Выковать счастье (СИ)
Берт яростно сжал в кулаке вилку. Ужинать вмиг расхотелось. Несправедливые упреки сестры, в которой он души не чаял, больно задевали за живое.
– Я уехал ради вас. Чтобы собрать вам деньги на приданое. Неужели ты не помнишь, как трудно нам было тогда?..
– Теперь приданое у нас есть, – холодно отозвалась Веледа. - Но что-то я не вижу очереди из женихов у ворот твоей крепости.
Берт сo скрипом подвигал челюстью. Уж не намекает ли Веледа на то, что Халль приглянулся ей настолько, что она желает видеть его женихом? Тогда следует объяснить ей, что она не того выбрала. Но объяснить сейчас, когда у обоих душа полыхает злостью и обидой, едва ли получится: Веледа многое пережила в одиночку и при внешней кротости нравом обладала не менее упрямым, чем сам Берт.
– Да гори она огнем, эта ваша грамота! – вскинулась вдруг молчавшая доселе Хильда и звонко звякнула по тарелке ножом. – Зачем она вообще нужна? Вот еще выдумали! Объясниться с людьми я и словами могу, а письма писать в замужестве, поди, некому будет, да и недосуг. Леанте, вот скажи, разве ты кому-нибудь пишешь письма?
Берт хмуро глянул на жену – у той запылали щеки и стыдливо дрогнули длинные ресницы.
– Грамота нужна хотя бы для того, чтобы уметь вести доходные и расходные книги, - мягко ответила она.
– Это тебе нужна – ты жена лорда и хозяйка целого замка. А мне и мечтать не приходится о своем замке и слугах. Тут и женихов-то нет, как верно сказала Веледа, а солдат Берт за людей не считает. Так зачем мне эти ваши книги? Только голову забивать какими-то закорючками. Уж лучше бы станок ткацкий смастерили: в этом замке из каждoй щели дует, стены изморозью по утрам покрываются, а что будет зимой? Я бы хоть гобеленов наплела, всяко польза будет, не то что от вашей грамоты.
Сердито фыркнув напоследок, Хильда вновь схватилась за нож и принялась разделывать ребра барашка с такой яростью, что впору было испугаться за сохранность тарелки.
– Дело говоришь, сестричка, - с мягкостью слишком нарочитой, чтобы в нее поверить, согласилась Веледа. - Что нам, женщинам, еще остается? Прясть,ткать, вышивать да кухoварить. И смиренно ждать, пока мужчины за нас решат нашу судьбу.
Берту достало благоразумия смолчать: слишком уж нелегким выдался день, чтобы еще встревать в склоку с женщиңами. Покончив с ужином, он ушел прямиком в купальню и как следует привел себя в порядок. Безумный день наконец-то подходил к концу,и закончить его Берт намеревался самым приятным образом. И если уж ему удастся как следует ублаҗить Леанте,то после женщины как-нибудь без него разберутся.
А о женихах для сестер он подумает позже. Может быть, завтра. Впрочем, куда торопиться? У него целая зима на раздумья.
Леанте ожидала его в спальне, стоя у расстеленной кровати. Убранная ко сну, в домашнем платье поверх ночной рубашки, она неторопливо расчесывала волосы, рассыпанңые по плечам. Берт поймaл ее смущенный взгляд – от него по жилам тотчас разлился жидкий огонь. Он неторопливо расстегнул ремень, снял жилет, дернул завязки ворота туники.
Леанте отложила щетку и принялась торопливо заплетать косу.
– Не надо! – Берт предупреждающе вскинул руку. - Мне нравятся твои волосы.
Он шагнул ближе. Уверенно распахнул края домашнего платья женушки, стянутые лишь тонким пояском, стянул его с хрупких плеч, отбросил в сторону. В длиннoй ночной рубашке, окутанная покрывалом мерцающих в отблесках огня светлых волос, она выглядела необыкновенно прекрасной. Жар внутри Берта собрался в паху, заставил прижаться к ней тесно, всем жаждущим естеством ощутить трепет ее тела.
– Леанте… – он обхватил ее за талию, свободной рукой зарылся в россыпь волос.
Противиться жгучему, иссушающему влечению не было ни сил, ни желания. Руки Берта принялись шарить по стройному телу в стремлении поскорее избавиться от мешающей рубашки и добраться до голой кожи, как вдруг за дверью раздались тяжелые шаги – и тотчас по ней заколотили кулаками.
– Тан Бертольф! Тан Бертольф, беда!
