем отпустить. Мой взгляд возвращается к малышам в кроватках. Один ребенок выделяется на фоне других, на карточке написаны только его вес и рост. Он сосет свой маленький большой палец и смотрит на нас большими карими глазами.
― Как ты думаешь, почему у него нет имени?
― Бедный малыш был брошен в местной церкви. Никто еще не дал ему имя. ― Сзади нас раздается голос. Медсестра улыбается и везет по коридору тележку с детскими принадлежностями.
― У него нет родителей? ― я не могу оторвать глаз от ребенка, уютно устроившегося в своем одеяльце, его загорелое пухлое личико выглядит греховно мило.
― Насколько нам известно, нет. И я, честно говоря, сомневаюсь, что они их найдут. Судя по тому, в каком состоянии они нашли ребенка, его все равно лучше усыновить.
Брошенный. Одинокий. Лучше усыновить.
Как будто лампочка зажглась между мной и Джаксом.
― Ты думаешь о том же, о чем и я? ― шепчу я, обводя пальцем контур лица ребенка.
― Это наш гребаный ребенок, и мы не хотим, чтобы было по-другому.
Джакс кладет свою ладонь поверх моей, прижимая ее к стеклу. Наш ребенок смотрит на нас самыми милыми карими глазами, в которых так и хочется потеряться. Его появление на свет не отличалось любовью, но с Джаксом рядом со мной мы планируем любить этого ребенка всем сердцем.