Владимир Высоцкий

И чуть потолковали у стены —
Так у него был полон рот кровищи,
И интегралов — полные штаны.
С такими далеко ли до беды —
Ведь из-за них мы с вами чахнем в смоге!
Отдайте мне ослабшие бразды —
Я натяну, не будь я Гогер-Могер!
И он нам будет нужен — придушенный очкарик:
Такое нам сварганит! — врагам наступит крах.
Пинг-понг один придумал — хрупкий шарик, —
Орешек крепкий в опытных руках!
Искореним любые искривленья
Путем повальной чистки и мытья, —
А перевоспитанье-исправленья —
Без наших ловких рук — галиматья!
Я так решил — он мой, текущий век,
Хоть режьте меня, ешьте и вяжите, —
Я — Гогер-Могер, вольный человек, —
И вы меня, ребята, поддержите!
Не надо нам прироста — нам нужно уменьшенье:
Нам перенаселенье — как гиря на горбе, —
Все это зло идет от женя-шеня —
Ядреный корень, знаю по себе.
Свезем на свалки — груды лишних знаний,
Метлой — по деревням и городам!
За тридцать штук серебряных юаней, будь я
проклят,
Я Ньютона с Конфуцием продам!
Я тоже не вахлак, не дурачок —
Цитаты знаю я от всех напастей, —
Могу устроить вам такой «скачок»! —
Как только доберусь до высшей власти.
И я устрою вам такой скачок! —
Когда я доберусь до высшей власти.
 
<Между 1974 и 1978>
 
  
Памятник 
 
 
 
 
Я при жизни был рослым и стройным, 
 
Не боялся ни слова, ни пули 
 
И в привычные рамки не лез, — 
 
Но с тех пор, как считаюсь покойным, 
 
Охромили меня и согнули, 
 
К пьедесталу прибив ахиллес. 
 
 
 
Не стряхнуть мне гранитного мяса 
 
И не вытащить из постамента 
 
Ахиллесову эту пяту, 
 
И железные ребра каркаса 
 
Мертво схвачены слоем цемента, — 
 
Только судороги по хребту. 
 
 
 
Я хвалился косою саженью — 
 
Нате смерьте! — 
 
Я не знал, что подвергнусь суженью 
 
После смерти, — 
 
Но в обычные рамки я всажен — 
 
На спор вбили, 
 
А косую неровную сажень — 
 
Распрямили. 
 
 
 
И с меня, когда взял я да умер. 
 
Живо маску посмертную сняли 
 
Расторопные члены семьи, — 
 
И не знаю, кто их надоумил, — 
 
Только с гипса вчистую стесали 
 
Азиатские скулы мои. 
 
 
 
Мне такое не мнилось, не снилось, 
 
И считал я, что мне не грозило 
 
Оказаться всех мертвых мертвей, — 
 
Но поверхность на слепке лоснилась, 
 
И могильною скукой сквозило 
 
Из беззубой улыбки моей. 
 
 
 
Я при жизни не клал тем, кто хищный, 
 
В пасти палец. 
 
Подходившие с меркой обычной — 
 
Отступались, — 
 
Но по снятии маски посмертной— 
 
Тут же в ванной  — 
 
Гробовщик подошел ко мне с меркой 
 
Деревянной… 
 
 
 
А потом, по прошествии года, — 
 
Как венец моего исправленья — 
 
Крепко сбитый литой монумент 
 
При огромном скопленье народа 
 
Открывали под бодрое пенье, — 
 
Под мое — с намагниченных лент. 
 
 
 
Тишина надо мной раскололась — 
 
Из динамиков хлынули звуки, 
 
С крыш, ударил направленный свет, — 
 
Мой отчаяньем сорванный голос 
 
Современные средства науки 
 
Превратили в приятный фальцет. 
 
 
 
Я немел, в покрывало упрятан, — 
 
Все там будем! — 
 
Я орал в то же время кастратом 
 
В уши людям. 
 
Саван сдернули — как я обужен, — 
 
Нате смерьте! — 
 
Неужели такой я вам нужен 
 
После смерти?! 
 
 
 
Командора шаги злы и гулки. 
 
Я решил: как во времени оном — 
 
Не пройтись ли, по плитам звеня? — 
 
И шарахнулись толпы в проулки, 
 
Когда вырвал я ногу со стоном 
 
И осыпались камни с меня. 
 
 
 
Накренился я — гол, безобразен, — 
 
Но и падая — вылез из кожи. 
 
Дотянулся железной клюкой, — 
 
И, когда иже грохнулся наземь, 
 
Из разодранных рупоров все же 
 
Прохрипел я похоже: «Живой!» 
 
 
 
1973
 
  
ИЛЛЮСТРАЦИИ
  
Володя Высоцкий — ученик 186-й московской школы. Вторая половина 40-х годов.
Семен Владимирович Высоцкий, отец Владимира Высоцкого.
С мамой Ниной Максимовной.