Знамение. Трилогия (СИ)
Что теперь стало с нашей гордой и принципиальной подружкой? Я хорошо помню, какой модницей она была и как тщательно относилась к своему внешнему виду, для каждого рабочего дня подбирая уникальный ансамбль из сотни платьев и тысяч единиц аксессуаров, имеющихся в ее огромном гардеробе. Выжила ли она, заперевшись в своей квартире? Одинокая в нашем городе, без близких родственников, которые бы могли помочь ей в критической ситуации. Или она заразилась и примкнула к орде, и теперь «обращенная» рыщет по городу в поисках жертв, чтобы насытить животный неутолимый голод?
А что стало с парнем? И с его семьей? Я знал его супругу и трех детей, возрастом чуть младше наших. И как‑то гостил у них дома. В просторной светлой квартире, купленной в ипотеку и обставленной новой мебелью, заказанной из каталога Икеа. Его старшая дочь дружила с моей старшей. Маленькая, бойкая, говорливая и неугомонная кроха, сводившая с ума родителей своей бьющей через край энергией. Наши дочери часами могли носиться по двору, увлеченные детскими играми, вовлекая в забаву целую толпу других детей. А его супруга – худая, бледная, всегда выглядевшая чуть уставшей девушка, не отрывающая голову от Инстаграма? Что стало со всеми ними?
Неоднозначным было впечатление, которое произвела на меня знакомая фигура коллеги в окне. Будто он давно заметил меня и следил за нашими перемещениями. Но в тот момент, когда и я заметил его, то он уже отвел глаза от нас и смотрел тогда в сторону, словно задумавшись о своем.
Мне захотелось было вернуться назад, снова отыскать коллегу в окне и попытаться поговорить с ним, выяснив как он смог пережить катастрофу и в порядке ли его семья. Но после я решил, что это было бы неразумно, так как каждая лишняя минута, которую мы проводили на открытом пространстве, увеличивала для нас степень риска быть обнаруженными.
Так что не рассказав супруге о странной встрече и пообещав себе подумать о новом обстоятельстве позже, я спустил рюкзак со спины и младшую дочь с плеч, и принялся осматривать стеклянную дверь магазина, сквозь которую виднелись очертания помещения торгового зала.
– А вдруг там…, внутри кто‑то есть? – прошептала супруга и вплотную приблизила лицо к стеклу, пытаясь лучше рассмотреть обстановку в магазине.
– Мы никогда не узнаем точно, пока не зайдем внутрь, – ответил ей я, схватившись рукой за ручку двери, дернув ее на себя и обнаружив, что дверь была закрыта, чему, впрочем, я совершенно не удивился.
– Что теперь? – жена тронула меня за руку и вскинула брови, не обращая внимание на младшую дочь, которая терлась об ее ногу, просясь матери на руки.
– Буду ломать стекло.
– А если услышат…?
– У тебя есть другие предложения? – раздраженно прошипел в ответ я, чувствуя, что наше промедление становится все более опасным, а супруга совершенно не помогает и лишь задает нелепые вопросы, мешающие мне действовать.
– Хотя бы включи фонарь! – она кивнула головой в сторону темнеющего за дверью помещения и я признал, что ее совет был дельным.
Неожиданно яркий после долгого нахождения во мраке луч фонаря послушно вырвался из круглого сопла и выхватил из черноты хорошо мне знакомые фрагменты обстановки магазина. Слева показалась кассовая стойка, заваленная мелкими сладостями, жвачками, зажигалками и другим мелким товаром, что всегда раздражало меня тем, что этот хлам занимал почти все пространство столь нужное для укладки покупок в сумки. За кассой на стене виднелись ряды с разноцветными пачками сигарет и новомодными устройствами нагрева табака, от вида которых мне захотелось курить и, будто по велению рефлекса собаки Павлова, во рту собралась слюна, которую я с трудом сглотнул по пересохшему горлу. Напротив виднелась стойка с пачками и бутылями с чаем и кофе. А справа – стеллаж с игрушками и сладостями.
Похоже, что ничего не изменилось в магазине с того дня, когда я в последний раз покупал для семьи продукты. Товар был аккуратно разложен на полках. Не видно было следов запустения или борьбы. И если на секунду забыть о том хаосе, в котором погряз окружающий мир, то могло показаться, что стоит дождаться утра, как появятся продавщицы, включат в зале свет и начнут очередной трудовой день.
