Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]
— Федя твой, по-пьяному, похвастался, как ты за бутылку бальзама и трояк у бабки эти часы выцыганила. Она, наверное, еще до сих пор ждет обещанное тобой мумие.
— Да, ну и что, тебе завидно?
— Катилась бы ты отсюда.
— Сам катись.
К Лидке подошел мужичок в сером стеганом пальто. Он взял ее под ручку и отвел в сторону.
— Сколько хочешь за вазочку?
— Не знаю, я для себя хотела оставить.
— Это я уже слышал. Пятьсот рублей устроит?
— Ты что! Вот, у Сашки, примерно такая была, так он по десятке хотел.
— Саша отдал мне ее по три с половиной за грамм.
— Врешь ты все. Он говорил, что отдал по семь рублей.
Перекупщик вытянул руку и на калькуляторе, вмонтированном в электронные часы, что-то быстро подсчитал.
— Посмотри. Четыреста пятьдесят грамм на три пятьдесят, получается тысяча пятьсот семьдесят пять. Все равно сейчас ты никому дороже не отдашь.
— Почему не отдам? Отдам… Да и граммов здесь больше.
— Может, и меньше.
— Я пойду, взвешу.
— Хорошо, но после этого я смогу дать только полторы.
— Никуда не денешься — я меньше чем по семь не отдам, — сказала Лидка и, крутя облаченным в красные штаны задом, ушла взвешивать свою добычу.
Мужичок улыбнулся ей вслед и подошел к молодому человеку.
— Чего ты на нее так взъелся? Не дала?
— Наоборот, это я не взял. Гнусная баба. Как ты думаешь, сколько ей лет?
— Никогда не задавал себе таких вопросов. Если мне женщина нравится, причем здесь года?
— И Лидка нравится?
— Боится продешевить.
— Советую тебе с ней не связываться, а то она до конца жизни будет ходить и всем говорить, что ты ее наколол. Купил за полторы, а продал за две штуки.
— Она сама купила за восемь рублей, а хочет продать за две с половиной.
— Так ты знаешь, сколько ей лет?
— Ты уже спрашивал.
— За пятьдесят, и большую половину своей сознательной жизни она скупает у шоферюг ворованную с мясокомбината вырезку и перепродает. Ты у нее дома был? Не был. У нее вся комната завешена иконами. Она сама хвастается, что покупала их по рублю, а продает по несколько тысяч. Понял?
— Ну и что? Тебе завидно?
— Да ну тебя… Эй, постойте! — юркий молодой человек бросился наперерез мужчине, несущему что-то завернутое в тряпку. — Покажите, пожалуйста. Может, я сразу куплю, не надо будет ставить на комис и терять семь процентов.
— С вами свяжешься, потеряешь намного больше, — бросил через плечо мужчина и локтем открыл дверь.
— Ты уже здесь? Наблюдаешь за жизнью местных перекупщиков?
— Арестовать бы их всех, — повернулся к Альберту Николаев.
— Если и задержишь кого-нибудь из них, что толку? Обычно, у тех, кто здесь стоит и торгуется, от силы трояк в кошельке, да и тот мелочью, а где-то рядом сидит в машине или кафе напарник с деньгами. Мало ли что я спрашивал и деньги предлагал, скажет, шутил. Вот так-то. У нас работенка почище, чем у вас, попробуй их взять с поличным. Даже если всех переловишь и пересажаешь, завтра здесь новые будут.
Сергей и Альберт вошли в магазин. Навстречу им попалась та самая оценщица мебели, что вчера принимала у старика мебель. Увидев следователя БХСС, она жеманно улыбнулась ему:
— Здравствуйте, Альберт Артурович, зачастили вы к нам.
— Служба, Галина Феоктистовна, служба. Директор у себя?
— Где ему, бедному, быть. Все работает и работает. В этом году и в отпуске даже не был.
Следователь БХСС постучал в дверь с табличкой «Заведующий» и вошел в кабинет.
— Здравствуйте, Альберт Артурович, — широко раскинув руки, встал навстречу представителям милиции пожилой мужчина. — Что за дело привело вас к нам? Провинились в чем или опять кто-нибудь жалобу накатал?
— Нет, пока все тихо. Мы хотели бы посмотреть кой-какие квитанции, если вы разрешите, конечно.
— О чем речь, но, если не ошибаюсь, ваш коллега уже смотрел у нас квитанции, правда, он говорил, что из уголовного розыска, а не из БХСС.