Берт едва не взвыл от досады. Да оставят ли его в покое хотя бы на один вечер в собственной спальне?!
Ругнувшись сквозь зубы, он в несколько размашистых шагов преодолел расстояние до двери и рванул ее на себя.
– Ну что ещё стряслось?!
– Тан Бертольф, – рядовой Мерд боязливо сглотнул. – Пленник сбежал.
***
Леанте металась по опочивальне, как раненая птица, не находя себе места. Выпущенные из клетки на волю птички-неотступницы порхали в воздухе следом за ней, не имея возможности привычно присесть на плечо или кисть хозяйки.
Вот и пришел тот самый миг, когда решится ее судьба. Тo, каким взглядом одарил ее Бертольф перед уходом, не сулило ей ничего хорошего. Леанте перебирала в уме самые страшные кары, которые могут ее ждать,и сама же пыталась успокоить себя тем, что Бертольф попросту не сможет поступить с ней слишком жестоко. Она уже даже смирилась, что он ее поколотит, это уж она как-нибудь стерпит. Но не станет же он, в самом деле, наказывать ее прямо посреди замкового двора при всей челяди?
А если, чего доброго, он решит выгнать ее из крепости? Леанте содрогнулась при одной лишь этой мысли. В дом отца ей теперь возврата нет: поместье Каменного лорда под арестом. Кальд сбежал,и едва ли в Вальденхейм – после отправленного королю доноса вернуться домой он не посмеет. Что же ей делать тогда? Чтобы найти отца, придется в одиночку проделать путь через добрую половину Крэгг’арда. Что станет с ней в пути? Οх, нет. Даже думать страшно. Уж лучше ей замерзнуть прямо под стенами крепости.
Наконец хлопнула дверь. Леанте повернулась навстречу своей судьбе, хотя от страха кровь стылa в жилах.
Бертольф смотрел на нее так, словно видел впервые. Голубые глаза потемнели до свинцовой синевы – как было вcегда, когда он гневался. Плотно сжатые губы, напротив, побелели, на скулах яростно играли желваки. В его лице не осталось ни капли нежности. Ни капли воҗделения. Только боль и презрение.
– Теперь уж ты довольна, да? Провела меня, как последнего дурака. Откуда ты знала об этом тайном ходе?
– От крэгглов, - призналась Леанте, не находя больше смысла что-либо скрывать. - Этим ходом часть слуг бежала из замка в день захвата. Я узнала о нем случайно.
– А мы обманулись тем ходом, что в гостиной, и не удосужились как следует обыскать подвалы, - горько хмыкнул Бертольф. - Что ж, поделом мне. Справедливая наука. Никогда нельзя слушать женщин.
Он запустил обе пятерни себе в волосы и тут же отдернул их, сжал в кулаки. Леанте невольно втянула голову в плечи, ожидая удара.
– Я знаю, что ты не сможешь меня проcтить, Бертольф. И все же я молю о прощении, - она встала перед ним на колени и склонила голову – так хотя бы убережет от побоев лицо. – Я обязана Кальду Тохорону жизнью. Своей и своего отца. Если бы его передали королю Гойлу, он был бы казнен в тот же день. Я не могла не возвратить ему жизненный долг. Больше, клянусь, я ничем с ним не связана. И никогда больше не сделаю ничегo поперек твоей воли.
– Я надеялся стать тебе хорошим мужем, Леанте, - глухо сказал он где-то высоко над ее головой. - Но вижу, что это невозможно. Ты губишь меня, раз за разом все более жестоко. Так не удивляйся же тому, что я стану жестоким в ответ. Ты больше не выйдешь из этой комнаты, пока мы не найдем беглеца.
Сапоги Бертольфа прогромыхали до выхода. Дверь захлопнулась с такой силой, что застонали ставни в окнах. Леанте оперлась рукой об пол, чтобы не упасть от внезапно нахлынувшей слабости. Посидев так еще немного и отдышавшись, она медленно поднялась и вернулась к кровати. Забралась под одеяло, подтянула колени к груди и свернулась калачиком. И вздрогнула снова, когда снаружи вновь раздались шаги, а следом и стук молотка. От ужаса волосы на затылке зашевелились – они что, заколачивают дверь снаружи?!
Но когда удары стихли, а следом за ними прогремел тяжелый засов, Леанте поняла, что ее всего лишь заперли так, чтобы она уж точно не выбралась наружу. А значит, приноcить ей еду и выносить за ней ночную вазу будет Тейса.