Однако стоило мне скользнуть лучом фонаря по полу, так в проходе, который вел вправо в сторону невидимой с моей точки обзора основной части торгового зала, я заметил валяющуюся стеклянную банку. Она лежала на боку расколотая пополам, и ее содержимое, вроде похожее на маринованные огурцы, разлилось широкой мокрой лужей.
«Рано радовался…», ‑ с горечью сказал я сам себе, осознавая, что та разбитая банка, лежащая на полу, означает, что нам нельзя терять бдительности и что в магазине может быть опасно.
Как я не старался высветить чуть больше в пространстве торгового зала, обустроенная в форме лабиринта форма помещения не позволяла мне этого сделать. И убедившись, что другого выхода у меня не оставалось, я решился, не взирая на возможно скрывающуюся внутри магазина опасность, выломать стеклянную вставку в двери и через образовавшийся проем забраться внутрь.
Я много раз видел, как ломают стекла в кино. Сильные и волевые мужики – герои боевиков одним четким ударом локтя выбивали преграду, и под восхищенный взор очаровательной спутницы, без какого‑либо затруднения оказывались в нужном месте.
– Что ты делаешь? Ты же порежешься! Сначала нога, теперь, вот, решил и руку повредить! Подожди… – недовольно заверещала супруга, не признавая во мне героя боевика, увидев как я опрометчиво подставляю локоть к поверхности стекла. Она наклонилась к рюкзаку и принялась копаться в нем, а после вытащила наружу плотный шерстяной свитер, – оберни им руку…, ‑ протянула она его мне.
– Спасибо, – пристыженно буркнул в ответ я, понимая, что зря жаловался про себя на нерасторопность супруги и насколько нелепо выглядел я в ее глазах, собираясь ломать стекло почти голыми руками.
Накрутив толстую ткань вокруг правой руки, начиная от кисти и до плеча, я удобно пристроился к двери, замахнулся и ударил локтем в стекло, ожидая, что оно тут же рассыпется. Однако в ответ раздался лишь глухой стук, а стекло оставалось невредимым. Я долбанул еще пару раз, до боли в локте, несмотря на защитный слой ткани, обернутой вокруг руки. Но преграда опять не поддалась, будто оно было сделано не из хрупкого стекла, а из твердого металла.
Я продолжал стучать, в промежутках между попытками пугливо озираясь по сторонам и всматриваясь в темноту торгового зала, каждую секунду ожидая, что звук моих неумелых ударов привлечет внимание и на нас вот‑вот нападут. Но удача все же не оставляла нас, неким чудесным образом прощая нам ошибки и раз за разом позволяя выскакивать невредимыми из очередной ловушки или затруднительной ситуации.
Однако несмотря на мои отчаянные усилия, стекло все же оставалось целым.
– Оно, наверное, армированное…, ‑ тяжело дыша пожаловался я жене, которая стояла рядом, скомкав лоб озабоченными складками, вскинув «домиком» брови и по‑детски зажав кулаки, будто от этого мои усилия оказались бы более эффективными.
И тут я услышал, как позади нас, вдалеке, со стороны нашего подъезда, в прохладной тишине, к которой мы успели привыкнуть, раздался скрипучий вопль.
«Так‑таак‑таак‑таак‑та‑а‑а‑а‑а‑к…», ‑ прокатилось эхом по колодцу двора между домами.
Взглянув назад, на темнеющий массив здания, я ощутил как от страха немеют кончики пальцев на моих ногах.
«Так‑так‑так‑так‑таак‑таак‑таак‑та‑а‑а‑а‑а‑к…», ‑ раздалось снова, еще громче и протяжнее, снова всполошив оркестр из тревожных барабанов у меня в ушах.
– Ломай ногой! – взволнованно прохрипела супруга и я немедленно принялся выполнять ее приказ.
Скинув с руки ненужный мне более свитер, я поднял правую ногу в тяжелом ботинке, перенеся вес тела на левую сторону, спровоцировав вспышку боли в опухшем колене, повернул подошву обуви напротив нужного фрагмента двери и резко ударил вперед. Однако стекло лишь снова издало глухой стук и не поддалось.