— Да, так и есть. Меня попросили немного помочь, а то они совсем запутались в этих бумагах.
— Что-нибудь не так? — насторожился директор.
— Я же сказал, по нашей линии пока ничего нет. Они ищут ворованные каминные часы.
— Слава Богу, — тяжело вздохнул директор, — а то я думал, опять на нас жалоба. Вы посмотрите, кто у меня сидит приемщиками — молодежь.
— Ну, не скажите, — улыбнулся Альберт, — не такая уж это молодежь.
— А что они видели, что они знают? Отсюда случаются и ошибки, то завысят цену, то перестрахуются. Ну, оставят они иногда для постоянного клиента какую-нибудь безделушку, которую тот давно ищет. Не выгонять же их за эти три рубля или шоколадку на улицу, да и кто пойдет на такие оклады? Продавщицы, к примеру, девочки молодые, одеться-обуться модно хочется. Сами понимаете, дрянное пальтишко на четыре-пять сотен тянет, сапожки — двести. От этих цен дурно становится. Жить-то как-то и молодежи надо, у них, — заведующий похлопал себя по животу, — наших жировых запасов еще нет…
— Это, точно.
— Я видел, как вы неодобрительно изучали этих негодяев — это позорное пятно на груди нашего магазина — перекупщиков.
— Да, не очень приглядно…
— Я тут для вас, — директор протянул Альберту листок, на всякий случай списочек подготовил и всех их, поименно, сюда вставил. Здесь и фамилии их, и адреса, и даже номера паспортов. Сами понимаете, они сюда тоже сдают. Вот молодежь, оценщики и продавцы, значит, самостоятельно переписала их всех и принесли мне…
— Ну вот, — сказал Альберт, когда они вышли из антиквариата, — теперь тебе осталось вызвать всех стоявших в очереди людей и выяснить, кто же сдавал ворованную лампу. Да, кстати, ты можешь зайти завтра после обеда ко мне, я буду беседовать с одним из здешних перекупщиков. Познакомишься с этим типом людей. Попадаются довольно интересные экземпляры. Можешь подготовить для него парочку вопросов.
— Ладно, зайду. — Николаев взглянул на часы. — О, уже половина шестого. Я обещал сегодня пораньше позвонить Ольге.
В половине седьмого Николаев встретился на своем обычном месте, возле Академии художеств, с Ольгой. Высокая, красивая, она как всегда была неотразима в своей коротенькой курточке и обтягивающих ее стройные ноги джинсах.
— Что ты сегодня такой грустный? — спросила девушка.
— С чего веселиться? Дело такое досталось, голову впору сломать.
— Если бы ты знал три закона Чизхолма, то всегда был готов к неприятностям и ничего не ломал.
— Что за законы?
— Слушай первый: Все, что может испортиться, — портится. Следствие из него: Все, что не может испортиться, портится тоже. Закон второй: Когда дела идут хорошо, что-то должно испортиться в самом ближайшем будущем. Следствие первое: Когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже. Следствие второе: Если вам кажется, что ситуация улучшается, значит, вы чего-то не заметили. Закон третий: Любую цель люди понимают иначе, чем человек ее указавший. Следствие первое: Если ясность вашего объяснения исключает ложное толкование, все равно кто-то поймет вас неправильно, то есть превратно. Следствие второе: Если вы уверены, что ваш поступок встретит всеобщее одобрение, кому-то он обязательно не понравится… Они смешные, но я им в кое-чем доверяю.
— Нечто подобное я уже где-то слышал, правда, под другой фамилией.
— Ну вот; вечно ему не угодишь. Фамилия ему не понравилась.
Сергей с Ольгой еще на прошлой неделе договорились, что сходят сегодня на «Плюмбума». Они сели в трамвай и протолкались к передней двери.
Зажегся красный огонек светофора, и трамвай остановился у перекрестка. Женщина с авоськами, не обращая на запрещающий свет и сигналящие автомобили, перебежала дорогу.
— Вот так всегда бывает, вначале мы теряем часы на стояние в очередях, а затем пытаемся наверстать секунды у светофоров, — сказала Ольга. — Это здесь, ты говорил, такси сбило человека? — спросила Ольга.
— Да, — кивнул Николаев, не сводя глаз со стоящего на перекрестке старичка. Зажегся желтый, затем зеленый свет, и трамвай тронулся с места. Дедуля посмотрел зачем-то на трамвай, затем направо и, постукивая тросточкой, пошел через дорогу.